Тень смерти

Старику потребовалось примерно столько же времени, чтобы расправиться со своим противником. Храшк провозился чуть-чуть подольше — его оппонент был достаточно быстр и ловок, чтобы успешно уворачиваться от ударов тяжелых топоров. В конце концов, личу надоело ждать и он создал еще одну яму, в которую провалились и Храшк и его противник. На дне расселины бежать было некуда и орк быстро превратил своего юркого оппонента в кучку мелкопорубленных костей.

— Старик, помоги Храшку вылезти из ямы и идите выпускать упырей изо рва. Возглавите их и разберетесь со скелетами. Фур’ган, поможешь мне выследить Зазингела.

***

Мелипсихона лежала в лазарете. Не потому, что она была нездорова — единственным ее заболеванием было раздвоение личности, вызванное совершенно объективной причиной — личностей у нее было ровно столько, сколько душ обитало в ее теле. Словом, это был один из тех неизлечимых случаев, про которые Арз’ман’дан Церцея (по совместительству — главный и единственный врач походного госпиталя) говорила «здесь нужен не доктор, а некромант». Несмотря на это, Мелипсихона последнее время зачастила в лазарет — все дело было в том, что других пациентов здесь не было с тех пор, как выписалась ведьма Тетсия, раненая в одной из стычек еще до переправы. Тем не менее, Церцея требовала, чтобы медицинскую палатку ставили на каждой остановке. Мелипсихона лежала здесь в одиночестве, прячась от многочисленных просителей, которым, как правило, требовалось что-то из запасов, хранившихся в ее бездонной коробке. Кроме того, она обнаружила, что Ир’шаз не переносит запаха жидкости, которая в изобилии имелась в лазарете, и которую Церцея называла «медицинский спирт». Опыт показывал, что эту жидкость, пусть и с трудом, можно пить. После пары глотков Ир’шаз резко переставал надоедать ей и прятался где-то в глубинах их общего подсознания.

Но в этот вечер ей даже в лазарете не давали полежать спокойно. Сначала заявился Фур’ган с требованием передать Мал Хакару контроль над двумя когда-то воскрешенными Мелипсихоной скелетами. Подобное требование по отношению к нижестоящему некроманту было проявлением высшей степени недоверия, но Мелипсихона спорить не стала. В любом случае — и Мал Хакару это неизвестно, напомнила себе женщина со мстительной улыбкой — одним из этих скелетов был Ку’ман’дан Бернс, который, похоже, был уже близок к тому чтобы окончательно превратиться в Рыцаря Смерти и полностью избавиться от чьего бы то ни было контроля, а значит передача контроля над ним была пустой формальностью. Но некромантка ничего не сказала об это Фур’гану. Вообще-то, она много отдала бы за то, чтобы увидеть выражение лица Хасана Нортваллея, когда он поймет, что его самый доверенный военачальник ему больше не подчиняется. Жалко, что у личей не бывает выражения лица…

Стоило Мелипсихона отделаться от Фур’гана как в лазарете появился еще один гость — тот, кого она не ожидала увидеть.

«Я к тебе, Арз’ман’дан», - жестами сообщил Зазингел. Они не виделись с той ночи, когда Нортваллей превратился в лича. Среди всех живых людей старый некромант был единственным, к кому Мелипсихона сохранила чувство, похожее на уважение.

— Я больше не Арз’ман’дан, - отозвалась она.

«Это может скоро измениться, - показал немой.
– Я отомщу Нортваллею за смерть лорда Ксана и исправлю все. Ты со мной?»

Ир’шаз, который не понимал языка жестов, но почувствовал, как встрепенулась Мелипсихона, мгновенно преодолел свою ненависть к медицинскому спирту и перехватил контроль над речевым аппаратом.

— Не знаю, что ты задумал, Зазингел, но она никуда с тобой не пойдет, - прорычал он.

«Жалкий раб, посмевший пережить своего господина, я разговаривал не с тобой, - жестами ответил некромант.
– Арз’ман’дан, я смогу избавить тебя от Ир’шаза… Помоги мне свергнуть Нортваллея.»

— Та половина ее тела, которой я управляю, не двинется с места, а на своей она далеко не уползет, - ответил Ир’шаз.
– И…

— Заткнись, - оборвала его Мелипсихона, нечеловеческим усилием воли возвращая себе контроль над губами.
– Зазингел… я не пойду.

Ир’шаз от удивления прекратил попытки вернуть себе управление, а Зазингел жестом попросил некромантку пояснить свою позицию.

— Ты силен… вероятно, намного сильнее, чем я когда-нибудь буду. Но даже ты не сможешь вернуть его. Я не меньше твоего хотела бы отомстить, но если это не вернет его, это не имеет смысла. Тебя не было там, когда он погиб. Он сказал: «важен сам план, а не тот, кто его выполняет». Даже если мы можем победить Нортваллея, нам никогда не стать настолько сильными, чтобы создать солнце. А Нортваллей… нет, Мал Хакар — сможет. Даже если все мы будем к тому времени мертвы, он сможет сделать это в одиночку. Поэтому я не стану его убивать, хотя и хочу. И сама я не стану пока умирать, хотя и хотела бы. Я буду рядом с Мал Хакаром и, когда он потеряет все, что ему дорого и у него уже не будет другого выхода, кроме как привести в исполнение план господина, я научу его, как это сделать. Я выполню последнюю волю господина, даже если это будет означать помощь его убийце. Сердцем я разделяю твое стремление, Зазингел, но умом я с Мал Хакаром. Поэтому я буду лежать здесь и ничего не делать и пусть будет что будет.

Зазингел кивнул, показывая, что понял ее решение.

«Прощай, - показал он руками.
– Я постараюсь избавить тебя от Ир’шаза, пока буду в прошлом.»

— Эй, - обратился к Мелипсихоне Ир’шаз, когда некромант удалился.
– Ты и правда собираешься просто лежать и ничего не делать? Мы могли бы…

— Заткнись, - ответила женщина.
– Ты не хуже меня знаешь, что этот монстр в любом случае не проиграет. Если мы не будем ему помогать, может быть хотя бы его огненную ведьмочку убьют… или этого предателя Сар’ара.

***

Стояла середина ноября и ночи становились всех холоднее и холоднее.

— Где-нибудь через неделю придется запретить ночевку в одиночных палатках — не хватало еще, чтобы кто-нибудь замерз насмерть, - констатировал Сар’ар.

— У вас в северных землях и такое бывает?
– спросила Вакилла.

Ведьмы грелись вокруг большого костра, а Сар’ар и Ар’ак’ша почему-то решили присоединиться к ним, хотя они-то точно не страдали от холода. Чтобы развлечься, ведьмы рассказывали друг другу страшные истории, но на Хэгмаунте все друг друга знали и все истории были давно уже по десять раз пересказаны, так что всеобщим вниманием быстро завладела Ар’ак’ша.

— На самом деле, человека куда проще заморозить, чем стакан воды. Даже в центральном Весноте зимой люди могут замерзнуть во сне, а в этих землях ноябрь — практически зимний месяц. Кстати, почему ты говоришь «у вас в северных землях»?

— Ну, ты же был эльфом. Я думала, ты из Весмира, либо из Линтанира.

— В годы моей молодости ни Линтанира ни Весмира еще не было. Все эти земли были покрыты лесами и эльфы жили повсюду. Тогда климат был намного мягче — так что я сужу о местных холодах не на основании собственного опыта. Да и вообще, сомневаюсь, что какой-то эльф может быть достаточно беспечен, чтобы замерзнуть насмерть…

— Но ты все же из этих мест?

— Да, - неохотно подтвердил призрак.
– Но я не был на севере уже две сотни лет.

— Что тебе нужно?
– напрямую спросила ведьма.

— Что?

— Ты сегодня отвечаешь на мои вопросы и не называешь меня «ведьмой» и «женщиной». Тебе что-то нужно от меня?

— Верно, - усмехнулся призрак.
– Отойдем.

Он в привычной манере схватил Вакиллу за плечо и через мгновение они стояли уже в полусотне шагов от костра и палаток, возле железной дороги. Ведьма понадеялась, что когда-нибудь она успеет активировать заклятие огненного щита достаточно быстро, чтобы обжечь призрака и навсегда отучить его от подобного поведения. К сожалению, даже ее пирокинетические способности не позволяли ей реагировать на движения, за которыми она не могла уследить.

— Когда ты прекратишь так делать?

— Когда ты к этому привыкнешь. Так что замыслил Мал Хакар?

— Повелитель? А что он замыслил?

— Он ведет себя странно. Он приставил скелетов тайно наблюдать за членами Кисти. Он говорил с каждым из нас… не знаю, что он сказал Зазингелу и Семасциону, но мне и Церцее он сказал, что не доверяет никому из нас. Это неправильно — он как будто специально подталкивает нас к бунту.

— Повелитель знает, что делает, - уверенно сказала Вакилла.
– Вот только… - продолжила она с куда меньшей долей уверенности.
– Мне он ничего об этом не сказал.