Тень мачехи. Том 2

– Бери, разговор непростой.

– Да не тяни ты! – раздраженно сказала она, но сигарету взяла. Курила редко – денег было жалко, но сейчас Славкино поведение заставило ее разволноваться. А он вытащил из-за пазухи несколько фотографий, бросил на стол и сказал, глядя ей в глаза:

– Докторша Пашку твоего забрать хочет. Уже в опеку сбегала, документы подписала.

Оторопев, Марина кончиками пальцев потащила на себя верхнее фото. Татьяна на фоне облезлого здания, вывеска «Отдел опеки и попечительства». Она же за столом, с бумажкой, озаглавленной: «Список документов на усыновление». На третьем фото она писала какое-то заявление, на четвёртом – беседовала с тёткой-чиновницей, сидевшей за широким столом. Марина охнула, схватилась за горло:

– Да как же… Слава! Откуда это?

– Сорока на хвосте принесла, что докторша понт готовит. Так что, мать, считай, одна ты осталась, – сказал Никандров, стряхивая пепел.

– Да что ж она к моему сыну прицепилась-то? – едва не плача, вскрикнула Марина. – Своих бы рожала, или из детдома кого взяла! Что делать-то, Слав? Пашка ведь у неё сейчас!

– А ты накатай на нее заяву, – посоветовал он. – Она ж на тебя подавала! Вот и ты её той же метлой! Напиши, что она ребёнка у тебя украла. Менты её быстро закроют, а тебе пацана вернут. Она потом и близко не подойдет, к Пашке-то. Побоится.

– Не… Это как-то… Может, добром отдаст? – воспротивилась Марина, и тут же поняла, что не верит в это. Память вынесла массу мелких деталей: как ласково Демидова обращалась с Павликом, как баловала его, задаривала, угождала… Приручить хотела, чтобы от дома отбился, мать родную забыл!

Лицо Фирзиной скривилось, таким горьким было открытие.

– Вот тварь! – Марина выругалась и решительно встала. Страх прошёл, сменившись желанием отомстить: – А я-то всё в толк взять не могла, чего это она ради нас так старается, помогает, вещи покупает!.. К ней поеду. Если надо будет – силой мальчишку заберу.

Сожитель хмыкнул:

– Ага, она дверь не откроет, а ты спалишься. Докторша накатает ещё заяву, заплатит кому-нибудь, и всё, трындец! Лишат тебя, Маринка, материнских прав. Лучше на неё вперёд напиши, тогда у ней шансов не будет.

– Но как я такое напишу? Сама же ей Пашку увезла… – растерялась Марина.

– Ну и чё, скажешь – она обманом заманила, теперь не отдает. Свидетелей-то нет, а пацана менты у неё найдут. Тебе поверят.

Он задумался, и добавил:

– А вообще лучше молчи про это, напиши – пропал ребенок, считаю, что его похитила такая-то, адрес её укажи… Легавые тебе сына на блюдечке поднесут, и докторшу ты проучишь. А насчет денег не беспокойся, не нужны нам теперь её деньги, свои есть.

И уже в прихожей, пытаясь попасть в рукав своей старой куртки – и промахиваясь раз, другой, третий, Марина всё крутила в голове одну и ту же мысль: «Не жалко, никого не жалко, и плевать на всё – лишь бы вернули сына».

Глава 11

– Лови, тётя Таня! – лицо Павлика раскраснелось от морозного воздуха, шапочка сбилась на затылок, открывая вспотевший лоб. Татьяна вытянула руки, принимая летевший мяч, но он не дался – шаловливо прыгнул в сторону и покатился по крупитчатому, поблескивающему в свете фонарей, насту, играя синей полосой на красном резиновом боку.

– Павлик, ну всё, хватит, – засмеялась она. – Совсем меня загонял!

– Ещё немноооожечко! Пожааалуйста! – заканючил он.

– Ладно, десять минут, а потом ужинать и доделывать уроки, – смилостивилась Татьяна.

– Йе-хуу! – радостно взвизгнул мальчишка и запрыгал по сугробам, проваливаясь в покрытый корочкой снег. Дотянулся до мяча, и бросил его Татьяне, смеясь от удовольствия и азарта. Но она отвлеклась: кто-то требовательно загрохотал по металлу калитки, и бил в нее – со всей дури, будто пытаясь проломить тяжелым сапогом – до тех пор, пока Татьяна не подняла засов.

Трое полицейских, Марина, дуло пистолета – Татьяне в лицо. Сила и грубость, её руки заломлены за спину. Тычок в спину. Грязные берцы перед глазами. Маринин вой – уже где-то сзади. Протестующий крик ребенка. И равнодушный мужской голос:

– Гражданка Демидова, вы задержаны по подозрению в похищении несовершеннолетнего, статья сто двадцать шестая Уголовного кодекса…

Он говорил что-то ещё, но до неё – будто сквозь тягучий вой ветра – долетали лишь обрывки фраз: право на услуги защитника… уведомление родственников… право отказаться от дачи объяснений… А холод наручников, впившихся в запястья, затапливал тело – и её затрясло так, что зубы мелко клацнули, но она всё же смогла выдавить:

– Я же никого… Это она просила…

– Тётя Таня! Отпустите тётю Таню! – рыдающий мальчишка впечатался в неё с разбегу, крепко обхватил сбоку, замолотил рукой, пытаясь оттолкнуть полицейского – но Марина, подскочив, отдирала его руки и визгливо вскрикивала: «Паша! Уйди! Я – мама! Я!» Но он оттолкнул её и крепче прижался к Татьяне:

– Она хорошая, отпустите! – закричал-заплакал мальчишка, и этот его плач словно разморозил Демидову. Она распрямилась, вперилась взглядом в лицо полицейского и твердо сказала:

– Вы не имеете права. Фирзина сама попросила, чтобы ребенок пожил у меня.

– Ах ты тварь! – закричала Марина. – Ничего я не просила, товарищ полицейский, она сама его сманила! Сначала отобрать хотела, заявляла на меня! А не получилось – так она втихушку сына увела, дрянь такая!

– Разберёмся, – безучастно бросил полицейский, крепко взял Таню за локоть, подтолкнул к калитке. И от этого толчка её ноги подогнулись, она неуклюже рухнула в подтаявший, грязный снег, и он обжег лицо, а руку прострелила боль – то бесцеремонно дернул её за плечо полицейский, злобно гаркнув: «Встаё-о-ом!» К нему подскочили другие, подняли её, как деревянную чурку, схватили под руки и поволокли по дорожке родного дома туда, где за калиткой фырчал и плевался вонючим дымом полицейский «бобон» с распахнутой задней дверью. И его зарешечённое окно, как магнитом, притянуло взгляд Татьяны и захлестнуло её душу ужасом. А в следующий миг железная решетка изогнулась, становясь пластиковой, ненастоящей, и сама машина стала большой кривобокой игрушкой, зачем-то приклеенной к вздыбившейся дороге. Огромная кукла-полицейский обратила к Татьяне мёртвое лицо – а ветер хлестнул, едва не сбив с ног, обвиняюще зарыдал: «Ппан-дооо-рааа!» Демидову толкнули вперед, грубо подцепив жёсткими пластиковыми клешнями – и она дёрнулась из последних сил, хрипло крича:

– Куклыыыы!..

И нырнула во мрак, будто во спасение.

Глава 12

Свет резанул по глазам, и Татьяна застонала, отвернув голову.

– Очухалась! – в незнакомом мужском голосе явственно слышалось облегчение. – Я уж подумал, кони двинет. Гражданочка! Вы как?

– Да оставь ты её, Тетерин, – недовольно пробасил другой. – Медики приедут, разберутся.

Разлепив веки, она попыталась рассмотреть стоящих над ней мужчин. Оба были мелкими, щуплыми, коротко стриженными, в одинаковой форме – будто нарисованные под копирку. Татьяна лежала на чём-то холодном и жёстком, под белым потолком, посреди которого набухла мозоль фонаря. И железная решётка, обтекшая его матовое стекло и прикрученная к потолку болтами с толстыми шестигранными головками вдруг помогла вспомнить.

Полиция. Она в полиции! И когда её забирали, случился приступ. А потом ещё один – в тот момент, когда Татьяну поместили в камеру ИВС⁵: маленькую «одиночку» со стенами цвета рвоты. Оказавшись в этом узком бетонном гробу за закрытой железной дверью, Татьяна, одурев от страха, стала биться в неё всем телом. Ледяной вой Пандоры разрывал её уши, плотный ужас давил сзади, и она опять потеряла сознание.

– Отпустите меня, пожалуйста… Я не виновна… – умоляюще забормотала она, и полицейский, стоявший слева, ответил почти участливо: