The Beginning of the End
Шрифт:
Однако о причастности Имхотепа к убийству царя вне стен дворца почти никто не знал, потому что его приговорили к ужаснейшей из казней - Хом-Дай, которая сделала верховного жреца Осириса неумерщвленным, вечно дремлющей потусторонней угрозой для живых. Об этом никто не смел говорить вслух. Если бы шпион Синухета жил в городе, а не в храме Амона, под опекой жрецов, он бы тоже этого не узнал.
Перхор бесцеремонно разбудил слугу Синухета посреди ночи, сунув ему в лицо факел. Бедняга вскрикнул и вскочил с подстилки, моргая опаленными ресницами.
– Что случилось, господин?..
Перхор быстро
– Беги, пока ночь, сейчас же бери лодку и плыви домой, - приказал Перхор.
– Каждый час промедления может обернуться гибелью!
Перхор бросил человеку Синухета котомку с запасом лепешек и инжира. Слуга наспех оделся, и один из младших жрецов проводил его на берег, где была привязана лодка.
Слуга поплыл, гребя изо всех сил; благодаря всех богов, что река сама несет его на север. Работая веслами, он отгонял от себя страх, подобного которому не знал никогда в жизни.
========== Глава 79 ==========
Когда вестник, полуживой от усталости и тревоги, причалил к пристани, принадлежавшей Синухету, тоже стояла ночь. Ни один огонь не горел, очертания дома за пальмами и окружающего сада угадывались только в свете звезд.
“Какую весть я привез им”, - содрогаясь, подумал слуга.
Но было бы в тысячу раз хуже, если бы его опередили…
Мысленно воззвав к Амону, слуга выбрался на причал - ноги отяжелели, намозоленные руки не слушались. Он стал подниматься по беломраморным ступеням к дому, и каждый новый шаг давался ему труднее предыдущего. Когда расступились пальмы, вестник увидел калитку и, медленно занеся руку, постучал.
Было заперто - господа уже давно запирались… и привратник бодрствовал по ночам. У господина не было денег, чтобы нанять стражников.
Старый привратник быстро отодвинул засов, и двое слуг изумленно воззрились друг на друга.
– Нахт?.. Заходи, - привратник отступил, пропуская его.
– Что случилось?
Нахт порадовался тому, что его лицо плохо различимо. Даже не пытаясь ничего объяснить, он торопливо попросил разбудить хозяина.
Привратник Иб проводил его в пустую затемненную столовую. Нахт сел на пол, чтобы не пачкать дорогую мебель, - он был весь в поту, босые ноги вымазаны илом.
– Приведи господина… И дай мне вина, - хрипло попросил вестник.
Иб заторопился прочь.
Он вернулся совсем скоро, в сопровождении Синухета. Господин дома был почти неодет, только небрежно обернул повязку вокруг бедер; глаза его горели тревогой и ужасным подозрением. Синухет нес большой кувшин вина, а Иб - две чаши.
Нахт при виде хозяина встал, и его тут же покачнуло от изнеможения; он попытался поклониться. Одеревеневшие спина и плечи взмолились о пощаде.
– Садись, - оборвал его приветствие Синухет.
– Садись и говори просто, Нахт.
Нахт благодарно плюхнулся обратно, подобрав грязные ноги. Господин тоже сел на пол, так что их лица оказались на одном уровне. Он со стуком поставил кувшин.
– Выпей со мной. Я вижу, что нам обоим это понадобится. Так что ты узнал в городе Амона?..
Он
сам налил слуге разбавленного вина. Нахт выпил полную чашу, прежде чем набрался храбрости рассказать правду.Услышав, что Имхотеп казнен за убийство фараона, Синухет встрепенулся, с силой закусив губу; глаза его засверкали. Но тут же он взял себя в руки и велел Нахту продолжать.
Слуга про себя поразился такой выдержке, но подчинился. Он отпил еще вина и сбивчиво, с нарастающим ужасом рассказал о проклятии Хом-Дай, которому был подвергнут брат Синухета.
– И все жрецы господина Имхотепа тоже были казнены. Их бальзамировали заживо, и теперь они не попадут на поля Иалу, как погребенные по священным законам, а будут вечно страдать, как и… как и твой брат, господин, - договорил Нахт совсем упавшим голосом.
На нем лица не было, и, окончив рассказ, он молча смотрел на Синухета, ожидая каких-нибудь спасительных слов. Как будто это не Синухетова брата подвергли такой чудовищной участи…
– Что нам теперь делать, господин?
Несколько мгновений Синухет сидел, глядя в одну точку. Потом плеснул себе вина в чашу, пролив часть; и выпил залпом. Вино закапало с его подбородка.
Потом Синухет посмотрел на слугу и сказал:
– Я очень доволен тобой, Нахт.
Он положил руку на плечо Нахта и сжал его так, что тот скрипнул зубами от боли.
– Я очень доволен, - повторил Синухет так, точно не вполне понимал, кому и что говорит; потом господин дома встал на ноги. Двигался он нетвердо, точно опьянел от одной чаши.
– Все будет хорошо, поверь мне, - произнес он.
Нахт подумал, что это самые странные слова, которые ему доводилось слышать в жизни; но, не смея спорить, он склонился перед господином. По крайней мере, брат казненного жреца принял столь страшное известие значительно бодрее, чем можно было ожидать…
А может, Синухет повредился в уме?.. Слуга проследил, как господин, неверно ступая, направился наверх в комнаты, что-то бормоча себе под нос.
– Так вот что это значит! Вот что значит!
– повторял Синухет, поднимаясь по лестнице к жене. Он был как в бреду.
– Имхотеп, мой единственный брат, лучший и умнейший из всех… вот что ты сделал!..
Он знал из рассказа своего посланника, что Имхотеп казнен, но не мертв. Это никак не укладывалось в голове. Имхотепа заживо съели скарабеи, но это не убило его плоть, а обессмертило!
Остановившись посреди лестницы, Синухет схватил себя за волосы. Ему показалось, что они стоят дыбом. Он мог бы сейчас оступиться и покатиться вниз, упав к ногам Нахта со сломанной шеей…
“Я бы не вынес этого, если бы не знал, что это кончится - и как кончится”, - подумал египтянин. На глазах его появились слезы боли за брата. Он ощутил сильнейшую потребность все расказать жене, своей единственной утешительнице в такой беде.
Небет-Нун спала, но проснулась и приподнялась, как только супруг вошел. Она все поняла еще прежде, чем он заговорил.
– Брат мой, - прошептала его золотоволосая жена-чужеземка, раскрывая ему объятия.
Синухет опустился на ее постель и зарыдал, крепко обняв свою Небет-Нун; горько, со всхлипами, как мальчик. Как недавно плакал на плече отца Амон-Аха, его взрослый сын…