Трансильвания: Воцарение Ночи

— Ты решил в нашу годовщину говорить о моей сестре? — Я окинула его полузлобным взглядом.

— Не ревнуй. — Граф, король, вампир слегка улыбнулся и отстранился. — Выбери, что надеть. Ты идешь на бал, мой ленивый мотылек. Никакие возражения не принимаются. Танцуем тарантеллу и пасадобль. Так что выбери что-нибудь подобающее. Буду ждать тебя в зале, где состоялось наше бракосочетание. Гости уже подтягиваются. Даже Тефенсен пришла. Сказала, что не в силах пропустить круглую дату брака, который ей не удалось разрушить, хоть она и очень старалась.

Последним, что он увидел, перед тем, как вышел из комнаты, было мое картинное закатывание глаз.

Сделав выбор в пользу эффектного красного платья, начинавшегося корсетом от плечей и заканчивавшегося подолом с бесконечным количеством ало-черных воланов и оборок, а также с элегантным разрезом до бедра справа, повесив на шею кулон в форме единорога, подарок от Айнид Глайн, я окинула себя придирчивым взглядом в единственное зеркало в золотой раме, способное отражать вампиров. Завитые кудри, забранные от висков, спадали на плечи. Идеальное платье обрисовывало тонкую и изящную талию, подчеркивало грудь, до неприличия облегало бедра и визуально удлиняло ноги. Завершив обзор, я втерла духи от Шанель в ямочку на шее и снова бросила короткий взгляд в зеркало. Мои некогда пепельные волосы теперь обрели свой иссиня-черный цвет. Зеленые глаза, бледная фарфоровая кожа… Я снова выглядела, как тогда. Когда только прибыла сюда и была обращена. Я была похожа на ту злобную, кровожадную и мелочную Лору Дракула двадцатилетней давности. Да вот только в глазах было что-то иное. Опыт или мудрость… Я не могла сказать, что именно я увидела в своем отражении. Но я изменилась. Сейчас убить ребенка просто потому что его крик режет уши, казалось мне кощунством, и о том инциденте я вспоминала с омерзением к самой себе. Лишь человеческие чувства, сострадание, эмоции делали меня собой. Настоящей собой. Девушкой, которой я была до обращения. Владевшей собой, защищавшей заведующего Алана Стэнфилда, который несколько минут назад сподвиг всю больницу убить меня, и делала я это только потому что так было правильно. В отличие от поступков, которые совершала безумная, сходившая с ума версия меня после обращения в вампира. Разделившие вампиршу-психопатку и вампиршу с состраданием девочка под влиянием Дэнеллы Тефенсен — Корина и некто по имени Лара Изида Кармина Эстелла Шиаддхаль, наследница своей бабушки, которая то короткое время, что была жива, показала, каким человеком нужно быть, навсегда отдалили меня от Лоры двадцатилетней давности. И хоть выглядели мы и одинаково, я знала, чего я хочу, и чем никогда не поступлюсь. Исчезло во мне, как никому не нужный атавизм, стремление убивать, причинять боль и наслаждаться этим, исчез во мне подростковый максимализм. Я занимала трон королевы вампиров и королевы эльфов. Я была вампиршей с эльфийской кровью в организме. Я была ведьмой. Женой своего мужа и матерью своих детей. Это все, что мне было нужно для жизни. Тихонечко прикрыв дверь за собой, приподняв пышный подол и крутанувшись на каблуках своих алых, словно кровь, туфель и оставляя ту Лору далеко в прошлом, я направилась в зал для танцев, в который медленно и верно уже собирались десятки, сотни и тысячи гостей.

Удар каблука по гладкому паркету и лихой задорный ритм тарантеллы. ‘Кружатся жизни, и кружатся скрипки’ поет исполнитель этой прекрасной музыки. С озорной улыбкой совершаю несколько оборотов вокруг себя, не сводя взгляда со своего короля. Вся толпа вампиров видит это, и видит это Дэнелла Тефенсен, а мне плевать. Я забавляюсь, дурачусь, и мои чувства возносят меня к шпилям моего замка в залихвацкой пляске. Я жалею несчастную шестнадцатилетнюю Манон, негодую из-за лейтенанта, который так жестоко обошелся с девушкой, для которой он стал всем в жизни.

Кружатся жизни, и кружатся скрипки, кружатся и уходят.

Подскоками на каблуках описываю круг и попадаю в его руки. Мой муж в парадном черно-золотом камзоле поднимает меня выше себя, крепко обвив руками за ноги, и под надрывный звук скрипки ‘Кружатся жизни, кружатся жизни, кружатся и уходят’ медленно опускает на паркет, не сводя взгляда с моего лица, пока я мягко опускаю руки ему на плечи, все еще раздумывая о судьбе несчастной Манон. Наши лица всего в сантиметре друг от друга, и у меня перехватывает дыхание. Я еле держусь, чтобы не покраснеть. Моя реакция неизменно, год от года, одинаковая. Я реагирую на этого мужчину, и ничего не могу поделать с собой. Он — плен мой, любовь моя. Темные пряди его волос ниспадают на заостренные скулы, а в черных глазах полыхает самый настоящий пламень. Пламень ночи. И от этого огня я горю сама, словно ведьма на костре. Я хватаю его за руку, и, в быстрых подскоках, мы продолжаем ритм тарантеллы, продвигаясь по всему залу, пока она, наконец, не сменяется пасадоблем.

Музыка без слов, ‘Le Plant Sambrero’. Испанская, быстрая. Возложив руки Владиславу на грудь, медленно поднимаю голову снизу вверх, взглядом окидывая его шею, подбородок, губы, затем нос и глаза. Проведя рукой по его виску и щеке, резким движением заведя ее в волосы на его затылке, я слегка отклоняю голову назад, и он, лишь на мгновение склоняется к моей шее. Оставив на ней никому не оказавшийся заметным поцелуй, он заставляет меня распрямиться быстрым рывком на себя. Закинув мою ногу себе на бедро, он скользит пальцами уже где-то намного выше воланов и оборок моей юбки от нижней стороны колена вверх, пока я забываю о том, как дышать, полыхая в адском огне. Красное и черное. Ночь и пламень. Как и тогда, в тот вечер, когда я потеряла девственность после танца на битых стеклах, на поляне у леса. Ритм и напряжение неизменны. Их нисколько не меньше в этот раз по сравнению с предыдущим. А затем, также рывком, он буквально отшвыривает меня от себя, не отпуская моей руки в красной перчатке. Пасадобль начинает править нами. Наши движения похожи на отрывистые стаккато в музыке. Далеко и снова близко. Некоторые из вампиров даже свистят и громко аплодируют, а ведь это еще далеко не конец. Он ведет меня, словно свою тряпичную куклу. Отшвыривая, но не отпуская, привлекая к себе и касаясь, где только возможно, опрокидывая почти навзничь и вращая вокруг меня самой и вокруг себя. В танце он — Дьявол и Бог. Не зря хореографию, особенно такую, именуют вертикальным воплощением горизонтальных желаний. А уж учитывая, насколько он по-страстному маньячен в сексуальных отношениях, не приходилось удивляться, что импульсы вожделения правят им с той же успешностью и в танце. В очередном повороте припадаю головой к его плечу и вижу, как усмехается Дэнелла Тефенсен, не сводя с нас пристального и почти что хищного взгляда, словно ожидая момента, когда ей снова станет дозволено подвергать нас пыткам. Нарочито истомленно закрыв глаза и потершись левой стороной головы о его руку, я открываю их, коротко ей усмехаюсь и показываю только одной Дэне видимый фак, широко улыбаясь и оскаливая клыки. Не сдерживая недоброй усмешки, золотоволосая девушка-дракон с таким же истомленным взглядом нежно проводит когтем под подбородком, визуально показывая мне харакири, только на горле. Покачав головой с усмешкой, я вжимаюсь в супруга всем телом со взглядом: ‘Ну-ка выкуси. Что ты нам теперь-то сделаешь.’ На этот жест она недвусмысленно демонстрирует сначала рвотный позыв, а потом, давя смешок, также жестами, намекает на позу шестьдесят девять, предварительно изобразив пальцами по воздуху побег из зала наружу. От наглости этой драконьей сучки я аж багровею, не зная, как бы жестами ей досадить, а издевающаяся сволочь тем временем утирает фантомные слезки на щеках кулаками, изображая меня, обиженную пикировками. Сжав губы в тонкую полоску и окинув ее мстительным взглядом, я чувствую, что музыка подходит к концу. Последний оборот, и я падаю на колени к ногам Владислава. Красные и черные воланы и оборки моей юбки расстилаются полукругом за моей спиной, словно лепестки роз цвета ночи и огня. Тяжело дыша, я упираюсь лбом в его колено и обвожу взглядом собравшихся вампиров. Тишина в зале стоит гробовая, ничем не нарушаемая, и только через долю секунды зал вампиров начинает взрываться овациями. Рукоплещет даже стерва, чье второе имя — сарказм. Все потому что кто угодно может ненавидеть нас по отдельности, и даже вместе, но отрицать, что наша химия живого с ног свалит, а мертвого из гроба поднимет и то, что мы танцуем, словно рабы дьявольской скрипки, не станет никто. Побоится наказания от всевышних за богохульство…

Прихватив два бокала красного вина с подноса одного из наших слуг и приобняв мужа, другой рукой я сцепила Тефенсен, и мы отошли в уголок.

— Какого черта?.. — Возмущенно выдохнула я.

— А чего ты вообще от меня ожидала? Вы танцуете так, что с доброй руки очень хочется вам постельку расстелить прямо на танцполе. Да ладно тебе. Не злись на подколы. Даже у такой сволочи, как я, мурашки по коже побежали, когда он тебя на руках плавно опускал на пол. — На этот раз искренне улыбнулась Дэнелла.

— Как там Аарон? — Я благоразумно решила сменить тему.

— Все с ним в порядке. С его семьей тоже. Не помню, говорила или нет. Я сама его метку свела. И отпустила домой к родителям.

— Вот так просто? — Я удивленно приподняла брови, пригубив бокал вина и крепко сжав его рукой в красной бархатной перчатке.

— Я полна сюрпризов. — Пожала плечами Дэна. — Я прекрасно знаю, что ты казнила моих девочек на побегушках, и ничего. Вы с мужем как-то живы, и все в порядке. Что тебя удивляет в том, что я не тронула Уиллоби Виллипета, учитывая, что Владислав Дракула несколько минут назад буквально ощупывал тебя под юбкой в танце, а я стою и мило с вами разговариваю, вместо того, чтобы на цепь сажать и одного кастрировать, а другую заставлять смотреть на это?.. Да-да. Не смотри на меня так. Кто угодно мог не заметить ваших брачных игрищ на публике, но не я. Так что делайте выводы, раз уж его руки все еще на месте… Вы знали другую Тефенсен. А эта ироничная версия меня только шутит. Причинять кому-то физический вред я не хочу. Больше не хочу. Да не особо хотела и раньше, просто выбора не оставалось. Считай, что года сделали меня мудрее. Это единственная рабочая версия, которую тебе стоит знать. — Резюмировала она, когда нас бессовестно прервали. Двое мужчин и девушка возникли в поле моего зрения. Один был блондином с длинными завивавшимися волосами и темно-голубыми глазами, облаченный в светло-голубой камзол, в скрывавшей верхнюю часть его лица голубой с золотом карнавальной маске. Широко известный в вампирской среде Лестат де Лионкур. Другой носил темный плащ, даже не пытаясь приодеться к празднику и выглядев дежурно среди вампиров в золотом, наполнявших зал. В этом темноволосом и голубоглазом мужчине, даже в белой маске на половину лица я без труда признала одного из своих врагов. Константин Вольф. Сын Люциана. Подстрекатель оборотней на восстание.

Как и всегда, не в меру пафосно, Лестат поклонился, слегка показав клыки, и, взяв мою правую руку в свои, картинно коснулся ее губами, протараторив. — Ваше Величество, Вы как всегда выше всяких похвал. Танец был на высоте, ма шери. Вы же не обидитесь на такую фривольность? ‘Моя дорогая’ без всяких пошлых намеков означает степень моего вдохновения и восхищения Вами, леди Лора Аделла Уилсон-Дракула! Ах да. Совсем забыл впопыхах. С двадцатилетием брака, Ваше Величество!

— Мне невероятно льстят Ваши слова, мсье Лестат. Надеюсь, графство де Лионкуров процветает, и леди Хелена де Лионкур в полном здравии, а торговля землями приносит высокий доход. — Весьма холодно ответила я, не склонившись даже для реверанса, не сводя взгляда с ухмылявшегося Вольфа, процедив напоследок. — И кто только пускает в королевский замок всякий сброд.

Подтолкнув Владислава под локоть, Дэнелла кивком головы указала отойти подальше, дескать, намечается буря. Я отпустила их, благоразумно надеясь, что в зале, переполненном вампиров, она не станет совершать покушение на их короля. Лестат быстро ретировался вместе с ними, увлекая за собой девушку, которая, вероятно, пришла сюда с Вольфом вместе. Я гневно свела брови дугой и молчала, обливая энергетическими волнами презрения вамполикантропа с головы до ног. Потом все же нарушила молчание первой, не сдержавшись и процедив сквозь зубы.

— Как жаль, что дворцовый этикет не позволяет растереть гостя в порошок.

— А ты на ’Вы’? — Ухмыльнулся нахал, осклабив ровные белые зубы. — Когда вжимала меня в стену замка, кажется, использовала слова и погрязнее.

— Мы на людях. Не обольщайтесь, мсье Вольф.

— Да будет тебе уже. Всем в этом зале, посмотри… — Чуть приобняв меня за спину, он обвел рукой присутствовавших здесь вампиров в масках, которые дружественно общались, пили кровь и вино из золотых фужеров, обмениваясь комплиментами. — Знают, кто в доме хозяин. Смысл строить из себя всесильную, готовую крушить и убивать валькирию? Даже в танце ты доказала, что подчиняешься мужу во всем. Твоя голова на его колене. Мило, романтично? Нет. Скорее уж порочно. Из глубин твоей души прорывается твое желание подчиняться ему. Ты вот видишь, что я — жалкий полукровка. А позволь мне показать тебе, что вижу я. О твоей беспощадности, когда ты сюда только приехала и обратилась, были наслышаны все. Резня в церкви в медовый месяц. Убийство невинных. А сейчас что? Королева чуть ли не ходит по деревням, разнося милостыню. А знаешь, откуда берется человеколюбие, леди Лора? Приехав сюда, ты еще любила себя, чувствовала себя человеком, и, пусть и называла мужа своей Вселенной, но ты знала, кто ты есть, не позволяя над собой издеваться, уходя на поиски новой жизни к человеку, который будет любить, уважать и ценить тебя. А сейчас что? Я невооруженным взглядом в этом прекрасном открытом со спины платье вижу рубцы, оставленные раскаленным серебром. Он так мило сейчас беседует с заклятым врагом. Посмотри на мужа. Разве не говорила ты совсем недавно, что теряешь самоидентификацию без него, становишься ничем, становишься его безвольным приложением, не чувствуешь себя отдельно от него? Не оттуда ли мягкость и сердечность? Униженной вещи хозяина уже не до себя, в ней нет ни капли самоуважения. Она не протестует против насилия. Ее все устраивает. Потому что ее психика разложилась. Некогда она была личностью. А теперь она — никто и ничто без своего темного мастера.

Он говорил долго и гипнотически. Я начала подпадать под его чары и впадать в транс, не сводя взгляда с тихо и мирно беседовавших Владислава и Дэнеллы, когда, внезапно, что-то внутри оборвалось, и я пришла в себя, с силой скинув его руку со своей спины и прошипев так, чтобы слышал только он. — Не твое песье дело, скотина. Почему-то каждая мелкая и никчемная сошка начинает думать, что может читать мне лекции и нотации о том, как жить и быть психически здоровой. Придержи свои советы для кого-нибудь другого. А если захочешь снова пообщаться… Не ищи меня больше. Удовлетвори свое социолюбие общением с кем-нибудь, себе подобным.