Тени Империй

— Это мой бой, — крикнул Алексей, вставая. — Не вмешивайтесь!

Григорий ухмыльнулся, шаги гулко отдавались в пещере.

— Хочешь один? — сказал он. — Ну, давай, братишка. Покажи, чего стоит её кровь.

Алексей бросился вперёд, тени взвились, как чёрный дракон, и он ударил — не просто мечом, а всей силой, что текла в нём. Лезвие вошло в грудь Григория, и огонь угас, как задутая свеча. Брат рухнул на колени, кровь хлынула на снег, и его глаза — уже не красные, а серые, как у человека — посмотрели на Алексея с чем-то похожим на удивление.

— Ты… — прохрипел он, и голос его оборвался. Он упал, и тишина накрыла пещеру, тяжёлая, как камень.

Алексей стоял, тяжело дыша, и смотрел на тело брата. Тени затихли, амулет остыл, и голос Юкико шепнул: "Ты доказал". Он чувствовал пустоту — не радость, не триумф, а что-то горькое, что сжало грудь. Григорий был врагом, но всё ещё братом, и эта кровь на его руках была их общей.

Акико подошла, её рука коснулась его плеча, мягко, но твёрдо.

— Ты сделал, что должен был, — сказала она тихо. — Он выбрал свой путь.

Мария подошла с другой стороны, её ухмылка была слабой, но искренней.

— Ну, Волконский, — сказала она. — Ты меня удивил. Но не расслабляйся — это ещё не конец.

Хару поднялась, отряхивая снег с плаща, и кивнула на свиток.

— Он был не один, — сказала она. — Я чую кровь. Они близко.

Алексей посмотрел на свиток, что лежал на алтаре, и взял его, чувствуя, как пальцы дрожат. Он развернул его, и Акико встала рядом, читая письмена онмёдзи.

— Здесь говорится о "Сердце Теней", — сказала она. — Оно на Сахалине, в горах, под храмом, что охраняют ёкаи. Но есть ещё кое-что. "Око Престола" знает, где оно, и они уже там.

Мария выругалась, её руки покрылись инеем.

— Чудесно, — бросила она. — Значит, мы идём прямо в их лапы?

Хару усмехнулась, вертя кинжал.

— Или в их могилу, — сказала она. — Зависит от нас.

Алексей сжал свиток, глядя на тело Григория. Он чувствовал тени прошлого — Юкико, отца, брата, — но теперь это была его история. Он кивнул, принимая решение.

— Мы идём на Сахалин, — сказал он. — И заберём "Сердце" первыми.

Пещера задрожала снова, и из тьмы раздался звук — не шаги, а низкий гул, как рёв зверя. Тени взвились, Акико запела, Мария сжала кулаки, а Хару исчезла в тенях. Что-то приближалось, и Алексей знал, что пламя и тени только начали свой танец.

Они вышли из пещеры, оставив тело Григория за спиной. Снег падал гуще, ветер выл, и ночь сомкнулась вокруг них, как чёрный плащ. Алексей шёл впереди, сжимая свиток, и думал о брате — о его злобе, его страхе, его смерти. Он не хотел этого, но выбора не было. Григорий выбрал "Око", выбрал огонь против теней, и теперь лежал мёртвый, как предупреждение.

Акико шла рядом, её шаги были лёгкими, и он чувствовал её взгляд — тёплый, но настойчивый. Она молчала, но её присутствие было как свет в этой тьме. Он вспомнил её слова о Юкико — о её силе, её любви, — и понял, что она видит в нём не просто ключ, а что-то большее. Может, сына её тёти, может, союзника. Он не знал, но хотел узнать.

Мария шла сзади, её голос то и дело раздавался в тишине — то она ругалась на холод, то поддевала Хару. Её сила — лёд, что пронзал врагов, — была как она сама: резкая, твёрдая, непреклонная. Алексей видел в ней не просто ведьму, а бойца, что не сдаётся, и это внушало уважение.

Хару шагала последней, её кинжал поблёскивал в слабом свете, и кровь на нём шевелилась, как живая. Она была чужой, но полезной — её скорость, её тени крови спасли их не раз. Алексей не доверял ей, но чувствовал, что она нужна.

Они дошли до края перевала, где снег сменился камнем, и остановились, глядя на равнину внизу. Там, вдали, горели огни — лагерь, большой, с палатками и фигурами, что двигались, как тени. "Око Престола". Алексей сжал свиток, чувствуя, как тени шепчут ему.

— Они ждут нас, — сказал он.

Акико кивнула, её рука легла на меч.

— Тогда мы идём к ним, — сказала она.

Мария ухмыльнулась, её лёд блеснул в темноте.

— Пусть попробуют нас остановить, — бросила она.

Хару усмехнулась, исчезая в тенях.

— Кровь зовёт, — сказала она, и её голос растворился в ночи.

Алексей посмотрел на огни, чувствуя, как пламя и тени сливаются в его крови. Путь к "Сердцу Теней" был близко, и он знал, что каждая битва — лишь шаг к судьбе.

Ночь накрыла перевал чёрным покрывалом, и огни лагеря "Ока Престола" внизу горели, как глаза зверя, что ждал свою добычу. Алексей стоял на краю обрыва, сжимая свиток в руках, и смотрел на эти далёкие точки света, что мерцали в снежной тьме. Тени у его ног шевелились, словно чуяли врага, и амулет в кармане пульсировал, как живое сердце, отзываясь на его гнев и усталость. Он чувствовал кровь Григория на своих руках — невидимую, но тяжёлую, — и её запах смешивался с холодным ветром, что бил в лицо. Брат был мёртв, но это не принесло облегчения — только пустоту, что гудела в груди, как эхо в пустой пещере.

Акико стояла рядом, её силуэт чётко вырисовывался в слабом свете луны, что пробивалась сквозь тучи. Её кимоно было измазано кровью и снегом, но она держалась прямо, как княжна, которой была. Она посмотрела на Алексея, и её янтарные глаза поймали его взгляд — мягкий, но глубокий, как будто она видела его боль и не осуждала. Её рука легла на рукоять меча, и он заметил, как дрожат её пальцы — едва заметно, но всё же.

— Они ждут нас, — повторил он, и голос его был хриплым, как будто слова застревали в горле.

Акико кивнула, её лицо было серьёзным, но в нём мелькнула тень тепла.

— Да, — сказала она тихо. — Но мы сильнее, чем они думают. Ты доказал это сегодня.

Алексей отвёл взгляд, чувствуя, как её слова оседают в груди. Он не чувствовал себя сильным — только измотанным, злым, потерянным. Григорий был врагом, но его смерть не стёрла годы ненависти и одиночества, что брат оставил за собой. Он вспомнил поместье, его холодные стены, его огонь, и понял, что этот бой был не просто местью — это было прощание с прошлым, что он никогда не хотел.

Мария подошла, хрустя снегом под сапогами. Её плащ был разорван, руны на нём мигали слабо, но голубые глаза блестели, как лёд на солнце. Она хлопнула Алексея по спине, чуть сильнее, чем нужно, и ухмыльнулась, вытирая кровь с лица.

— Ну что, Волконский, — сказала она, и её голос был резким, но в нём сквозило что-то новое — не просто насмешка, а уважение. — Ты прикончил своего брата-огнеплюя. Это было красиво, знаешь? Жёстко, но красиво.

Алексей посмотрел на неё, кивая. Её ухмылка была как луч света в этой тьме — резкий, но тёплый, как глоток самогона в мороз. Он усмехнулся, несмотря на усталость.