Тень мачехи

Выпрямившись, она беспомощно посмотрела на молчавшего всю дорогу Залесского, перевела измученный, непонимающий взгляд на сидевшую позади на Яну.

— Да, это Макс, — боль приглушила ее голос. — Это он сделал фото, и, видимо, передал Марине… Но за что?!? Почему он так со мной?…

— А я всегда говорила, что он упырь! — заявила Яна, и от избытка чувств толкнула в бок Купченко, дремавшего рядом с ней на заднем сидении. Он поймал ее руку и успокаивающе похлопывая по ней, заверил:

— Мои ребра в этом точно не виноваты! Кстати, Танюш, нам очень повезло, что Юрка увидел вас возле опеки. Иначе гадали бы, кто дал эту гадость Фирзиной.

Залесский повернул руль, выезжая на улицу, ведущую к больнице. Его нахмуренные брови и сжатый в бескровную полоску рот лучше всяких слов говорили о том, что ситуация очень серьезна. Глянув на него, Таня опустила глаза, чувствуя, как жар разливается по щекам. «Стыдно, Бог мой, как стыдно… — думала она. — И как несправедливо…»

Залесский одной рукой вытряхнул из пачки сигарету и зажал во рту, нащупывая зажигалку.

— Юра, не молчи, пожалуйста! — взмолилась Татьяна. — Мне страшно от того, что ты молчишь. Я согласна с тобой, всё это подстроил Макс… Но почему?

— Ну, я совсем не знаю, что за характер у твоего мужа, и не могу так с ходу объяснить его поступок, — сказал Залесский, не отрывая взгляда от дороги. Прикурив, он задумался, а затем продолжил: — но я законник, и убежден, что у любого преступления должен быть мотив. Если ты поймешь, зачем ему сажать тебя в тюрьму, то станет проще предсказать, что он собирается делать дальше. Сейчас это самое главное. Подумай.

— Может быть, это из-за того, что я решила подать на развод? Разозлила его, обидела…

— Слабая мотивация, — мотнул головой Залесский. — Он бы не стал так заморачиваться. У нас говорят, есть три основных мотива — деньги, любовь, власть. И месть — но она тоже относится к желанию показать свою власть. Впрочем, я не думаю, что он тебе мстит. Тут что-то другое.

Другое… Татьяна растеряно сникла, так и не понимая, в какую сторону думать. Да, Макс амбициозен — но у него была хорошая, уважаемая должность, и власть над несколькими десятками сотрудников. Другая женщина? Нет, она бы почуяла измену. Да и город маленький, все друг друга знают, как говорится, спят на одной подушке. Нашлись бы добрые люди, сказали бы, если у Макса появилась любовница… Деньги? Он ни в чем себе не отказывал. И после развода не остался бы на улице. Конечно, денег стало бы меньше, чем сейчас…

— Доверенность! — ахнула Таня. — Боже мой! Как же я сразу не поняла? А ведь еще подумала — как он успел документы подготовить?… Чувствовала — что-то здесь не так, он ведь сказал, что вернулся по дороге из аэропорта!

— Какая доверенность? — повернулся к ней Залесский. Обеспокоенность в его взгляде только укрепила подозрения Татьяны.

— Генеральная. Макс не входил в состав учредителей моей аптечной сети, я ведь её создавала еще до свадьбы. Он в последние годы занимался этим бизнесом, но лишь на правах директора. А теперь, когда я решила продать аптеки, без меня было бы невозможно провести сделку… Он приходил вчера в полицию, обещал вытащить меня, но сказал, что нужны деньги на адвоката, и что покупатель не будет ждать… В общем, я подписала всё, что нужно, и теперь он может сам продать этот бизнес…

Яна, которая слушала ее, подавшись вперед и уцепившись рукой за спинку Таниного сидения, горестно застонала:

— Таньча, ну ты чего? Зачем?… Он же сбежит с деньгами, а ты с кукишем останешься!

Таня и сама понимала, что Макс поступит именно так. Мначе заваривать эту кашу с тюрьмой было просто незачем.

— Не могу поверить… — пробормотала она. — В голове не укладывается…

— Это потому что ты всех по себе судишь! — взорвалась Костромина. — Всё ждешь от людей хорошего! А в некоторых его нет, пойми!

Купченко подался вперед, потряс Таню за плечо и сочувственно сказал:

— Танюш, не расстраивайся, — и обратился к Залесскому: — Юрок, к тебе вопрос, как к юристу: мы можем что-то сделать?

Таня с надеждой подняла взгляд на Юрия. Адвокат вздохнул, потер лоб.

— Кому он собирался продать аптеки?

— Я не знаю… — Татьяна развела руками. — Не спросила. Я в таком состоянии была — там, в камере — что мне вообще без разницы было, что происходит, лишь бы быстрее оттуда выбраться!

— А он этим воспользовался, — понимающе кивнул адвокат. — Более того, он сам смоделировал эту ситуацию. И знал, что ты поведешь себя именно так. Но в тот момент ты не могла иначе, так что не вини себя.

Его голос звучал мягко, успокаивающе, и Татьяна, облегченно вздохнув, посмотрела на него с благодарностью.

— Я постараюсь что-нибудь сделать, — продолжил Залесский. — Но если бы знать, с кем твой муж собирался заключать сделку, можно было бы переговорить с этим человеком. Не думаю, что кто-то захочет связываться с мошенником, который подставил свою жену и получил доверенность обманным путём.

Татьяна напрягла память. И разочарованно покачала головой: нет, Макс ничего не говорил о покупателе.

— Танька, давай его посадим! — со злостью предложила Яна. — Юр, можно ведь его посадить? Вот упырь! Эх, попался бы он мне!

Купченко чуть подался вперед и посоветовал Залесскому:

— Юра, сделай, а то наша Дартаньяна его придушит, и посадят уже её.

Адвокат чуть улыбнулся, но через мгновение вновь стал серьезным.

— Тань, может, прямо сейчас поедем искать твоего мужа? — предложил он. — Время дорого. А к Пашке потом заедем, он ведь в безопасности, под присмотром…

Но Демидова даже думать об этом не хотела.

— Юр, мне хоть одним глазком взглянуть на него!… — попросила она. — И он успокоится, когда меня увидит — знаешь, как плакал, когда меня полиция забирала?… Бедный, он ведь сиротой остался! Теперь я его точно к себе возьму.

Машину снова тряхнуло, и по багажнику прокатилось что-то круглое.

— Да, знать бы, что Фирзина такой дрянью окажется — сразу бы постарались ее прав лишить! — в сердцах сказала Яна.

— Она не дрянь… — покачала головой Татьяна. — Бестолковая просто. И жадная. Наверняка Макс ей заплатил, да еще соврал, что я в опеку ходила, чтобы Павлика у нее отобрать. Господи, какой кошмар…

Она сникла, опустив глаза. Фирзину было жаль — даже несмотря на то, что она натворила. Но, с другой стороны, останься она жива, что было бы с Павликом? Ведь сожитель матери наверняка продолжал бы его избивать…

— Прости, Таня. Это ведь я тебя отговорил, — голос Залесского был полон раскаяния. Она ободряюще дотронулась до его плеча:

— Не извиняйся. Ты же хотел, как лучше.

Все замолчали — похоже, думали об одном и том же.

— Слушайте, а ведь пацан еще не знает, что мать умерла! — потрясенно сказала Яна. — Надо ведь как-то сообщить…