Том 1. Громокипящий кубок

Звезды

Бессонной ночью с шампанским чаши Мы поднимали и пели тосты За жизни счастье, за счастье наше. Сияли звезды. Вино шипело, вино играло. Пылали взоры и были жарки. — Идеи наши, — ты вдруг сказала, — Как звезды — ярки! Полились слезы, восторга слезы… Минуты счастья! я вижу вас ли? Запело утро. Сверкнули грезы. А звезды… гасли.

1907

Простить? Никогда!

Какой изнурительный сон!.. Я шел и твой дом повстречал Была на крыльце ты. Начал Былого конца лилея звон. Любовь во мне снова зажглась И сердце грозила снести. — Прости! — застонал я, — прости! — И брызнули слезы из глаз. Смотрю я: ты вздрогнула вся, Ты вся изменилась в лице… Я бился в мечте на крыльце, Тебя о прощеньи прося. И ты, засверкав, хохоча, Любя, как давно, как всегда, Сказала: «Простить? Никогда!» — Где в храме потухла свеча?… —

Год миновал

Я с рукава срываю креп: Год миновал. Мой взор окреп. Окреп от слез. Так крепнет травка от дождя. Так крепнет рать в крови вождя. И ум — от грез.

Горелово

Орешек счастия

В цветах стыдливости, в мечтах веселья, В душистой полыме своей весны, Она пришла ко мне, — и без похмелья Пьянили девственно поэта сны. А сколько радости! А сколько счастья! Ночей жасминовых!.. фиалок нег!.. О, эта девочка — вся гимн участья, Вся — ласка матери, вся — человек! Орешек счастия сберечь в скорлупке Я не сумел тогда… Молчи, постой! — Ведь нет… ведь нет ее, моей голубки, Моей любовницы… моей святой!

Снег яблонь

Снег яблонь — точно мотыльки, А мотыльки — как яблонь снег. Еще далеко васильки, Еще далеко ночи нег. И все — в огне, и все — в цвету, Благоухает каждый вздох!.. Зову и жажду — жажду ту, От чьих слезинок дымен мох!..

Мыза Ивановка

Рондо («Бери меня, — сказала, побледнев…»)

— Бери меня, — сказала, побледнев И отвечая страстно на лобзанье. Ее слова — грядущих зол посев — Ужальте мне мое воспоминанье! Я обхватил трепещущую грудь, Как срезанный цветок, ее головка Склоняется в истоме… «Смелой будь», — Хотел сказать, но было так неловко… «Возьми меня», — шепнула, побледнев, Страдальчески глаза мои проверив, Но дальше — ни мазков, ни нот, ни перьев!.. То вся — любовь, то вся — кипучий гнев, — Бери меня! — стонала, побледнев.

Мыза Ивановка

Ничего не говоря

Это было так недавно, Но для сердца так давно… О фиалке грезил запад, Отразив ее темно. Ты пришла ко мне — как утро, Как весенняя заря, Безмятежно улыбаясь, Ничего не говоря. Речку сонную баюкал Свет заботливый луны. Где-то песня колыхалась, Как далекий плеск волны. И смотрел я, зачарован, Ничего не говоря, Как скрывала ты смущенье Флером — синим, как моря. О, молчанье нашей встречи, — Все тобой озарено! Так недавно это было, А для сердца так давно!..

1908

А если нет?…

А если нет?… А если ты ушла, Чтоб не прийти ко мне на панихиды? Кто даст ответ? Одна лишь ты могла, Но ты полна обиды… А если нет? Какая грусть… Как мраморна печаль… Как высока, свята и вдохновенна! Но пусть, но пусть. Разбитая скрижаль — Осколком драгоценна… Какая грусть!

Мыза Ивановна

Утренний эскиз

Сегодня утром зяблики Свистели и аукали, А лодку и кораблики Качели волн баюкали. Над тихою деревнею Дышали звуки, вешние, И пред избушкой древнею Светлела даль поспешнее. Хотелось жить и чувствовать Зарей студено-ясною. Смеяться и безумствовать Мечтой — всегда напрасною!

Мыза Ивановка

1909

У бездны

О, юность! о, веры восход! О, сердца взволнованный сад! И жизнь улыбалась: «вперед!» И смерть скрежетала: «назад»… То было когда-то тогда, То было тогда, когда нет… Клубились, звенели года — Размерены, точно сонет. Любил, изменял, горевал, Звал смерти, невзгоды, нужду. И жизнь, как пират — моря вал, Добросила к бездне. Я жду! Я жду. Я готов. Я без лат. Щит согнут, и меч мой сдает. И жизнь мне лепечет: «назад»… А смерть торжествует: «вперед!»

Ненужное письмо

Семь лет она не писала, Семь лет молчала она. Должно быть, ей грустно стало, Но, впрочем, теперь весна. В ее письме ни строчки О нашей горькой дочке. О тоске, о тоске, — Спокойно перо в руке. Письмо ничем не дышит, Как вечер в октябре. Она бесстрастно пишет О своей сестре. Ах, что же я отвечу И надо ли отвечать… Но сегодняшний вечер Будет опять, опять.

Веймарн

Зарею жизни

Зарею жизни я светом грезил, Всемирным счастьем и вечным днем! Я был так пылок, так смел, так весел, Глаза горели мои огнем. Мир рисовался — прекрасен, дивен. Прожить — казалось — я мог шутя… Зарею жизни я, был наивен, Зарею жизни я был дитя! Закатом жизни порывы стихли, Иссякли силы и жар погас. Мне жаль сердечно, не знаю — их ли, Погибшей грезы ль, но — близок час. Он, ироничный, пробьет бесстрастно, Я улетучусь, тоской объят… Зарею жизни — все в жизни ясно! Закатом жизни — всему закат!

1907

Спустя пять лет

Тебе, Евгения, мне счастье давшая, Несу горячее свое раскаянье… Прими, любившая, прими, страдавшая, Пойми тоску мою, пойми отчаянье. Вся жизнь изломана, вся жизнь истерзана. В ошибке юности — проклятье вечное… Мечта иссушена, крыло подрезано, Я не сберег тебя, — и жизнь — увечная… Прости скорбящего, прости зовущего, Быть может — слабого, быть может — гения… Не надо прошлого: в нем нет грядущего, — В грядущем — прошлое… Прости, Евгения!