Том 1. Громокипящий кубок

1910

Сонмы весенние

Сонные сонмы сомнамбул весны Санно манят в осиянные сны. Четко ночами рокочут ручьи. Звучные речи ручья горячи. Плачут сирени под лунный рефрен. Очи хохочут песчаных сирен. Лунные плечи былинной волны. Сонные сонмы весенней луны.

1909

Весна

Вечер спал, а Ночь на сене Уж расчесывала кудри. Одуванчики, все в пудре, Помышляли об измене. Шел я к Ночи, — Ночь навстречу. Повстречалися без речи. — Поцелуй… — Я не перечу… И — опять до новой встречи. Шел я дальше. Незнакомка Улыбнулася с поляны, Руки гнулись, как лианы, И она смеялась громко. Вместо глаз синели воды Обольстительного юга, Голос страстный пел, как вьюга, А вкруг шеи хороводы. Заводили гиацинты С незабудками с канавок… Я имел к миражам навык, Знал мечтаний лабиринты. — И пускай, кто хочет, трусит, Но не мне такая доля. И сказал я: «Дева с поля, Кто же имя девы вкусит?» Уже, уже нить лесная, Комаров порхают флоты… Тут ее спросил я: «Кто ты?» И прозвякала: Весна — я!

Под настроеньем чайной розы

1. Октава

От вздохов папирос вся комната вуалевая… Свой абрис набросал на книге абажур. В вазетке на столе тоскует роза палевая, И ветерок ее колышет весь ажур. Пугает холодок, а вдохновенье, скаливая, Зовет меня в леса из копоти конур. Я плащ беру и верный хлыст, И чайной розы сонный лист.

2. Газелла

И все мне доносится чайная роза Зачем тосковала так чайная роза? Ей в грезах мерещились сестры пунцовые… Она сожалела их, чайная роза. Ее обнадежили тучи свинцовые… О! влага живительна, чайная роза… Дыханьем поила закаты лиловые И лепеты сумерек чайная роза… В груди ее таяли чаянья новые Их пела случайная чайная роза.

Мыза Ивановка

Поэза о незабудках

Поет Июнь, и песни этой зной Палит мне грудь, и грезы, и рассудок. Я изнемог и жажду незабудок, Детей канав, что грезят под луной Иным цветком, иною стороной. Я их хочу: сирени запах жуток. Он грудь пьянит несбыточной весной; Я их хочу: их взор лазурный чуток, И аромат целебен, как простор. Как я люблю участливый их взор! Стыдливые, как томны ваши чары… Нарвите мне смеющийся букет, В нем будет то, чего в сирени нет, А ты, сирень, увянь в тоске нектара.

Мыза Ивановка

Мой сад

П.М. Кокорину

Войди в мой сад… Давно одебрен Его когда-то пышный вид. Днем — золочен, в луне — серебрян, Он весь преданьями овит. Он постарел, он к славе алчен, И, может быть, расскажет он, Как потерял в нем генерал чин, Садясь в опальный фаэтон. И, может быть, расскажет старец, Как много лет тому назад Графиня ехала в Биарриц И продала поспешно сад; Как он достался генеральше, Как было это тяжело, И, может быть, расскажет дальше, Что вслед за тем произошло. А если он и не расскажет (Не всех доверьем он дарит…) Каких чудес тебе покажет, Какие дива озарит! И будешь ты, когда в росе — лень, А в сердце — нега, созерцать Периодическую зелень И взором ласкою мерцать. Переживать мечтой столетья, О них беззвучно рассуждать, Ждать девушек в кабриолете И, не дождавшись их, страдать… Мой тихий сад в луне серебрян, А в солнце ярко золочен. Войди в него, душой одебрен, И сердцем светел и смягчен.

Ты не шла…

Карменсите

Целый день хохотала сирень Фиолетово-розовым хохотом. Солнце жалило высохший день. Ты не шла (Может быть, этот вздох о том?) Ты не шла. Хохотала сирень, Удушая пылающим хохотом… Вдалеке у слепых деревень Пробежал паровоз тяжким грохотом. Зло-презло хохотала сирень, Убивая мечты острым хохотом. Да. А ты все не шла — целый день. А я ждал (Может быть, этот вздох о том?…) До луны хохотала сирень Беспощадно осмысленным хохотом… Ты не шла. В парке влажная тень. Сердце ждет. Сердце бесится грохотом. — Отхохочет ли эта сирень? Иль увянет, сожженная хохотом?!

Павловск

На строчку больше, чем сонет

К ее лицу шел черный туалет… Из палевых тончайшей вязи кружев На скатах плеч — подобье эполет… Ее глаза, весь мир обезоружив, Влекли к себе. Садясь в кабриолет По вечерам, напоенным росою, Она кивала мужу головой И жаждала души своей живой Упиться нив вечернею красою. И вздрагивала лошадь, под хлыстом, В сиреневой муаровой попоне… И клен кивал израненным листом. Шуршала мгла… Придерживая пони, Она брала перо, фантазий страж, Бессмертя мглы дурманящий мираж…

Мыза Ивановка

1909

Град

Дарю Дорину-Николаеву

Качнуло небо гневом грома, Метнулась молния — и град В воде запрыгал у парома, Как серебристый виноград. Вспорхнула искорка мгновенья, Когда июль дохнул зимой — Для новых дум, для вдохновенья, Для невозможности самой… И поднял я бокал высоко, — Блеснули мысли для наград… Я пил вино, и в грезах сока В моем бокале таял град

Мыза Ивановка

Сон мстительный

Вошла в мой сон: немного пополнев, Все так же легкомысленна и лжива; Все те ж духи и тот же все напев, — И вот опять все прожитое живо. Легко узнать в чертах, всегда твоих, Чрез много лет, оскорбленных громоздко, Тех лет черты, когда звенел мой стих, А ты была в периоде подростка. Легко узнать в улыбке Valerie, В изысках надушенного шиньона, Дикарку в бликах розовой зари, Которую я называл: Миньона. Но отчего же тот же жгучий хлыст В твоей руке, в перчатке — элегантной, А мальчик с дохом, превращенным в свист, Овалголовый, чахлый, крупногландый? Я сновиденьем сладко угнетен, Не превозмочь растерянной улыбки: Весна моя, пришедшая в мой сон, Мне отомстит за вешние ошибки…

Веймарн

Обреченный

Я говорю: отлетены лета Падучих грез, недопитых любовей. Приять одну, последнюю готовей Моя душа, угасом золота. Но не смогу вовеки озабветь То благостных, то грозоносных весен — Как там ни взвой, помешанная осень! Как ни взрычи, берложный черт, — медведь! Распустится бывалая листва, Иссохшая, истлевшая в бесцветье: Я обречен, спустя мильонолетье, На те же лики, губы и слова…

Веймарн, 1918. Август

Принцесса мимоза (сказка в триолетах)

1

Живет в фарфором дворце Принцесса нежная Мимоза С улыбкой грустной на лице. Живет в фарфоровом дворце… Летают в гости к ней стрекозы. Жучки дежурят на крыльце. Живет в фарфоровом дворце Принцесса нежная Мимоза.

2

Она стыдлива и чиста, И ручки бархатные хрупки; Наряд из скромного листа. Она стыдлива и чиста, Как вздохи девственной голубки, Как в ранней юности уста. Она стыдлива и чиста, И ручки бархатные хрупки.