Тотем

Падение ребёнка и бездействия князя оказывается достаточно, чтобы Кайра показалась обоим на глаза и решительно направилась к брату. Она нашла свой повод выместить гнев, и не замечала, что на самом деле ничего не угрожало лисьему князю.

Завидев приближение Кайры к поляне, князь-Росомаха приосанился, чувствуя, как сердце тает от невиданной щедрости — пусть женушка посмотрит, что не такой уж он и деспот. Вот её младший брат-лисёнок, живой и довольный, играет, смеётся… Но нет же. Эта женщина будто знала, за какие ниточки нужно потянуть, чтобы довести мужчину до состояния классического белого каления.

— Как ты можешь, — одарив князя знакомым его хмурым взглядом и резкостью слов, Кайра смотрит на него с неодобрением и злостью, а сама придерживает брата за плечи, не замечая, как он рад её видеть, как рад разделить игру вместе с князем. — Он же ещё ребёнок!

Сэт глянул на неё испепеляющим взглядом, чувствуя, что свирепеет, и кто-то сейчас явственно отгребёт… Перечить ему прилюдно? Легче сразу задом на кол прыгнуть, во всяком случае по степени разумности и опасности последствий эти действия явно стояли в одном ряду. Он хотел было уже приструнить зарвавшуюся девчонку, как ехидный комментарий коснулся его слуха.

— И этой женщине вынашивать потомство князя, — вздохнул кто-то из приближённых, не скрывая своего отношения к чужеземной женщине. Какой бы красавицей она ни была на своей родной земле — здесь, в условиях жизни другого народа, она слабая и не приспособленная к жизни. Ни телом, ни духом. Разве может такая подарить князю наследника? Многие сомневались в том, что семя взрастёт, а у лисицы хватит мозгов не дать ростку прорасти. Зачахнет в сухом и холодном утробе.

Это был явно весьма опрометчивый шаг.

Кайре отвлекается на несколько мгновений, переводит взгляд на того, кто посмел себе дерзость в её присутствии. Сейчас бы возразить, но... в глубине своей души она надеется, что никогда не понесёт такое бремя. Сколько бы князь ни брал её, она не желает дарить ему наследника. Не желает, чтобы эти руки вновь прикасались к ней.

Князь по-звериному оскалился в сторону соплеменника так, что бывалые воины отшатнулись на пару шагов назад, прикрывая рты. Все колкие фразы стихли: князь уничтожающе смотрел на каждого, кто посмеет сказать недоброе слово в сторону его супруги. Княжич, испугавшись такой резкой смены настроения, заревел, уткнувшись носом в подол сестры. От Росомахи веяло физически ощутимой яростью — он слишком хорошо умел уничтожать всё, к чему прикасался, давить любое неповиновение.

Весь гнев князя Росомах взял на себя посмевший оскорбить прилюдно Лису — хотел ужалить её, но забыл, что перед ним ныне — жена господина. И всё равно, что она им чужая — этим он нанёс оскорбление и ему тоже. Кайре откровенно повезло, что гнев росомахи обратился не к ней, но за плачем перепуганного младшего брата она не замечала своего золотого билета в относительно спокойное будущее. Могло быть хуже, и она сама это знала.

— Уведите её, — приказал Сэт, не чувствуя ни малейшего желания продолжать запланированный им семейный праздник. Он пошёл прочь с поляны — мрачнее грозовой тучи, коснуться — равносильно гибели.

— Нет! — Кайра цеплялась за брата, почти прилюдно просила оставить его с ней, но разве кто-то слушал? Лиса наказывала себя, забывая, кто перед ней. Она больше не княжна, которой желают угодить каждым жестом. От детского плача с болью сжималось сердце, но все её усилия вырваться, только бы воссоединиться с частичкой своей души, ничего не давали. И хуже того… она понимала, что сама виновата в том, что случилось. Поедом ели мысли, а внутри вновь крепла обида на того, кто запер её в грубой клетке.

— Князь… — окликнул воин уходящего вождя. — Куда их? — кивнул на брата с сестрой, жмущихся друг к другу на снегу.

— По домам, — подумав, решил Сэт, чувствуя, что не может наскрести внутри великодушие и позволить им помиловаться.

Рёв лисёнка, которого с боем отдирали от сестры, ещё долго стоял у него в ушах.

***

Проведя месяц в чужом княжестве, Кайра с каждым днём теряла надежду когда-нибудь вновь увидеть родные леса, вдохнуть полной грудью запах золотой листы, шуршащей под ногами песнями осени. Увидеть, как быстроногая лань бежит, испугавшись запаха хищника, а величественный олень размеренно ступает на землю владений её отца, словно хочет дать ей возможность рассмотреть ветвистые рога — корону лесного короля. Всё это осталось в прошлом. Там, где раньше стояли дома, осталось пепелище. Многие семьи погибли в тот день, когда она бросила вызов князю Росомах, в том числе и её собственная.

Известие о том, что они едут в Лисбор, огорошило лисицу на третий день после крайней встречи со своим мужем. Рыжий народ, оставленный под присмотр ставленников Росомахи, смирился со своей участью, но князь смотрел наперёд и этой поездкой хотел убить сразу двух зайцев. Показать лисам, что дети их тотемного зверя живы, здоровы и довольны жизнью… И, что таить, порадовать своих лисят-пленников — как бы ни хорошо обращались с ними на землях росомах, гости всё равно рвались душой в родные леса. Сердце князя Росомах было чёрствым и холодным к словам врагом, но чутким и тёплым по отношению к своей семье. Ему не хотелось, чтобы его лисы зачахли в одиночестве. Пусть развеются.

Пожалуй, слушать своё сердце в противовес разуму — это их самая любимая, почти семейная ошибка.

Известие о том, что пора собираться в дорогу, огорошило лисицу. Кайра первым подумала, что князю надоело мириться с такой бесполезной женой, и он отправит её куда подальше от себя, лишь бы больше не мозолила глаза. Ещё и эта грубая баба-росомаха! Всё шутит да издевается, не думая о том, кто перед ней. За прошедший месяц Кайре успела привыкнуть к её нраву, но подружиться — ни в жизнь.

Возможность вновь вернуться домой грела её сердце, но осознание того, что поход этот скорее вынужденный, чем подарок и жест доброты, тяготило. Она уже никогда не сможет ступить на родные земли, как их полноправная хозяйка, и её жизнь не впадёт в привычное русло. Имела ли она право теперь входить в княжьи чертоги с гордо поднятой головой?

Смутные мысли развеялись, когда в руках лисицы оказался лучик солнца — он смеялся и резвился, обнимая её маленькими ладонями. Младший брат — то малое, но такое ценное, что осталось от прежнего дома. Только ради него ей всё ещё хотелось жить, и были силы терпеть присутствие росомах. Он был её домом, её уютным островком, на котором она могла забыться, и оттого ещё радостнее проходили те часы их единства. Кайра не заметила, как этой ночью крепко уснула, прижав к себе брата. Её не тревожили кошмары — на лице княжны лисьего народа впервые за долгое время была вновь та тёплая и искренняя улыбка, которой она одаривала свою семью, ещё до того, как семьи не стало, а она не оказалась подле росомахи.

У них появилась возможность бежать, устремиться в родное селение и обрести лживую свободу до тех пор, пока росомахи вновь не постучатся в ворота Лисбора. Это был бы глупый и необдуманный поступок, потянувший ещё больше жертв и страданий, но хотя бы в своих снах она могла ступать по родным лесам, зная, что снова свободна.

Кайру разбудила смутная возня где-то под боком. На сонную голову не понимая, что происходит, она уж подумала, что и в походе князь росомах не оставит её в покое и, увидев лицо неизвестного, вторгшегося в их общий шатёр, на долю секунды пожалела о том, что не видит перед собой ту самую... испещрённую шрамами грудь и самодовольную ухмылку на грубом лице.