Теперь всё можно рассказать. По приказу Коминтерна

А Глёбушку бессердечная девка не жалела вообще. В принципе.

Помню, когда они строила акведук на тониной даче, – этот несчастный грохнулся с трёхметровой высоты на гору битого кирпича.

Знаете, что тогда сделала Тоня?

Она велела пинками привести его в чувство, чтоб он не думал отлынивать от работы.

Приказ был исполнен.

Глеб потом батрачил до глубокой ночи. Для него работа никогда не переводилась.

Подобных несчастных случаев с ним было множество.

Помню, однажды его придавило бетонной плитой, которую они с Садовниковым и Вдовиным должны были передвинуть. Двое последних её не удержали, и она чуть не задавила Глеба насмерть.

Один раз, помню, на Грэхэма уронили мешок с цементом. Он тогда, по собственному признанию, едва жив остался.

Впрочем, ему было не привыкать.

На него и диван роняли, и двадцатилитровый баллон с водой. Этот кролик много чего натерпелся.

На даче он тоже неустанно трудился во благо Антонины Боженко. Надеялся снискать её любовь.

Хотя нет. Любовь – это громко сказано. О таком Глебуська и мечтать не смел. Ему бы уважения к себе добиться, – так уже хорошо. Было бы.

Но Тоня его презирала.

У Глеба был только один друг. Это Денис Кутузов.

Впрочем, это только Грэхэм считал его своим другом. Сам Денис факт дружбы между ними категорически отрицал. Он говорил, что они с Глебом просто общаются.

И это была правда.

Поэтому когда Денис возвысился, стал рабом первой категории и официальным тониным любовником (без пяти минут мужем!), – он напрочь перестал общаться с Глебиком. Более того, – Кутузов стал делать вид, что он Грэхэма вообще не знает.

Вы себе даже не представляете, что стало с Кроликом после такого циничного предательства.

Тогда, помню, он носился под окнами денискиной квартиры и на всю улицу орал: «Денис, ты жирная блядь!».

И это была правда.

Денис тогда позвал молодчиков из «Удара» (о них мы ещё поговорим дальше), и они Глебуську избили до полусмерти.

Вечером того же дня он начал заливать своё горе. Целый месяц Грэхэм не просыхал.

А случилось это на следующий день после того, как Денису дали первую категорию. Он тогда закатил у себя дома грандиозную вечеринку, а Глеба не позвал.

Более того, когда Грэхэм всё-таки попытался проникнуть на этот праздник жизни, – Кутузов его не только отшил, но ещё и прилюдно унизил.

Дениска тогда как раз болтал с какими-то малознакомыми студентами, пришедшими к нему покутить. И тут как назло Глеб со своими дебильными просьбами. Чего, мол, не пускаешь старого друга?!

Студенты смеются. Что это за друзья у тебя, Дионисий?! Сам ты раб первой категории, а болтаешься со всякой шпаной.

Короче, Денис взял да и ляпнул, что «не знает он этого слабоумного».

Вот Глеб и расстроился. Запил.

Он тогда пил по-чёрному.

Впрочем, он всегда пил по-чёрному. К этому его приучила сама жизнь.

Первый раз Грэхэм попробовал водку в пять лет и быстро к ней пристрастился. В началке он уже пил регулярно. Потом была тонина дача. Там он вкалывал как проклятый.

Тяжёлой работой он доводил себя до такого состояния, когда мозги уже перестают соображать, и хочется только жрать и спать. И бухать.

Алкоголя на даче было ну просто завались. И поэтому Глеб пил. Пил каждый божий день. Пил по-чёрному. Пил и напивался. Напивался в стельку, в доску, в хлам.

Рабочий день заканчивался для него всегда одинаково: он пил.

Нет, не кутил, не веселился, а просто тупо пил. Он за минуту сжирал свой отвратительный ужин, залпом выдувал ежедневную порцию алкогольного яда и засыпал мертвецким сном.

Постепенно он увеличивал дозу.

Сперва ему перед сном была нужна лишь рюмочка самого дешёвого коньяка. Очень скоро на смену ей пришёл стакан.

Большой такой, гранёный, на двести граммов. Из таких ещё советские алкаши водку дули.

Впрочем, и он продержался недолго, уступив место полулитровой бутылке.

Потом доза ещё удвоилась. Глеб стал пить по литру водки в день.

Конечно, это я для упрощения говорю, что по литру водки. Дело в том, что у нас в школе любой крепкий алкоголь называли водкой.

Так что Грэхэм пил и ром, и вискарь, и абсент, и коньяк. Это когда были деньги.

А так бывало, в ход шли одеколон, настойка боярышника и все спиртосодержащие жидкости, какие только имелись в тонином хозяйстве.

Вы, наверное, хотите знать, чем вся эта история закончилась?

Ничем хорошим, поверьте.

В конце концов непосильный труд, постоянные травмы и не то, что бы совсем беспробудное, но каждодневное пьянство напрочь разрушили здоровье Глеба.

В шестом классе он был если не самым сильным и здоровым парнем в параллели, то уж во всяком случае одним из самых.

Прошло всего два года, – и Грэхэм превратился в полную развалину. Сильнее всего на нём отразились производственные травмы.

Одному богу известно, сколько раз Глеб себе что-то ломал.

Когда в девятом классе мама всё-таки уговорила его пройти медобследование, – боже, что тогда выяснилось!

Скелет его был безобразно деформирован, просто изуродован переломами. Точное их число установить не удалось. Говорили, что их около двадцати. Большая часть из них срослась неправильно. К переломам добавлялись трещины, которых было вообще немерено.

Ну, про грыжу и ревматизм Глеб знал и без врачей. Про начинающийся гастрит, в принципе, тоже. Зато обнаруженные проблемы с сердцем оказались для кролика большим сюрпризом.

У него нашли массу всего сердечно-сосудистого.

Так, он даже не догадывался, что оказывается пережил инфаркт. Сердце его было покрыто характерными рубцами.

И да, врачи поставили ему алкоголизм второй стадии. Обычный диагноз для нашей школы.

Тут вы решите, наверное, что Глеб после того медобследования перестал ездить к Тоне на дачу и бросил пить.

Ладно. Пить не бросил, но на дачу ездить точно перестал.

Такие мысли, должен вам сказать, могли прийти в голову только людям, полностью оторванным от реалий нашей школы. В действительности ни о чём подобном не могло быть и речи. И не было.

Пить Глеб, разумеется, не бросил. И на дачу ездить тоже не перестал. Он по-прежнему регулярно отправлялся на эту каторгу, вкалывал там от зори до зори, а после наступления сумерек глушил водку едва ли не литрами.