The Beginning of the End
Шрифт:
Он рассмеялся, хлопнув себя ладонями по все еще крепким бедрам.
– Не знаю, обрадуемся ли мы с женой этому пополнению. Но такова жизнь!
Тамин повела головой в сторону двери, приглашая его выйти для беседы. Синухет принял ее предложение, и они через тесный коридор и прихожую вышли в сад. Покидая дом, Тамин на мгновение задержала взгляд на зеленой деревянной статуэтке Осириса в царском уборе, которая стояла в нише перед дверью.
В саду они сели прямо на траву, вытянув ноги. Тамин блаженно прислонилась к гранатовому дереву; подтянув к себе длинные смуглые ноги, развязала сандалии.
– Брат так и не почтил нас приездом, - наконец сказал хозяин дома.
Тамин быстро взглянула на Синухета, потом снова отвернулась. Она выпрямилась, опираясь спиной и плечами на ствол.
– Он хотел приехать, я писала Имхотепу в Абидос. Но ведь ты сам знаешь, как много теперь на него возложено. Как раз сейчас Имхотеп разбирается с делами и с записями, которые оставил его предшественник. И нужно налаживать хозяйство нового великого храма Осириса…
Тамин улыбнулась; сделала рукой движение, точно вырывала что-то с корнем.
– Имхотеп должен прополоть сорную траву.
– Найти и убрать недовольных, - сказал Синухет. Тамин согласно наклонила голову.
– Когда смещают кого-нибудь из главных жрецов, это вызывает много недовольства. Гораздо больше, чем когда убирают военачальников.
– Потому что у жрецов общие тайны и общие богатства, и нельзя потянуть за одну только нитку, - рассмеялся Синухет.
Брат ее мужа был умен. Тоже умен.
– Ты жалеешь, что Имхотеп не приехал?
– спросила Тамин.
Синухет отвернулся.
– Я все еще люблю его. Когда брат гостил у меня, мы опять стали близки… как тогда, когда были детьми и открывали друг другу свое сердце. Как будто это время могло бы возродиться!..
Синухет сорвал пучок травы и растер его в пальцах. Потом сжал руку в кулак и с силой опустил ее.
– Все, что было, однажды возродится. Все, что было, никогда не умирало, - вполголоса проговорила Тамин.
– Разве твой посвященный брат не объяснял тебе этого?
Хозяин дома качнул головой.
– Я не жрец. Мне трудно так мыслить.
Лицо Тамин приобрело отсутствующее выражение; точно ею вдруг овладело сожаление о каких-то вещах, недоступных Синухету.
– Мой муж стал первым среди слуг Осириса, поднялся так высоко, как никто из нас… А я по-прежнему только певица Амона!
– Но ведь ты женщина, - вырвалось у Синухета.
Жрица засмеялась.
– Как много ты сейчас сказал, дорогой Синухет! Ты сам не понимаешь этого!
Они надолго замолчали. Птицы любовно щебетали, и ветерок шелестел в ветвях, овевая их склоненные головы. Это молчание было и утешительным, и тягостным. Потом Синухет произнес, напряженным голосом, точно вдруг решившись:
– Я давно хотел спросить тебя.
– Что?
– подбодрила его Тамин. Лицо ее осталось спокойным, но она тоже напряглась, ожидая продолжения.
– Почему ты все еще жена моего брата?
Тамин приоткрыла рот, глаза ее сверкнули… но тут Синухет остановил гостью неожиданно властным жестом.
– Ведь я знаю, что вы давно далеки друг от друга! Почему ты не отпустишь Имхотепа и не позволишь ему отпустить тебя?
Тамин вздохнула, как перед трудным
объяснением.– Имхотеп доволен нашим браком. Мы говорили с ним не раз, и тогда, когда я недавно приезжала к мужу в Абидос.
– А ты сама?
– спросил Синухет.
Он придвинулся к ней по траве.
– Ты женщина великих достоинств, ты красива… У тебя могли бы быть дети от мужчины, который посвятил бы тебе свое сердце!
Тамин вдруг засмеялась.
– Многим ли мужчинам нужна женщина великих достоинств… таких, которыми обладаю я?
– произнесла жрица.
– Не думаю! И я уже не так молода!
Синухет встрепенулся.
– Но ведь Имхотеп…
– Я могла бы снова выйти замуж, - прервала его Тамин.
– Я это знаю. Но оставаться женой Имхотепа, верховного жреца Осириса, - это лучшее для меня… и для вас.
Жрица встала.
– Новый муж сразу отрежет меня от вас, как ножом. Мужчины таковы. А я нужна здесь!
Синухет опустил голову, покоряясь ее решению.
– Да, это правда. Я и моя Небет-Нун не смогли бы без тебя.
Кивнув, он поднялся и пошел назад в дом, не оборачиваясь.
***
Госпожа Мути, на осторожный и виноватый взгляд Беллы, не показалась действительно больной - она немного похудела, появилась тяжесть в движениях, и все. Хандрила, как сказали бы в ее время. Что привело Беллу в растерянность - так это то, что хозяйка перестала смотреть на нее враждебно.
Жена Синухета теперь взирала на Беллу безразлично, как на предмет обстановки. Так же, как и на все, что ее окружало.
Когда начались приготовления к свадьбе, хозяйка приняла в них участие, но как-то механически. Она улыбалась сыну, принимая его поцелуи и поклоны, любезно разговаривала с будущей невесткой, хорошенькой и стеснительной девушкой по имени Неферу - “Прекраснейшая”. Но все это словно без участия души.
Белла потихоньку рассказала о поведении хозяйки Тамин, и жрица встревожилась.
– “Без души” - это ты хорошо сказала, - заметила Тамин, повторяя неуклюжее выражение англичанки.
– Так люди ведут себя, когда уходит желание жить, и душа отстает от вещей, которые прежде любила. Это может вызвать тяжелую болезнь, хотя нет никакой видимой причины.
Белла испугалась.
– Так дело во мне?
Тамин медленно покачала головой.
– Нет, не в тебе… Вернее сказать, я думаю, что это случилось бы и без тебя.
Тамин помолчала.
– Мути стареет, все вокруг нее повторяется, но ее мечты не сбылись… и не ты помешала им сбыться. Ее сын неспособен к тому, чего хотела бы мать, и двор, где ее благосклонно принимали, забыл ее. Это случается со многими женщинами.
– А с тобой?
– Со мной нет. Но я всегда там, где я нужна, - не очень понятно сказала Тамин.
Певица Амона не думала, что Мути может помочь кто-нибудь, кроме нее самой. Однако Тамин не хотела сожалеть о том, что было упущено. Когда гости разъехались, жрица подошла к госпоже дома и попросила разрешения осмотреть ее.
Мути знала, что жена Имхотепа выполняет в своем храме обязанности лекарки, и подчинилась этой заботе. Тамин расспросила обо всем, о чем спрашивает больного чуткий врач, выслушала и выстукала ее, но не нашла ничего, что требовало бы вмешательства.