Том 2. Поэзоантракт

Доказательство рабства

Есть доказательство (бесспорней Его, пожалуй, не найти!) Что вы, культурники, покорней Рабов, чем вас ни возмути! — Вы все, — почти без исключенья, И с ранних юношеских лет, — Познали радость опьяненья И пьяных грез чаруйный бред. И что же? Запрещенье водки — Лишенье вас свободных грез — Вы, — апатичны, вялы, кротки, — Перенесли, как жалкий пес! Вы без малейшего протеста Позволили вас обокрасть, — И ваше грезовое место Взяла разнузданная власть! Пожалуй, с солнцем и с сиренью Могли б расстаться без борьбы?!.. Примите ж хлесткое презренье Мое, культурные рабы!

Соната «Изелина» (Кнут Гамсун, «Пан»)

I. Встреча

Спи, спи! пока ты будешь спать, Я расскажу тебе о ночи Моей любви, как не отдать Себя ему — не стало мочи. Я дверь ему забыла запереть Свою шестнадцатой весною: Ах, веял теплый ветер, ведь, Ах, что-то делалось со мною!.. Он появился, как орел. Мы встретились однажды утром Перед охотой. Он пришел Из странствий юно-златокудрым. Со мной по саду он гулял, И лишь меня рукой коснулся, Он близким, он родным мне стал. В нас точно кто-то встрепенулся. И у него на белом лбу Два лихорадочных и красных Пятна явились. Я судьбу Узрела в них — в желаньях страстных.

II. Наивность

Потом… Потом я вышла в сад, Его искала и боялась Найти. А губы чуть дрожат Желанным именем. Смеркалось. Вдруг он выходит из кустов И шепчет: «Ночью. В час». Вздыхает. Вдыхает аромат цветов. Молчит. Молчит — и исчезает. Что этим он хотел сказать: «Сегодня ночью. В час»? — не знаю. Вы это можете понять? Я — ничего не понимаю. Что должен он уехать в час, Хотел сказать он, вероятно?… Что мне за дело! вот так раз: Зачем мне это непонятно?…

III. Первое свидание

И вот я забываю дверь Свою закрыть, и в час он входит… Как я изумлена теперь, Что дверь открытою находит!.. — Но разве дверь не заперта?… — Я спрашиваю. Предо мною Его глаза, его уста, В них фраза: «Я ее закрою»… Но топота его сапог Боюсь: разбудит он служанку. И стула скрип, и топот ног… «Не сесть ли мне на оттоманку?» — Да, — говорю. Лишь потому, Что стул скрипел… Ах, оттого лишь!.. Он сел, приблизясь к моему Плечу. Я — в сторону. Неволишь?… Глаза я впустила. Он Сказал: «Ты зябнешь». Взял за руку, Своею обнял. Входим в сон. Петух провозгласил разлуку.

IV. Вкушение

«Пропел петух, ты слышишь?» Сжал Меня, — совсем я растерялась. Я бормотала: ты слыхал? Ты не ослышался? Металась, Хотела встать. Но вновь на лбу Пятна два лихорадно-красных Увидев, вверила судьбу. Свою глазам его прекрасным… Настало утро. Пробудясь, Я комнаты не узнавала И даже башмачков. Смеясь, Себя невольно вопрошала: Во мне струится что-то. Что ж Во мне струиться-то могло бы?… Который час, — как тут поймешь? И я — одна? и мы — не оба?

V. Восторг

Ах, я не знаю ничего… Лишь помню: дверь закрыть забыла… Служанка входит. «Отчего Свои цветы ты не полила?» — Я их забыла. — Снова та: «Где платье ты свое измяла?» Смеется сердце. Та-та-та! О, если бы я это знала!.. Подъехал к саду фаэтон… «И ты не накормила кошку», — Твердит служанка. «Это он!» Твердит мне сердце. Я — к окошку! Проси, проси его ко мне, — Я жду его: мне надо что-то… И у меня наедине — Запрет он дверь? — одна забота…

VI. Второе свидание

Стучится. Отворяю. И, Желая оказать услугу, Дверь вмиг на ключ. В уста мои Меня целует, как подругу. — Не посылала за тобой, — Шепчу… «Так ты не посылала?» Смущаюсь и кричу душой: — Да, мне тебя не доставало! Да, посылала! да, побудь Немного здесь! — Глаза руками Закрыла от любви, на грудь К нему склонив уста с глазами… «Но кажется пропел петух?» Он стал прислушиваться. Я же Подумала невольно вслух: — Как это мог подумать даже?… Никто не пел. Пожалуй, лишь Кудахтала немного кура… Он мне: «Немного погодишь, — Я дверь запру». И вечер хмуро В окно взглянул. А я едва Могла шепнуть: — Но дверь закрыта… Я заперла уже… — Трава, Деревья, все — луной облито.

VII. У зеркала

Уехал он опять. Во мне Как будто золото струилось. Я — к зеркалу. Там, в глубине, Влюбленных глаза два светилось. Лишь я увидела тот взгляд, Во мне вдруг что-то задрожало, И заструился сладкий яд Вкруг сердца, выпуская жало… О, раньше я была не та: Так на себя я не смотрела!.. И в зеркале себя в уста Поцеловать я захотела…

Георгию Шенгели

Ты, кто в плаще и в шляпе мягкой, Вставай за дирижерский пульт! Я славлю культ помпезный Вакха, Ты — Аполлона строгий культ! В твоем оркестре мало скрипок: В нем все корнеты-а-пистон. Ищи средь нотных белых кипок Тетрадь, где — смерть и цепий стон! Ведь так ли, иначе (иначе?…) Контрастней раков и стрекоз, Сойдемся мы в одной задаче: Познать непознанный наркоз… Ты, завсегдатай мудрых келий, Поющий смерть, и я, моряк, Пребудем в дружбе: нам, Шенгели, Сужден везде один маяк.

Финал («Закончен том, но не закончен…»)

Закончен том, но не закончен Его раздробленный сюжет. Так! с каждою главою звонче Поет восторженный поэт. Напрасно бы искать причала Для бесшабашного певца: В поэме жизни нет начала! В поэме жизни нет конца! Неисчерпаемая тема Ждет всей души, всего ума. Поэма жизни — не поэма: Поэма жизни — жизнь сама!

Вэрвэна

Поэзы 1918–1919 гг.

Все поэзы этого тома, за исключением помеченных 1918 г., написаны в январе 1919 г., причем написаны в Эстонии, на курорте Тойла. Поэза «Музе музык» написана в Ревеле.

I. Жемчуг прилива

Интродукция («Вервэна, устрицы и море…»)

Вервэна, устрицы и море, Порабощенный песней Демон — Вот книги настоящей тема, Чаруйной книги о святом Аморе. Она, печалящая ваши грезы, Утонченные и бальные, Приобретает то льняные, То вдруг стальные струнные наркозы. Всмотритесь пристальнее в эти строки: В них — обретенная утрата. И если дух дегенерата В них веет, помните: всему есть сроки.