The Beginning of the End

– Что случилось?..

– Пока еще ничего, - сказала Тамин, сидевшая у постели на табурете. Ее губы тронула улыбка, но глаза остались холодными и бесстрастными.
– Покорми ребенка, потом мы с тобой поговорим.

Белла послушалась. Ей пришлось заниматься сыном, а потом собой под взглядом этой женщины, которая вызывала у нее сильные двойственные чувства. Когда же Белла наконец освободилась, Тамин движением головы пригласила ее выйти, как вчера.

– Лучше перейдем в другую комнату, - сказала жрица.
– Не стоит выходить во двор.

Конечно же, Тамин избегала не только зноя. Белла последовала за нею, подавленная и встревоженная.

Они зашли в комнату напротив, почти свободную от мебели, - здесь обнаружились только пара кресел и незажженные жаровни-треноги. Солнца было мало, оно еще не успело перейти на эту сторону.

– Вот так хорошо, - Тамин с глубоким вздохом опустилась в кресло и, по своему обыкновению, сняла парик; в этот раз черный, но с затейливо уложенными косами разной толщины. Усевшаяся напротив Белла невольно рассмеялась, забыв о своем благоговении перед женой Имхотепа.

– Ты так каждый раз делаешь, когда мы вдвоем, - сказала она. Тут же прикусила язык, боясь, что оскорбила заносчивую египтянку.

Но Тамин лишь рассмеялась в ответ. Она провела рукой по гладкой голове.

– Я все чаще думаю, что одной тебе с некоторых пор могу открыть лицо моего Ка.

“Это душа-двойник”, - припомнила Белла.

– Почему ты пришла так рано, госпожа?
– осторожно спросила она.

Белла наконец увидела, насколько ее гостья взволнована. Тамин сжала подлокотники кресла, на которых покоились ее руки, глубоко вдохнула и выдохнула.

– Я должна была предупредить тебя о том, что забыла вчера, - сказала она.
– А это важно. Знаешь ли ты, кто берет в храмовых кладовых еду для тебя?

Белла качнула головой.

– Сеанх, мой домашний слуга, которого я сама отправила туда, - ответила Тамин, не спуская с нее глаз.

Белла ахнула, догадавшись, что имеет в виду египтянка.

– Ты думаешь, что меня могут…

Тамин пожала плечами, точно удивлялась ее идиотизму.

– Не только могут, но и, скорее всего, попытаются, когда пронюхают о тебе. Однако с такими предосторожностями это будет совсем непросто. Кладовые и кухни бога огромны, и никто не сможет предугадать выбор Сеанха… А воду в больших сосудах разносят рабы, и всем одинаково.

Певица Амона помолчала.

– Собственный дом господина - другое дело.

Белла поняла, что на покупку такого неприметного дома Тамин согласилась не только из-за любви мужа к уединению. Должно быть, богатые и влиятельные господа при дворе постоянно опасались отравления…

– Сеанх придет сегодня днем, я велела ему, - сказала Тамин.
– Ни из чьих других рук еды и вещей не принимай, понятно?

Белла благодарно кивнула.

Она подумала, что даже такое положение лучше, чем придворная жизнь, с которой хорошо знакома Тамин.

– Но ведь ты хотела сказать мне что-то еще?
– предположила англичанка. Она не решалась первой заговорить о “Книге мертвых”, но жрица поняла ее.

– Да, - сказала Тамин.
– Я видела вчера и сегодня этих двоих братьев, моего мужа и твоего господина, - ее голос упал.
– Как это было мучительно… Как похож Имхотеп на человека, которым Синухет желает видеть его! Но он совсем другой, и этого несчастный Синухет не видит!

– Что это значит?
– спросила Белла.

Жрица прикрыла глаза.

– Ты тоже не понимаешь… Жажда власти и тайного знания - это почти одно и то же, это тонкий яд, который отравляет душу и тело навсегда… У Имхотепа такое же прекрасное сердце, как у твоего господина, и даже лучше, потому что Имхотеп способен дойти до конца в любой своей страсти. Он жрец, воспитанный в жертвах богу, и он не испугается пожертвовать всем и даже самим собой, когда придет час!

Белла подумала, что Синухету в сравнении с Имхотепом, пожалуй, действительно недоставало смелости и пытливости - но для женщин, которые родили и растили его детей, это было даже лучше.

– Но Имхотеп уже отравлен, - продолжила Тамин.
– Я говорила тебе вчера о черной книге… Сама я не видела ее, но догадалась по записям, которые оставлял мой муж, насколько далеко он зашел. “Книга мертвых” должна сохраняться в Хамунаптре, - тут жрица перешла не шепот.
– Однако Имхотепу давно позволено там бывать, и он научился открывать тайные ходы и избегать ловушек.

Она глядела на Беллу блестящими глазами так упорно, точно ждала от нее содействия. Англичанка некоторое время пыталась собраться с мыслями.

– Но разве Имхотеп не понимает, что может погубить свою душу?
– спросила она, выражаясь церковным языком, к которому привыкла с детства.

Тамин усмехнулась.

– Не понимает, - сказала жрица.
– Ты женщина и мать, но ты еще невинное дитя, если задаешь такие вопросы… Человек, который идет дорогой зла, однажды преображается настолько, что перестает понимать, в чем состоит его благо. Человек всегда преображается в соответствии с тем, к чему влечется его сердце.

Белла закусила губу.

– И его никак нельзя отговорить?

Тамин звонко рассмеялась.

– Отговорить? Показать, что мне известно? Нет, - жрица качнула головой.
– Моего прекрасного супруга уже нельзя отговорить. Можно только подтолкнуть его к гибели, выдав свою осведомленность, - тогда он начнет действовать…

Тамин вздохнула.

– Синухет позвал Имхотепа в гости. В деревню. Может, он хотя бы отвлечет своего брата и напомнит о том, что у него есть семья.

Белла быстро взглянула в сторону спальни. Она вспомнила о своих детях.

– А когда я смогу увидеть Сетеп-эн-Сетха?

Губы египтянки язвительно изогнулись.

– Значит, ты отказываешься мне помочь?
– произнесла Тамин.
– Мой муж способен погубить нас всех, если его не остановить! Потому что он слишком умен и ненасытен в своих поисках, как все великие, - пробормотала она, покачав головой.

Беллу наполнило раскаяние.

– Я бы помогла тебе, если бы знала, как!
– воскликнула она.
– Я еще раньше заподозрила насчет Имхотепа неладное… и пыталась поискать в кладовой у вас в доме его заметки, - призналась англичанка.