Тень Империи: Забытая Академия

Только вот лицо у него было больно знакомое. Я бы даже сказал, изображение его физиономии было в каждой школе! Этого я никак не мог ожидать.

— Я рад приветствовать вас, мои дорогие студенты, в стенах своей академии.

Голос директора был очень громким. Он растягивал все гласные буквы, словно пел, а не говорил:

— Меня зовут Лев Николаевич Толстой.

Вот тут я охренел окончательно. Венера, чувствуя каким-то образом моё состояние, позволила себе лёгкий смешок. В тот же миг внимание директора обратилось на неё.

— Я сказал что-то смешное, Зуева?

— Н… нет, господин директор.

Кивнув, Толстой продолжил:

— В этом году к нам присоединились трое очень любопытных студентов.

После его слов круг первокурсников и остальных присутствующих повернулся к нашей троице:

— Я рад сообщить, что мы нашли пропавших Наследниц рода Марковых. А также нашли бастарда рода Бурдиных.

Явно понимая, что Марковы — это Света и Мария, я задумался о другом: а за того ли они меня принимают?

Будучи уверенным, что эта фамилия относится ко мне, призадумался насчет неизвестного мне рода. Чем они славились?

Директор смотрел прямо на меня и улыбался, словно я должен был радоваться такой новости. Но сколько бы ни перебирал в памяти своих знакомых, такая фамилия не всплывала. Это явно не «моё», и никакого отношения ко мне не имеет. Всем вокруг просто показалось.

Устремленные на нас взгляды вызывали лёгкое раздражение. Не то чтобы я не привык к большому вниманию, но, не понимая и малой части речи директора, было как-то не по себе.

— Директор не может ошибаться. Он проверил наши догадки, — прошептала Венера. — Это объясняет, почему ты с такой легкостью сломал печать второкурснику там, в мире обычных людей.

— Я не Бурдин, а Тихонов!

Директор тем временем продолжил:

— Последний из рода Бурдиных считался мертвым. Но кто бы мог подумать, что Евгений Михайлович имел ещё одного сына?! Я рад приветствовать вас, Максим Евгеньевич, в стенах моего учебного заведения!

После его слов в комнате воцарилась напряженная тишина.

«Ты, Максим, — раздался голос Зуевой в голове, — не представляешь, что будет дальше. Узнав о настоящем наследнике, род, который управлял остатками от твоей семьи, начнёт на тебя охоту».

Повернувшись к Венере, я затаил дыхание, ожидая, что она продолжит. Но Зуева молчала.

Аплодисменты, которые начались со стороны Орианы, нарушили тишину. Она начала аплодировать так быстро, что её руки были почти размытыми, а широкая улыбка на лице выглядела маниакальной.

Ориана продолжала хлопать, словно от этого зависела ее жизнь. Звук её ладоней, сталкивающихся друг с другом, казался неестественно громким в этой комнате, где еще минуту назад царила такая напряженная, почти осязаемая тишина. Ее глаза горели каким-то безумным огнем, приковывая к себе внимание всех присутствующих. Никто не понимал, что происходит.

Вскоре к Ориане присоединился еще один человек, затем еще один. Аплодисменты начали нарастать, заполняя собой все пространство. Но даже в этом нарастающем шуме маниакальный ритм, заданный Орианой, оставался доминирующим, странным и пугающим. Люди оглядывались друг на друга, ища объяснения, но находили лишь отражение собственного замешательства.

— Какого черта?

Голос Виталика зазвучал из-за моей спины:

— Ориана Островская, бывший ковен Бурдиных. Её семье принадлежат компании твоего покойного отца, как и остальное имущество. Она не даст тебе жизни.

Обернувшись, я посмотрел в глаза этому юнцу. Понимая по глазам, что он не врёт, посмотрел на Венеру. Но та лишь сжала губы, глядя перед собой.

— Он говорит правду?

Ответом был короткий кивок.

Глава 4

— Ты, Максим, — директор сделал несколько шагов в мою сторону, — наследник Бурдиных.

Начало поступления мне не понравилось. Несомненно, когда я принимал приглашение, чтобы узнать хоть что-то о себе, я и подумать не мог, что это превратится в невесть что:

— Это не моя фамилия.

— Чтобы скрыть тебя, тебе дали подменную фамилию, верно. Но ошибки быть не может! Я вижу знакомые мне искры в твоих глазах! Я лично знал Евгения Михайловича, и ни с чем не перепутаю проявление силы его сына! Хоть и внебрачного. И я всегда знал о твоём существовании!

— Моими родителями были Евгений Александрович Тихонов и Маргарита…

Директор посмотрел на меня так, словно я его раздражал. Но он не стал продолжать прилюдный спор. Подойдя ко мне, опустил руку на плечо и кивком указал по направлению к стене. Когда мы прошли через толпу студентов, он заговорил, но перед этим драматически вздохнул:

— Как бы ты ни противился своему родству с великим магом, ты все равно Бурдин. Последний в своём роду и законный обладатель всех средств и земель своего отца.

Глядя в зеленые глаза директора, попытался увидеть в них искорку лжи. Но старик не врал. А я в этом прекрасно разбирался. Меня невозможно было обмануть, ибо та самая «искра» выдавала собеседника. Если она начинала тускнеть — мне врали. Если светилась равномерно, говорил правду.

Задумавшись о своей семье и о том, что я знаю о ней, принял решение: поверить. Точнее, я дал шанс рассказать хоть что-то о ней.

Если смотреть на всё более-менее трезво, то я толком-то ничего про своё детство не помнил. И именно Владимир своими словами про моих родителей помог мне принять решение прийти сюда. Да и как помог? Устроил невесть что в моем доме, говоря о силе и способностях? Смешно.

— А кем была моя мама?

Пожав плечами, Лев Николаевич ухмыльнулся:

— Никто не знает. Но когда ты выберешь фракцию стихии, получишь силу и станешь на ранг выше, твоё нутро нам всем это покажет.

— Что вы имеете в виду?

Лев Николаевич, посмотрев на меня с какой-то грустью в лице, молча указал на двери. Мол, пойдем, переговорим. Отказываться от приглашения не стал.

Но перед тем, как покинуть Дом Камня, он отыскал взглядом Зуеву-старшую и велел ей присмотреть за студентами, пока мы, так сказать, пройдемся.

Выходя из величественных дверей «Дома», меня не покидало чувство, что мою спину буквально буравили взглядом. Директор, ведя меня за здание, не говорил. Словно ждал чего-то. А вот у меня был очень интересный вопрос: почему он не умер? Я не помню, в каком году Толстого не стало, но то, что передо мной тот самый писатель — сомнений не было.