Тень смерти

— Ты уверен, Хозяин?
– спросила Церцея.
– Может ты лучше попробуешь свою Магию Времени? Можно сделать так, чтобы это сражение вообще не случилось?

— Не получится, - отозвался лич.
– История — скорее паутина, чем клубок ниток. К каждому событию ведет множество причин, которые сплетаются между собой. Если я знаю, что ты сейчас ударишь меня мечом, то могу предотвратить это, сломав тебе руку за мгновение до удара. Но если я сделаю то же самое за минуту до удара, ты возьмешь оружие в другую руку и через минуту все равно сможешь ударить меня. Предотвратить твой удар за год до него я не смог бы, даже если бы сломал тебе обе руки и ноги — за год они срослись бы снова. Чтобы полностью исключить возможность того, что событие произойдет, нужно устранить все его причины — а первые причины сегодняшнего сражения восходят к событиям тысячелетней давности. Мы сражаемся сегодня не из-за действий какого-то конкретного человека, а из-за того, что мы — некроманты, а они — паладины. Отправиться назад во времени на тысячу лет не сильно проще, чем создать второе солнце, но даже будь у меня такая возможность, я не стал бы этого делать. Понимаешь ли, не только у каждого события множество причин, но и у каждой причины множество следствий. Среди десятков тысяч причин, которые мне пришлось бы устранить в прошлом, чтобы избежать сегодняшнего сражения, наверняка были бы и те, которые я не захотел бы трогать. Как думаешь, у скольких здесь среди предков либо были паладины, либо были люди, спасенные от смерти паладинами?

— С учетом Века Страха и Темного Века?
– произнесла Зения, внимательно слушавшая объяснения лича.
– У всех, я полагаю.

— Что-то вроде того, - кивнул Мал Хакар.
– И это только очевидные следствия — а есть еще и неявные, и даже личу потребуются века, чтобы учесть все ниточки… а потом окажется, что если перерезать их все, никто из вас даже не родится, а может быть и человечество перестанет существовать.

— Зачем же вообще нужна такая магия, если из ее использования ничего путного не выйдет… - проворчала Змея.

— Магия — не только сила, но и знание. Мои познания в магии Времени помогают мне вовремя понять, что я связался с силами, от которых стоит держаться подальше.

— Да? А по поводу затеи со вторым солнцем твои знания ничего не говорят?
– поинтересовалась Зения.

— Что если этого не сделаю я, за дело возьмется кто-то менее одаренный, и тогда весь мир окажется в куда большей опасности.

— Вы готовы?
– спросила Мелипсихона, выходя из палатки.
– Решили, кто будет первой?

— Я, - вызвалась теневая волшебница.

— Эй!
– воскликнула Церцея, отодвигая девочку в сторону.
– Старших пропусти.

— Мелипсихона, - произнес лич, - давай без ошибок.

— Предупреждаю, - сказала Змея.
– То, что вы увидите и узнаете, может свести вас с ума.

— Тоже мне, напугала… - пожала плечами некромантка.

— Я и так уже почти все знаю, - отозвался Мал Хакар.
– Ты — орочья богиня Шиссат, о которой маршал Гведдри пишет в своей книге об орках. В конце позапрошлого века ты основала государство Кура Хат-шисат Жонрон.

— Гоблин подери, разнюхал все-таки… - вздохнула девушка.
– Мы же вроде договаривались, что ты не будешь копаться в моем прошлом?

— Неправда. Мы договаривались, что я не буду задавать вопросов. Я и не задавал.

— Ладно… Я могу часами пытаться доказать вам, что родившимся людьми не понять, какими ужасами наполнена жизнь божества, но вы все равно не поверите, пока не увидите. Давай.

Она протянула руку, и Мелипсихона соединила себя и Церцею печатью. Мал Хакар на этот раз почувствовал лишь отголоски воспоминаний и эмоций Змеи, чему был безгранично рад — ибо он осознал, что даже если бы воспользовался Магией Времени, чтобы вернутся в прошлое и убить во младенчестве каждого паладина, когда либо родившегося за время существования мира, затем вернул бы их всех к жизни и снова убил, на фоне Шиссат он все равно выглядел бы как портовый грабитель из Блеквотера на фоне орочьего ассасина… Для змеиной богини убийства не были необходимостью или смыслом жизни — они и были ее жизнью.

***

Много веков назад

В начале была Шиссат. Не в самом начале, разумеется, но намного раньше, чем на земли Континента ступил первый человек — намного раньше, чем над Континентом впервые взошло солнце, Шиссат уже была. В те времена она была куда менее голодной — если есть было нечего, она просто впадала в спячку на пару десятилетий. Проснувшись, она отправлялась на поиски троллей. Сухие и жесткие, они, тем не менее, были достаточно питательными, если их переварить. Почти никто из них не был настолько быстр, чтобы сбежать от змеи, и вовсе никто не был способен оказать ей достойное сопротивление — она была намного больше любого тролля и ее шкура была намного толще. Если змее хотелось отведать деликатеса, она отправлялась на поиски драконьих яиц — и это уже была азартная охота с большим риском и сильными ощущениями, которых Шиссат порой не хватало. Однажды Зейкурия поймала змею возле своего гнезда — как всегда наполненного яйцами от разных отцов — и избила до полусмерти. Если бы зеленые драконы могли летать, Шиссат бы не ушла живой даже несмотря на всю ее граничащую с бессмертием демоническую мощь. После этого унижения, навредить драконам стало для змеи делом чести. Единственным драконом, кого она ненавидела чуть менее, был Гальтрозон, такой же злобный и непостоянный, как она сама. Они иногда охотились вместе — темный дракон высоко в небесах и белая змея на земле. Разумеется, это не было дружбой — Шиссат никогда бы не признала, что опустилась до такого чувства, как привязанность к кому-то, а дракон никогда бы не признал, что у него что-то общее с безумным зверем, ведомым лишь инстинктами. Но, по крайней мере, Шиссат помнила и узнавала Гальтрозона — больше она не знала никого. Где-то в горах были другие духи, но змею они не интересовали.

Итак, Шиссат ела троллей, спала и вредила драконам, и так было тысячу лет. Между тем, мир вокруг менялся, хотя поначалу это и не было заметно. Сначала на небе появились солнце и луна. Потом с востока явились эльфы. Они были намного мельче троллей, зато вкуснее. Правда, они постоянно пытались бежать и отстреливаться, но Шиссат их стрелы лишь раззадоривали. К сожалению, перейти на эльфийскую диету не получилось — достаточно быстро эльфы просто перестали приближаться к горам, где она обитала, а самой змее не хотелось покидать свое уютное гнездышко. Следом за эльфами появились гномы. Впрочем, они почти сразу же скрылись под землей в пещерах настолько узких, что Шиссат не могла туда проникнуть. Иногда змее удавалось перехватить их на поверхности, но они были слишком мелкими и их было слишком мало, чтобы наесться досыта.

А затем пришли орки. Змея думала, что это просто очередное расширение ее меню, но они были охотниками, как и она. Придя в горы, они вытеснили гномов и эльфов, подчинили троллей, и распугали большую часть животных. В конце концов единственным блюдом в меню Шиссат стали сами орки… Но они отреагировали на попытку охотится на них не так, как другие народы — вместо того, чтобы бежать или драться, они стали добровольно отдавать сородичей на съедение. Более того, одно из орочьих племен поселилось около пещеры Шиссат и стало приводить жертв прямо ко входу. Орки объявили гигантскую змею богиней и молились ей, прося помощи в охоте. Шиссат не могла никого благословить, даже если бы хотела, но к жертвам отнеслась благосклонно — она не стала уничтожать орочью деревню, позволив своим последователям размножаться. Размножались орки очень быстро, и новые жертвы приносились к жилищу змеи так часто, что она даже перестала впадать в многолетние спячки — еды у нее теперь было вдоволь. Но кроме еды змее хотелось еще и азарта, настоящей охоты с риском и сопротивляющимися жертвами. Потому она стала раз в месяц покидать свое логово, отправляясь далеко в горы и нападая на один из отрядов орков-охотников. В конце концов в племени узнали об этом, но вместо того, что озлобится или испугаться, орки поняли Шиссат — они тоже были охотниками и воинами, и вся их жизнь была поиском новых способов подвергнуть себя риску. Поняв, что их богиня по своей природе даже ближе к ним, чем они думали, орки стали почитать ее еще сильнее — помимо обычных жертв, они стали приводить к змее преступников и пленников. Осужденным на смерть предлагалось сразиться с богиней и попытаться завоевать свободу. Эта забава нравилась оркам — и она нравилась Шиссат. Ее жертвы не могли бежать, напротив, для них победа над ней была единственным крошечным шансом выжить. И, поскольку в большинстве своем, жертвы были орками, они отважно бросались на стапятидесятифутовую змею. Шиссат видела в их глазах волю к победе и от того убивать их было намного приятнее. Это уже не было охотой, это было сражением.

Однако сражение — это не просто охота, где жертва бессильна убежать. На охоте убивает только охотник, а жертва либо спасается либо погибает. В бою нет охотника и жертвы, и любой из сражающихся может оказаться убийцей или убитым… И однажды один из орков убил Шиссат. Его звали Вадиш и он был младшим вождем другого племени, захваченным в плен вместе с семью своими воинами. Для змеи не составляло проблем разобраться с восемью цепляющимися за жизнь орочьими воинами, но вождь Вадиш стремился защитить не себя, а своих подчиненных — поэтому он бросился прямиком в раскрытую пасть Шиссат. Когда клыки вонзились ему в живот и спину, он из последних сил ударил змею изнутри, вонзив копье ей в небо. От боли Шиссат еще крепче сжала челюсти, тем самым вгоняя оружие так глубоко в себя, как ни смогла бы вонзить ничья рука… и тогда он умерла.

Но дух злобы тем и отличался от смертных, что его нельзя было убить, не заплатив цену. Вадиш был готов отдать свою жизнь ради спасения товарищей, но не знал, что змея заберет его жизнь в самом прямом смысле слова. Стоило бьющейся в агонии хищнице затихнуть, как она стала Вадишем. Орк разжал схватившие его челюсти и вылез из змеиной пасти. Раны, оставленные на его теле клыками, немедленно затянулись, а яд, уже текущий в его жилах, стал для него безвреден.

Сила Шиссат, однако, не была примитивным захватом тел, вроде того, что практикуют некоторые духи. Забрать тело уже умирающего противника не было бы для него наказанием. Вместо это змея слилась с ним. Он был все еще здесь, но больше не был собой — и Шиссат не была собой тоже. Она помнила всю свою жизнь, более долгую, чем существование этого мира, но помнила так же и всю жизнь Вадиша. Она смотрела его глазами на его воинов и больше не воспринимала их, как свои жертвы. Она знала их имена, она помнила их детьми, и помнила, как росла с ними вместе, и знала, что хочет вернуться вместе с ними домой. Издав орочий боевой клич, Шиссат с копьем в руках устремилась к толпе зрителей, ведя своих воинов вслед за собой. Новое маленькое тело было очень непривычным, но ее руки сами делали то, что было нужно — то, что Вадиш делал уже много раз. Повергнутые в смятение свершившимся на из глазах «богоубийством», орки-стражники оказались неспособны сдержать беглецов — а вождь Вадиш был в этот день буквально окружен ореолом непобедимости, и ни один удар не мог сразить его. Пленники скрылись и благополучно возвратились к своему племени, а никто из посланных за ними в погоню воинов не вернулся назад.

С того дня Шиссат стала младшим вождем Вадишем, а затем, очень скоро — вождем племени Вадишем. Затем были пять лет непрерывных орочьих войн — годы, по которым змея ностальгировала до сих пор. Если бы Шиссат действительно захотела, она смогла бы вернутся в свое прежнее тело, но такого желания у нее не возникало — жизнь орка была ей интересна. В этом теле она была намного слабее, чем в предыдущем — фактически, ничего из того, что она умела ранее, не было нужно ей сейчас. Все ее боевые навыки были теми же, которыми Вадиш обладал до их объединения — ведь стапятидесятифутовому монстру навыки ближнего боя ни к чему. Она могла бы смазать свое оружие неизлечимым ядом или превращаться во время сражений в змею, но натура орка-барата* восставала против этого. Как итог, единственным, что могла предложить Шиссат своему новому телу, было сверхбыстрое исцеление ран, - но в этой слабости была определенная прелесть. Враги теперь намного реже уклонялись от боя с ней, а их удары не казались более комариными укусами. Все было теперь по-другому, по-настоящему, и каждая победа доставляла змее такую радость, какую ранее доставила бы лишь победа над драконом.