Том 2. Эмигрантский уезд. Стихотворения и поэмы 1917-1932

Памяти Л. Н. Андреева *

Давно над равниною русской, как ветер печальный и буйный, Кружил он взволнованной мыслью, искал, и томился, и звал. Не верил проклятому быту и, словно поток многоструйный, Срываясь с утесов страданья, и хрипло, и дико рыдал. С бессонною жаждой и гневом стучался он в вечные двери, И сталкивал смерчи безверья, и мучил себя и других… Прекрасную «Синюю Птицу» терзают косматые звери, Жизнь — черная смрадная яма, костер из слепых и глухих.

Мы знали «пугает — не страшно», но грянуло грозное эхо. И, словно по слову пророка, безумный надвинулся шквал: Как буря, взметнулись раскаты кровавого «Красного Смеха», Костлявый и жуткий «Царь-Голод» с «Анатэмой» начал свой бал. С распятым замученным сердцем одно только слово «Россия», Одно только слово «спасите» кричал он в свой рупор тоски, Кричал он в пространство, метался, смотрел, содрогаясь, на Вия, И сильное, чуткое сердце, устав, разорвалось в куски… Под сенью финляндского бора лежит он печально и тихо, Чужой и холодной землею забиты немые уста. Хохочет, и воет, и свищет безглазое русское Лихо, Молчит безответное небо, — и даль безнадежно пуста. <1920>

«Ах, зачем нет Чехова на свете!» *

Ах, зачем нет Чехова на свете! Сколько вздорных — пеших и верхом, С багажом готовых междометий Осаждало в Ялте милый дом…

День за днем толклись они, как крысы, Словно был он мировой боксер. Он шутил, смотрел на кипарисы И, прищурясь, слушал скучный вздор. Я б тайком пришел к нему иначе: Если б жил он, — горькие мечты! — Подошел бы я к решетке дачи Посмотреть на милые черты. А когда б он тихими шагами Подошел случайно вдруг ко мне,— Я б, склонясь, закрыл лицо руками И исчез в вечерней тишине. <1922>

СТИХОТВОРЕНИЯ, НАПИСАННЫЕ В ЭМИГРАЦИИ И НЕ ВХОДИВШИЕ В ПРИЖИЗНЕННЫЕ ИЗДАНИЯ ПОЭТА (1920–1932)

РУССКАЯ ПЕЧАЛЬ *

И. А. Бунину *

На виселицы срублены березы. Слепой ордой затоптаны поля — И только в книгах пламенные розы, И только в книгах — русская земля!

Поэт-художник! Странная Жар-Птица Из той страны, где только вой да пни… Оазис ваш, где все родное снится, Укроет многих в эти злые дни. Спасибо вам за строгие напевы, За гордое служенье красоте… В тисках растущего, безвыходного гнева, Как холодно теперь на высоте! Шагать по комнате, к окну склоняться молча, Смотреть на мертвые, пустые облака… Не раз, не раз, гася приливы желчи, Дрожала ваша скорбная рука… Когда падет тупое царство низких,— Для всех оставшихся — разбитых и больных — Вы будете одним из самых близких, Одним из самых близких и родных… 1920, октябрь

Скорбная годовщина *

Толстой! Это слово сегодня так странно звучит. Апостол Добра, пламеневшее жалостью слово… На наших погостах средь многих затоптанных плит, Как свежая рана, зияет могила Толстого.

Томясь и страдая, он звал нас в Грядущую Новь, Слова отреченья и правды сияли над каждым — Увы! Закрывая лицо, отлетела от мира Любовь И темная месть отравила томление жажды… Толстой! Это слово сегодня так горько звучит. Он истину больше любил, чем себя и Россию… Но ложь все надменней грохочет в украденный щит И люди встречают «Осанной» ее, как Мессию. Что Истина? Трепетный факел свободной души, Исканья тоскующим сердцем пути для незрячих… В пустые поля он бежал в предрассветной тиши, И ветер развеял всю горечь призывов горячих. Толстой! Это имя сегодня так гордо звучит. Как имя Платона, как светлое имя Сократа — Для всех на земле — итальянец он, немец иль бритт — Прекрасное имя Толстого желанно и свято. И если сегодня у мирных чужих очагов Все русское стало как символ звериного быта,— У родины духа, — бескрайняя ширь берегов И Муза Толстого вовеки не будет забыта… Толстой! Это имя сегодня так свято звучит. Усталость над миром раскинула саван суровый… Нет в мире иного пути: Любовь победит! И Истина встанет из гроба и сбросит оковы. Как путники в бурю, на темном чужом корабле Плывем мы в тумане… Ни вести, ни зова… Сегодня мы все на далекой, родимой земле — У тихой могилы Толстого… <1920>

Памяти А. Блока *

В аду томился серафим. Кровавый свод висел над ним… Чтоб боль отчаянья унять, Он ад пытался оправдать.

Но странно: темная хвала Кипела гневом, как хула… Он смолк. На сломанном крыле Дрожали тени в дымной мгле. У врат — безжалостный дракон. Мечта — распята, воля — сон… Неспетых песен скорбный рой Поник над арфою немой. Уснул… На кроткое чело Сиянье светлое легло. Все громче плач, все злей разгул… Уснул… <1921>