The Beginning of the End

Имхотеп, который был с братом в этой комнате, молча следил за его метаниями. На губах верховного служителя Осириса играла мрачная и понимающая усмешка.

– Ты думаешь, боги не простят тебе того, что ты совершил?
– внезапно спросил Имхотеп. Он стоял, сложив руки на груди.

Синухет, вздрогнув, резко развернулся к младшему брату; пламя факела в его руке обежало комнату, зловеще вспыхнув на сокровищах покойницы.

– Я знаю, что я воспользовался своим правом мужчины, - сказал Синухет.
– Я удовлетворил и насытил свое сердце с женщиной, которую взял в наложницы… и моя жена умерла потому, что я сделал это!

Он присел около саркофага, прислонившись лбом к холодному камню.

– Нет, я не боюсь, что буду наказан… я боюсь, что когда я умру, боги бросят меня в объятия этой женщины, перед которой я провинился и которую я не любил!

Имхотеп тихо рассмеялся.

– Ты боишься объятий мертвой женщины? Разве не кажется тебе теперь, что учение о вознаграждении праведных и пожирании сердец грешников не соответствует тому, что есть? Каждый из нас, умерев, встретится с тем, чего никогда не ждал, - прошептал Имхотеп, подняв глаза к потолку.

– И значит, жрецы обманывают всех нас, - заметил Синухет с глубокой горечью. Он покосился на младшего брата, в черном ритуальном облачении.
– Я этим не удивлен!

– Большинство жрецов такие же невежды, - ровно ответил Имхотеп.
– А те, кто знает больше… рассказывают непосвященным ровно столько, сколько следует.

Он подошел к брату и положил на его обнаженное плечо свою тяжелую горячую руку.

– Но ты сам умен, ты умнее многих… и сам можешь искать ответы в своем сердце, Синухет!

Синухет сжал губы и мотнул головой.

– Лучше я останусь невеждой.

Имхотеп невозмутимо кивнул, точно его не удивил такой ответ. Потом взял брата за руку.

– Идем отсюда, пора.

По его знаку жрец Ка повернулся и пошел впереди, освещая путь; а Имхотеп взял факел у Синухета. Имхотеп не зря позаботился о таких предосторожностях, Синухет, с его помраченным разумом, не смог бы сейчас выбирать дорогу. А Имхотеп и проводник хорошо помнили расположение ловушек в этой части подземного лабиринта.

Когда они поднялись наверх, то устроились в тени одного из заупокойных храмов, дожидаясь, пока рабочие запечатают гробницу. Это следовало сделать хотя бы временно.

Когда Белла впервые увидела Синухета после похорон жены, она была потрясена произошедшей с этим человеком переменой. Она была в доме Тамин вместе с Хаи. Увидев Синухета, с красными глазами, бледного и плохо выбритого, Белла вскрикнула. Ребенок, который сидел на полу и сосал палец, захныкал, почувствовав испуг матери.

Синухет медленно приблизился к наложнице. Он вперил в нее взгляд.

– Мы поженимся, - хрипло произнес египтянин.

Сердце Беллы оборвалось. Стать его женой… вот такого, каким он стал?..

– Я не могу, - дрожащим голосом ответила она.
– Я же говорила тебе, господин Синухет, что я…

– А я приказываю!
– вдруг выкрикнул египтянин. Казалось, он с трудом себя контролирует.
– Ты называла меня господином, но ты никогда не слушалась меня так, как следует! Теперь, когда моя жена умерла, ты станешь моей женой ради наших детей!

Белла медленно встала с кровати, на которой сидела; англичанка выпрямилась, сжав кулачки. Она собрала всю свою отвагу.

– Ради наших детей… я этого не могу! Этого нельзя сделать, Синухет!

Глядя в расширившиеся безумные глаза хозяина, она поняла, что совершила ошибку. Синухет стиснул зубы и замахнулся своей сильной рукой.

– Ты не слышала, что я сказал?..

Белла взвизгнула и отвернула лицо, ожидая пощечины; она вскинула руки, заслоняясь от неизбежного удара. Но удара так и не последовало. По полу простучали удаляющиеся шаги Синухета, а потом грохнула дверь комнаты: так, что дом сотрясся.

Хаи разревелся. Белла, не успев оправиться от ужаса, подхватила мальчика на руки, укачивая его.

– Ш-ш-ш, мой сладкий, ш-ш-ш.

Ребенок надрывался от плача. Белла сама заплакала, прижимая к себе Хаи: ее слезы капали сыну на черную, как у Синухета, макушку.

Она стала ходить с мальчиком из угла в угол, тщетно стараясь успокоиться. Наконец она устала: Хаи, которому шел второй год, оттянул матери руки. Белла посадила ребенка на кровать и сама села, взяв его на колени.

Мало-помалу мальчик успокоился и опять занялся погремушкой - деревянным шариком, в котором катались финиковые косточки. Белла ссадила Хаи на циновку и съежилась на кровати, обхватив колени руками. Она чувствовала себя совершенно несчастной.

Синухет всерьез разгневался на нее, и его можно было понять. Но во что гнев этого человека выльется для нее и ее сыновей?..

Белла вздрогнула, услышав скрип двери. Синухет показался на пороге; он посмотрел в ее заплаканное лицо и тут же опустил глаза.

– Я позову Уаджет, пусть посидит с сыном, - тихо произнес египтянин.
– А ты выйди со мной. Нам нужно поговорить.

Белла покорно кивнула, не разжимая губ.

Когда нянька пришла, Белла так же молча последовала за господином. Она не удивилась, когда Синухет повел ее на крышу. Тамин и ее супруг, как все фиванцы, порою ночевали там, спасаясь от жары и духоты.

Они сели в плетеные кресла и некоторое время молчали. Белла, зябко потирая плечи, ждала, что скажет Синухет.

Наконец он произнес:

– Ты подумала над моими словами?

Белла взглянула на египтянина, в глазах ее все еще был страх. Синухет покраснел и отвернулся. Он, конечно, не извинялся перед нею; но понял, услышав детский плач, что вовремя сдержался.

Ударив Беллу, Синухет смог бы подчинить, принудить ее; но разрушил бы то, что было между ними. То чувство, что они взращивали и лелеяли все эти годы…

– Я подумала, - наконец ответила Белла.
– И я… не могу. Прости меня.

Ее голос задрожал и пресекся. Синухет весь покраснел и приподнялся в кресле, стиснув подлокотники так, что плотно уложенная солома затрещала; но он уже достаточно владел собой, чтобы удержаться от насилия.

– Почему?
– спросил египтянин.
– Почему теперь?..

Белла взглянула на него несчастными глазами. Но она все еще крепилась.

– Ты приказываешь мне, ты мой господин… но для заключения брака нужно, чтобы женщина изъявила свою волю!