Террариум черепах

нибудь. Увидеть бы хоть какие-нибудь жилые дома, хоть

что-то, кроме бесконечных сугробов, тёмно-синего неба и

далёкой, далёкой сопки… Ноги проваливаются в снег по

самые колени, ботинки и джинсы промокли, глаза слезятся

от ветра и снега, пальцы на руках и ногах онемели от

холода. Я вообще в ту сторону иду? Я устала и замёрзла,

мне нельзя петлять ложными путями.

– Аня!

Я оборачиваюсь. Ко мне тащится Макс. По сугробам

он чешет намного быстрее меня, его шаги шире и

увереннее моих.

– Какого хрена ты здесь забыла?! - спрашивает он

перекрикивая завывания ветра.

– Гуляю! - тем же раздражённым тоном ору я. Надо

же, ведёт себя так, будто одолжение мне делает. Да

пусть катится туда, откуда пришёл, мне его помощь сто

лет не нужна.

– Ты идиотка, что ли? Гуляет она! Какого хрена,

Леонова? - он спрашивает это так, будто речь идёт уже

не о моей вечерней вылазке. - Ты последнее время ещё

хуже, чем обычно. Что происходит?

Ну надо же, заметил.

– Изабелла меня доконала.

– А что ещё? - Я качаю головой и тогда он

категорично заявляет: - Ни черта. Дело не только в ней.

Что случилось?

– Да просто… всё одно к одному! Зытова ещё

уволилась, мама тут мне всё в уши льёт, мол, Белла

у нас ангел во плоти, а я сука последняя. - Я закрываю

на время лицо ладонью, так как ветер не даёт нормально

дышать.

– Что ещё?

– Ещё Фирсов с Викторовной разводятся… Сволочи!

Макс тяжело вздыхает, будто видит перед собой

маленького ребёнка, плачущего из-за пустяка.

– Ну и дальше что? - скучающе вопрошает он. -

Твоя сестра, конечно, не подарок, ну и что? Могла бы

вести себя по-другому, а ты вместо этого всё время на

рожон лезешь. И конечно, в итоге оказываешься виноватой.

На Зытову вообще забей. Уволилась и уволилась. Вешаться

теперь, что ли? Обычная училка, найдут другую. Насчёт

Фирсова с Викторовной… вообще не понимаю, чего ты

загоняешься. Пускай разводятся, тебя-то это не касается.

– Касается, чёрт тебя подери, касается! Я, блин,

старалась для них, я за них переживала! Я хотела, чтобы

у них было всё хорошо, чтобы хоть у кого-то было всё

хорошо! А они что? Сколько они прожили вместе? Четыре

месяца? И всё, мать их, расход! И зачем вообще было

жениться? И какого хрена я тогда переживала за них,

как за себя?! - Я дышу тяжело, распалённая и

раздосадованная. С трудом перевожу дух и тихо заканчиваю:

– Всё обман. Нет ничего.

Макс вновь вздыхает и скептически произносит:

– Да, из-за Фирсова и Викторовной, конечно, стоило

тащиться в буран непонятно куда по темноте.

Мне хочется ударить его.

– Пошёл ты знаешь, куда! Давай, проваливай туда,

откуда пришёл.

Тут он вдруг мешкает. Я настораживаюсь.

– Макс, а ты вообще дорогу запомнил?

Молчит.

– Чёрт тебя побери! - срываюсь я. - Ты, блин, смог

меня найти, но не додумался запомнить дорогу?

– Помню, что пришёл оттуда, - он указывает себе за

спину.

– Серьёзно, твою мать?

Я обхожу его и иду по его следам, постоянно

проваливаюсь, но сейчас я такая злая, что меня это

нисколько не волнует. Краем уха слышу скрип шагов

Макса рядом.

– И какого чёрта ты сюда попёрлась… - бормочет он.

– А ты какого чёрта за мной попёрся, - не остаюсь

в долгу я.

– Волновался, - просто отвечает он. Я фыркаю.

Дальше мы идём молча. Совсем стемнело, ветер

набрал обороты, вокруг ни черта не видно, ни домов,

ни дорог, только снег, снег, снег… Я уже теряю

последнюю надежду на то, чтобы добраться до дома, но

всё продолжаю идти, подгоняемая жутким холодом, пока

моя нога не соскальзывает, неестественно выворачивается,

и я заваливаюсь в снег. У меня вылетает очень некрасивый

мат. Макс останавливается, смотрит на меня.

– Что опять? - спрашивает.

– Ногу подвернула, чёрт бы её побрал, - с надрывом

отвечаю я.

Моя нога, ненормально вывернутой, лежит на снегу, и

я боюсь даже прикоснуться к ней. Чёрт, как же больно.

Макс садится передо мной на корточки.

– Встать сможешь?

– Лучше убей меня и не мучай, - отвечаю я и ложусь

на снег. Всё. Сдаюсь.

– Леонова, надо идти, - безапелляционно заявляет он.

– Нет в тебе жалости…

– Не время для жалости, - отрезает он.

Крепко хватает меня за талию и поднимает. Нога

дёргается, и я вскрикиваю.

– Опрись на меня, - командует Макс.

Я подчиняюсь, хватаю его за плечи обеими руками

и переношу весь вес на руки и здоровую ногу. Теперь

мы двигаемся ещё медленнее. Пурга продолжается.

Мы идём долго, очень долго, чёртову вечность. Я

больше не чувствую холода, только нестерпимую боль в

ноге, мне жутко хочется спать.

– Аня! - тормошит меня Макс. Я не хочу отзываться.

Я не хочу идти. Я хочу спать…

– Леонова, чёрт бы тебя побрал, не вздумай спать! -

орёт Макс, и через укутывающую меня уютную пелену

сна я слышу в его голосе неприкрытое отчаяние. Я

нехотя открываю глаза.

– Вот, молодец, не вздумай закрывать глаза, - говорит

он. - Видишь тот заброшенный дом? - он указывает куда-

то вправо.

Я с трудом киваю.

– Переждём бурю там, а потом пойдём дальше.

Легко сказать. До этого дома ещё надо дойти. Я

собираю в кулак всю свою силу воли и прогоняю сон.

Нельзя сдаваться.