Теперь всё можно рассказать. По приказу Коминтерна

Как только рождественский уикенд закончился, – Тоню тотчас же стали осаждать учителя и всякие там социальные педагоги.

Пацанам, мол, об учёбе думать надо. Им ещё контрольные переписывать предстоит. А то у обоих за вторую четверть по половине предметов двойки выходят.

И Тоня, конечно, могла просто взять да и послать всех этих тварей куда подальше.

Восемнадцатый год – это тебе не тринадцатый. В те времена, когда это всё случилось, – Антонина уже не боялась ни школьной администрации, ни проверяющих, ни полицаев. Нужные люди везде были куплены или запуганы. Опасаться было нечего.

Но Боженко помнила, что сторожа в лесу не одни.

С ними пребывает огромный (хотя и постоянно уменьшающийся) запас крепкого алкоголя. В бытовке его было достаточно, чтобы довести до белой горячки и дюжину шестиклассников. А ведь эти перцы ещё и ружьё на смену захватили. С патронами.

«Надо бы их оттуда убрать, – подумала Тоня, – от греха подальше. А то ещё посетит кого из них белочка, померещится ему что-нибудь, – а он кореша своего из ружья шлёпнет. Примет его за Гоблина или тролля какого. Или какая там ещё нечисть в Интернете-то обитает?

Или и того хуже: припрётся один из них весь такой на голову ёбнутый и с ружьём в усадьбу. Устроит нам, понимаешь ли, Колумбайн, а мне что потом родителям говорить?

Да и мусора с чекистами прикопаются.

А мне оно надо?

Нет, так дело не пойдёт! Надо этих сторожей срочно оттуда эвакуировать, пока до кровопролития дело не дошло. Насторожились уже поди, троглодиты малолетние.».

Короче, четырнадцатого числа двух в дупель пьяных молодых лесников на санях доставили в усадьбу. Сами они передвигаться не могли.

Вместе с ними, кстати, забрали из бытовки и ружьё с патронами. От греха подальше.

Тем же обозом, что забрал утомлённых водкой и халвой, – прибыли к месту службы их сменщики из пойминских. Собственно, они-то и приехали (и не одни, а с запасами сами знаете чего!) к бытовке на тех самых санях, которые часом позже увозили оттуда бухих вахтовиков.

Ну, пока они там заселялись да распаковывались, – уже и вечер настал.

Сели ужинать.

Ужин великолепный был. Хлипкий стол просто ломился от жратвы. Почти в прямом смысле слова.

Всё, что школьнику только требуется, там было.

В качестве аперитива были поданы варёные креветки с соусом тартар, бутерброды на белом хлебе со сливочным маслом и щучьей икрой, сэндвичи с тунцом и тандырные лепёшки.

На первое были гигантских размеров тушёный кролик с гарниром и три жареные курицы.

На второе – чебуреки, пицца, жареный на оливковом масле картофель, варёный рис с соевым соусом, мясо с кинзой и гуляш.

На десерт – полтора кило грамма ореховой халвы, киевский торт и торт «Прага», шоколадные конфеты различных марок («Коркуновъ», «Ферреро Роше», «Комильфо»), имбирные и тульские пряники, полкило печенья и четыре бутылки разных лимонадов («Тархун», «Байкал», «Дюшес», «Крюшон»).

Без алкоголя, конечно, тоже не обошлось: были поданы одна бутылка вермута и две бутылки рома «Captain Morgan. Black Spiced».

И вот в тот самый момент, когда один из пойминских уже наполнил свой стакан вермутом и хотел было поднять первый за этот вечер тост, тост за начало смены, – за дверью послышались чьи-то шаги.

Ребята напряглись и посмотрели в сторону двери.

Ничего особого вроде. Дверь на месте, никто не ломится. Шагов больше не слышно. Померещилось небось, – решили вахтовики и продолжили свой скромный пир.

И только они выпили за начало смены, – как в дверь бытовки кто-то ударил.

Тут надо сказать, что бытовка эта была далеко не новая. Тоня купила её со скидкой у какого-то знакомого лаваря. До этого в вагончике жили гастарбайтеры.

И не знаю, чем там эти гастарбайтеры занимались, – но на момент покупки бытовка находилась в ужасном состоянии. Среди прочих недостатков выделялось и отсутствие входной двери.

Усилиями рабов вагончик, конечно, починили. С тех пор вход в бытовку закрывала дверь, незадолго до этого варварски похищенная из 1497-й школы во время ремонта. Она там закрывала вход в мужской туалет на третьем этаже. Боевики-«ударники» стащили её посреди ночи прямо на глазах обезумевшей от ужаса охраны.

Вот это был погром! Школу тогда обнесли подчистую. Уволокли всё, до чего только смогли дотянуться.

Короче, эта самая сортирная дверь и стояла на входе в бытовку. Подобрана она была не по размеру и на петлях держалась еле-еле. Да и сама дверь (пластиковая, к слову) была очень хлипкой и ненадёжной.

Словом, у пойминских обжор был неиллюзорный повод испортить штаны.

Им, однако, хватило мужества этого не сделать. Сразу, во всяком случае.

Вместо того, чтобы некстати поднимать панику, – один из вахтовиков стал на цыпочках пробираться к двери. Он шёл очень медленно. Казалось, никогда, гад, не дойдёт.

Но вот он дошёл и, прислонившись ухом к двери, стал слушать, что за ней происходит.

За дверью хрюкали.

И не просто хрюкали, скажу я вам, – а смачно так хрюкали, со вкусом. И ясно было, что там не одна какая-то сбежавшая из колхоза свинья стоит, – нет, там было целое стадо, и притом не домашних свиней (тоже, к слову, далеко не безобидных), а самых настоящих кабанов, диких и очень злых.

И тут в дверь ударили снова, – на этот раз сильнее.

Опознавший незваных гостей пацан попятился к столу.

Его товарищ тем временем светил фонариком в крохотное оконце, пытаясь хоть что-то разглядеть в непроглядной тьме.

На некоторое время, – может, что на минуту, может, что и на две, – в бытовке воцарилась тишина.

Но вскоре она была нарушена топотом. Он слышался отовсюду.

Кабаны обходили дом.

Вдруг снова наступила тишина.

В этот раз она продержалась от силы секунд тридцать и была неожиданно прервана целой очередью мощных ударов в дверь, сопровождаемых злобным, почти надрывным визгом.

Потом снова настала тишина. Лишь тихое сопение прорывалось сквозь щели с улицы.

Перепуганные до полусмерти рабы решили, что другого шанса может не быть.

С огромным трудом они подтащили к двери тяжеленные нары и забаррикадировали ими проход. Лишь после этого можно было вздохнуть с облегчением.

Кабаны ещё несколько часов штурмовали дверь, но засевших внутри товарищей это уже ничуть не беспокоило. Они превосходно поужинали, а затем легли спать с туго набитыми животами.

Утром один из пойминских выглянул в окошко.