Том 3. Менестрель. Поэмы
Шрифт:
6
Я слышу, зверь, я слышу твой вопрос: «А разве пользы от науки мало?» Ах, нет лекарств целебней льдяных рос И средств простейших лучше. Понимала Толк в травах Солнечного Дикаря Душа, леча природой дух и тело. А воздух-то? а солнце? а заря? Смола лесов без грани, без предела? А ты, животворящая вода Студеного ключа, там, из-под дерна, Врачующая боли без следа? Чудная! Чудная! Ты чудотворна! Лекарства городов, все чудеса Хирурга — ноль, ничто перед Природой. Да исцелит тебя ее роса! Души своей Наукой не уродуй! Есть случаи, когда тебя ланцет От смерти сбережет: что за отрада Жизнь удлинять? Живешь — прекрасно. Нет — Так, значит, вовсе жить тебе не надо… А если надо, что ж, и без ножа Профессора останешься на свете… Живи, живой, собой не дорожа, Как мудрецы
7
Я говорил про высшую из школ Лишь потому, что лекторская школа Мне кажется, могла бы на «престол», Сажать людей, пригодных для «престола», Которые развитием своим Высоко вознеслись бы над толпою, Воздвигнув стяг: «Земной не умертвим Здесь, на земле, ничьей рукой земною». Все споры разрешает не война, Как пережиток варварской эпохи, А Человек, чья мысль и речь сильна, Чье сердце откликается на вздохи. Я говорю прозрачно. Слушай, верь Моей тоске и нестерпимой боли. А если ты смеешься — смейся, зверь, И прозябай в своей звериной доле… 8
Кто хочет войн — «верхи» или народ? Правители иль граждане державы? Ах, все хотят: ведь раз солдат идет Кровь проливать и ищет в бойне «славы», Идет по принужденью, — он, солдат, Не хочет не идти — идти он хочет. А если хочет, кровью он объят И званье человека он порочит… И вот он — зверь такой же, как король, Как президент, как все другие «люди»… Отрадна человеку зверя роль, Погрязшему в жестокости и блуде. Правительство, посмевшее войну Другому объявить, достойно казни, И граждане, слиянные в волну, Могли б его не слушать без боязни, Немедленно его арестовав, Как явно сумасшедшее правленье… Нет этого — и, значит, мир не прав, Горя от жажды самоистребленья. Позорнейшее прозвище «герой» Прославлено бесславными зверями. Вокруг убийц гудит восторга вой, Об их здоровье молятся во храме. И груди их венчают ордена, И, если «враг», в пылу самозащиты, Изранит зверя, зверева жена С детенышем одеты, греты, сыты, — На счет казны, — за «подвиги» самца, Убившего других самцов немало… О, морда под названием лица! Когда б ты эти строки понимала, О, ты бы не рядила в галуны И в дорогие сукна строй военный, Дав помощь тем, кто жить принуждены Средь нищеты и скорби неизменной! «Сверхчеловеком» значишься теперь И шлешь «врагу» ультимативно ноты, И в глупом чванстве строишь ты, сверхзверь, Сверхзверские, как сам ты, сверхдредноты! Небось ты не построишь сверхприют Детенышам своим и инвалидам, Которые по улицам ползут, Прохожего своим пугая видом, Моля о подаяньи, костылем Стуча по нервам, иль на четвереньках Змеятся, потому что королем Был дан приказ — повыбрать в деревеньках Всех мирно прозябающих зверей, Патриотизмом, как кровавым мясом, В них раззадорить бешенство страстей И в массах вызвать гнев к соседним массам!.. 9
Но то война! А разве без войны Не убивает зверь другого зверя, Его лишая жизни без вины? И что ему ничтожная потеря — Кто может бить стекло и зеркала И мазать лица кельнеров горчицей, В том никогда ужиться не могла Душа людская, с белой голубицей Которую равняют. «Ты тростник, Но мыслящий», — сказал про зверя Тютчев. Я думаю, однако, что старик Поэт названье мог бы выбрать лучше: Ведь в тростнике нет зверского, меж тем Как в людях — зверство сплошь. О, «царь природы», Подвластный недостаткам зверским всем! Но, может быть, людей есть две породы? Как знать! Возможно… Отчего б и нет? За эту мысль цепляюсь. Грежу тщетно. И лавой мысли весь мой кабинет Клокочет, как дымящаяся Этна… 10
Любовь земная! Ты — любовь зверей! Ты — зверская любовь, любовь земная! Что розоватости твоей серей? Ты — похотная, плотская, мясная!.. Ты зиждешься единственно на лжи. Кому — хитон, с тебя довольно кофты… Уродина! ты омрачаешь
жизнь И оттого-то вовсе не любовь ты! Детеныши, законные плоды Твои, любовь звериная, всосали С твоим проклятым молоком беды Всю низость чувств, зачатых в грязном сале… Измена, и коварство, и обман, Корысть, бездушье, бессердечье, похоть — Весь облик твой, и кто тобою пьян, Удел того — метаться, выть и охать… Законодатели! Пасть, как дракон, Раскрывшие в среде своей звериной! О, если б учредили вы закон: Рождаемость судима гильотиной! О, смилуйтесь: зверь зверствовать устал… Слетайтесь, стаи падальи вороньи! Плод вытравить — закон, который стал Необходим при общем беззаконьи!.. Финал
Не мне ль в моем лесном монастыре Проклятья миру слать и осужденья? Над озером прозрачным, на горе, Мой братский дом, и в доме Вдохновенье. Божественность свободного труда, Дар творчества дарованы мне Небом. Меня живит озерная вода, Я сыт ржаным — художническим! — хлебом. Благодаря Науке я гремлю Среди людей, молящихся Искусству. Благословенье каждому стеблю И слава человеческому чувству! Я образцовой женщиной любим, В моей душе будящей вдохновенье, Живущей мной и творчеством моим, — Да будет с ней мое благословенье! Благословенна грешная земля, В своих мечтах живущая священно! Благословенны хлебные поля, И Человечество благословенно! Искусства, и Наука, и Любовь — Все, все, что я клеймил в своей поэме, Благословенны на века веков, — Да будет оправдание над всеми! Раз могут драгоценный жемчуг слез Выбрасывать взволнованные груди, Раз облик человеческий Христос Приял, спасая мир, — не звери люди. Живи, обожествленный Человек, К величественной участи готовься! О, будет век — я знаю, будет век! — Когда твоих грехов не будет вовсе… Алмазно хохочи, жемчужно плачь, — Ведь жемчуг слез ценней жемчужин Явы… Весенний день и золот, и горяч, — Виновных нет: все люди в мире правы! Январь 1924
Рояль Леандра (Lugne)
Роман в строфах
Вступление
Часть I
1
В один из дней начала мая, В старинном парке над прудом, Засуетился, оживая, Помещичий пустынный дом. Будя сон парка, в нем трубили Прибывшие автомобили, И слуги, впав в веселый раж, Вносили в комнаты багаж. Именье было от столицы Верстах не более чем в ста, А потому весьма проста И перевозка. Веселится Прислуга, празднуя приезд, — И шум, и гам идут окрест… 2
Кто не пьянел от мая арий? Кто устоял от чар весны? Аристократ и пролетарий Перед природою равны. И удивительного мало, Что так встревоженно внимала Природе барынька сама, К пруду спешившая. Зима В столице ей давно порядком Уже наскучила. Сезон В каталептический впал сон. Ее влекло к куртинам, грядкам, К забвенью надоевших лиц: Весною нам не до столиц… 3
Еще влекло мою Елену Быть с Кириеною вдвоем, Супружескому целя плену Стрелу небрежности. Поймем Ее мы сразу непревратно: Она страстна, но не развратна, Любима мужем, но его Любовь — жене не торжество… Он — генерал при государе, Надменен, холоден и сух, Дисциплинированный дух, Короче: «человек в футляре». Она же вся сплошной порыв, — Ей кружит голову обрыв… 4
Ей тридцать два, супругу — сорок: Пустячна разница в летах. Их жизнь ровна: ей надо горок. Он в деле весь — она в мечтах. Но что же их соединило? Перо, бумага и чернила В том не участвовали. Ей Сказал он: «Вас женой своей Хотел бы видеть». Не подумав, — Двенадцать лет тому назад, — Она дала согласье. Сад Был полон изумрудных шумов, Кипела кровь, и — никого Вблизи, с кем ей сравнить его…
Поделиться с друзьями: