Террариум черепах

жутко бьёт по ушам, но я не собираюсь признавать

поражение. Посмотрим, кто кого. Кажется, будто вибрирует

вся комната, уши уже болят.

И пяти минут не прошло, а Макс долбит в дверь.

– Чего? - ору я, открывая её.

– Выруби на хрен свой Papa Roach, - орёт он в ответ,

с трудом перекрикивая «Burn».

– Выруби на хрен свой Rammstein, - парирую я и

захлопываю дверь. Пошёл к чёрту, я вошла во вкус.

Тут он стучится снова, я вновь открываю, а он,

ни слова не говоря, проходит в комнату, вынимает

штекер колонок из разъёма телефона, отсоединяет колонки

от розетки, берёт их и выбрасывает с балкона. Я молча,

не шевелясь, стою и пялюсь на него. Наконец, ко мне

возвращается дар речи, и я воплю, как полоумная:

– Ты что, совсем охренел?! Ты псих, что ли?!

А он смотрит на меня, так спокойно, умиротворённо,

что мне хочется его придушить. Но вместо этого я

выбегаю из своей комнаты, забегаю в его и закрываю на

замок дверь. Здесь всё ещё орёт Rammstein. Я проделываю

с колонками то же, что и он с моими, только отсоединяю

их от системного блока, и выкидываю на улицу.

Смотрю вниз, там валяются мои старенькие белые

колонки и его новые, с чистым глубоким звуком, чёрные.

Хоть какое-то утешение.

– Твою мать.

Я вздрагиваю и оборачиваюсь

– Ты всё-таки их выкинула, - говорит Макс, на

удивление спокойно.

– Как ты вошёл?

– На наших дверях одинаковые замки, поэтому ключ

от твоего подходит и к моему.

– Ещё одна хорошая новость, твою мать.

– Что мы теперь будем делать? - спрашивает Макс

и тоже свешивается с балконных перил, чтоб посмотреть.

– Избавимся от улик, - пожимаю плечами я. - Даже

если родители и зайдут в наши комнаты, они вряд ли

заметят пропажу колонок.

– Тогда пойдём вынесем их на помойку.

Мы расходимся по комнатам, одеваемся и спускаемся

вниз. От колонок мало что осталось, приходится обыскать

весь летний сад в поисках разлетевшихся деталей.

Когда колонки, буквально по кусочкам, собраны, и мы

уже собираемся тащиться на местную помойку, к дому

подъезжает машина Миши. Отлично. И как мы на этот

раз выкрутимся?

– Привет, дети. - Миша хмурится и настороженно

спрашивает: - Это что?

Мы с Максом молчим.

– Может, объясните, что случилось с техникой?

Мы с Максом переглядываемся и в один голос

произносим:

– Вот чёрт…

Семьдесят семь

– Я не могу понять, что происходит в этом доме?

– спрашивает мама, но вопрос скорее риторический.

Глупо было ожидать, что мы избежим разбора

полётов. Поэтому, как только пришла мама, мы

расположились в гостиной, мы с Максом на диване, эти

двое - в креслах напротив нас. Как на допросе, ей-богу.

– Ничего не происходит, - пожимаю плечами я.

– Мы просто немного повздорили, - продолжает Макс.

– Да, с кем не бывает, - заканчиваю я.

– И выкинули колонки? - спрашивает мама.

– Макс первый начал.

– Если б ты вела себе по-человечески, я бы ничего

не начал, - не остаётся в долгу он.

– Если б ты вырубил музыку, я бы вообще тебя не

трогала.

– Если бы ты нормально попросила, я бы вырубил.

– Может, мне ещё на колени встать надо было? Не

слишком много чести?

– Вечно ты ведёшь себя так, будто тебе все что-то

должны.

– Вечно ты ведёшь себя так, что мне хочется тебя

придушить.

– А ну-ка заткнулись оба! - прерывает наш спор Миша

и мы разом замолкаем, вспомнив, что в комнате не одни.

– Почему вы вечно собачитесь? Ещё недавно не отходили

друг от друга, а тут не можете элементарно поладить.

– Можем, если Аня перестанет капать на мозги.

– А Макс - действовать на нервы.

– Так, всё, - вздыхает мама. - Вы оба ужасно

несносны, и не хотите слышать ни друг друга, ни

окружающих. Идите по своим комнатам и не появляйтесь.

И никаких вам новых колонок, тоже мне, войну с

выбрасыванием затеяли.

Мы облегчённо вздыхаем и встаём с дивана,

поднимаемся наверх.

– Добилась? - спрашивает.

– Хотелось бы напомнить, что ты первый начал.

– Детский сад, ей-богу, - кривится Макс. - А ты

повторила. Своего ума нет?

– Ладно, в следующий раз буду думать сама.

– Не будет следующего раза. Предлагаю нам с тобой

вообще не видеться и не общаться.

– Отлично.

– Отлично.

Двери спален одновременно захлопываются. Отлично.

Семьдесят восемь

Поджигаю сигарету, затягиваюсь и выдыхаю дым. Снова

затягиваюсь и выдыхаю. Уроки уже закончились, мы стоим

за школой. Верка смотрит на меня.

– Ты нервная, - говорит.

– С чего бы?

– Это уже третья сигарета.

Я удивлённо смотрю на неё.

– Я даже не заметила.

– Зато я заметила. - Верка оглядывается. - Что за

шум?

И правда, с соседней стороны здания слышен какой-то

гул. Верка, видно, тоже заметила. А я-то думала, что

это у меня в голове шумит.

Как по заказу появляется Нина Игорева и, весело

улыбаясь, суетливо тараторит:

– Вы чего встали? Там во дворе драка!

Я выкидываю окурок и скучающе смотрю на неё.

– Плевать вообще, - говорю. Верка согласно кивает.

– Да вы дуры, что ли? - вопит Игорева. - Там

Лебедева из параллельного со Смирновой дубасятся не

на жизнь, а на смерть.

Мы с Верой удивлённо переглядываемся.