Топ-модель
Шрифт:
– Конечно, - вскричала.
– Должна же знать, с кем имею дело.
– И топнула ногой, находясь уже на твердой и грешной земле.
– Ты, например, задаешь такие вопросы...
– Какие?
– Профессиональные. Милиционеры тебе козыряют. Годзиллов ты душишь газом...
– Все-все, хватит, - рассмеялась.
– Не делай из меня монстра. Садись в машину и поехали.
– Куда?
– Твой любимый вопрос, Машка: "куда?", - заметила.
– Туда, куда нас родина зовет.
– И куда она зовет?
– была последовательна.
Родина нас звала - и звала на день рождения господина Шопина. Я выразила
Двоюродная сестра назвала мои душевные страдания философской требухой и потребовала, чтобы я внутренне собралась по причине того, что меня ждет серьезная работа.
– Какая работа?
– изумилась.
– Работа наживки, - услышала ответ, - для господина Шопина.
Если бы Евгения сказала, что меня хотят заслать лазутчиком в тыл армии USA, расквартированной в пустыне Саудовской Аравии, то удивилась, куда бы меньше. А так - было впечатление, что земля уходит из-под моих ног. Впрочем, находилась я уже в авто, мчащемся по вечерним столичным улицам, что ровным счетом не имело значения. Для моего общего состояния.
– Женечка, - услышала наконец свой придушенный голос.
– Ты о чем?
– О выполнении поставленной перед нами боевой задачи.
– Б-б-боевой задачи?
– мне казалось, что я уснула и мне снится невероятный сон.
А какие могла испытывать чувства провинциальная девочка, приехавшая неделю назад в большой город с единственной романтической целью покорить подиум Высокой моды и не имеющей о жизни никаких особых представлений. И вдруг такое: "выполнение поставленной перед нами боевой задачи".
Где я, с кем я и что от меня требуется?
– Маша, убери с лица выражение полной идиотии, - попросила сестра.
И тут меня прорвало, - я заорала так, как, наверное, кричала несчастная Белла, запустившая в себя дозу дрянного "винта". Я просила, нет, я требовала, чтобы со мной вели честную игру, если уж решили играть, в противном случае, отказываюсь от выполнения "поставленной боевой задачи".
К моему удивлению, Женя отнеслась к истерике с пониманием. И даже выразила сочувствие, мол, нагрузка на мою нервную систему слишком велика.
– Нет, я в порядке, - заставила себя успокоиться, - но неопределенность угнетает.
– Я тебя понимаю, - согласилась двоюродная сестра.
– Тогда слушай внимательно и помни: все что я тебе говорю, это...
– ... конфиденциально!
– Умница, - похвалила.
– Хватаешь все на лету, - и продолжила.
– Я тороплю события и нарушаю инструкцию, но решение по тебе уже принято...
– Решение по мне? Какое ещё решение, черт подери?
– Вопросы не задавать, - отрезала сестра.
– Учись молчать и слушать. Это тебе пригодится в будущем.
– Извини, больше не буду задавать никаких вопросов, - вспыхнула. Только последний вопрос: как меня зовут?
– Тебя?
– закурила Женя и улыбнулась доброжелательно: - После получения информации ты будешь проходить под агентурным именем "Маруся". Устраивает?
– Устраивает, - обречено ответила и закрыла глаза, чтобы не видеть выражение собственного лика, отражающего на лобовом стекле авто. Потому что выражение лица было такое, что возникало одно впечатление - на меня смотрит человек, мне же абсолютно неизвестный.
3.
Я
нахожусь в тесном и темном пространстве - мне ужасно неудобно в свои пятнадцать лет: мешает рост. Молодым подсознанием понимаю, что мне снится сон, но он настолько реальный, что всем телом осязаю страх. Он неприятный, липкий-липкий и почему-то пропахший бензином.Потом слышу какое-то движение из вне. Слышу шаги. Слышу чужое дыхание. Слышу хруст ключа в замке. Яркий луч фонаря режет глаза. Щурюсь, чувствуя, как чьи-то крепкие и хозяйственные руки цапают мое юное тело и рвут из западни багажника автомобиля. Оказывается, я была связана бельевыми веревками и находилась в грузовом отделении такси. Почему понимаю, что это такси? Краем глаза успеваю заметить апельсиновый цвет машины и характерные "шашечки" на её боку.
Боже, казню себя, ведь мама не разрешала садиться в незнакомые машины. Но я так устала после танцев, что остановила такси. Меня даже не насторожило то, что лицо водителя укрывалось в ночи.
От шума мотора и движения я, должно быть, беспечно прикорнула и оказалась легкой добычей маньяка.
Пытаюсь освободить руки, связанные за спину, - тщетно.
– Но, но, - слышу хихикающий дребезжащий голос, - не шали, девка. Отсюда ещё ни одна пташка не вылетела вольной птахой. Я вас выношу в цинковом ведерке. Кормлю свиней своих. Ох, и любят они человечинку-с...
От этих слов, страшных и звучащих так бытово, меня душат спазмы ужаса - я задыхаюсь...
– Эй-эй, - волнуется невнятный.
– Ты мне ещё живая нужна.
– Вот сейчас переоденусь и займусь тобой, красавица моя...
Сквозь слезы вижу бетонный потолок, тусклую лампочку в наморднике сетки, шкаф с инструментами для ремонта машин, канистры с бензином... И понимаю, что нахожусь в гараже на далекой городской окраине, и спастись отсюда никакой возможности. Я - обречена.
Животный страх заставляет меня извиваться на железном рабочем столе и, - о, чудо!
– веревка цепляется за острый, как нож, выступ. Боль выламывает руки из плечевых суставов, однако понимаю: надо терпеть. Терпеть! Терпеть! Если не хочу быть скормленной свиньям.
Наконец веревка лопается, как струна, и я освобождаюсь от нее, прыгая на бетонный пол. Мутная лампочка плохо освещает гараж - куда бежать? К металлическим воротам? Нет, они заперты на засов и амбарный замок. И тут я замечаю маленькую дверь, куда-то ведущую...
Осторожно приближаюсь к ней, заглядываю в щель. В каморке, тоже заставленной инструментами и канистрами, находится таксист. Он стоит ко мне спиной, переодеваясь в синий "рабочий" халат. Человек долговяз, но я вижу плешь на его голове. И эта плешь, словно мне добрый знак: мой будущий убийца тоже имеет слабость и, может быть, беззащитным.
Метнувшись к стеллажу, нахожу ломик с заостренным концом. Замираю у дверцы и вижу: таксист поворачивается, чтобы идти в гараж, в его левой руке - кухонный резак, в правой - оцинкованное ведро, а на лице - маска.
Маска новогоднего улыбающегося зайца с упитанными розовыми щеками.
Сдерживая крик ужаса, заставляю себя сжать в руке ломик. И жду! Жду! Жду! И когда мой смертельный враг распахивает дверцу и делает шаг вперед, бормоча:
– Не скучаешь, девочка моя. Сейчас будет нам весело. Знаешь, как это потешно выглядит, когда голова отделяется от тела. Мы с тобой обхохочемся...