Трейдер. Деньги войны

И мы изо всех сил пытались эту шумиху подталкивать в нужном направлении.

Увещевал нас Самуль Уэсли Статтон — мы вбросили информацию, что он старинный друг Эдисона. Лаборатория GE опубликовала интервью своего президента — я дал интервью в ответ. Написала желтая газетенка (с нашей же подачи) о негодяях, обирающих малыша — мы в ответ прислали статью, в которой говорилось что не все так однозначно.

Ося похудел, но несколько килобаксов с этих учебных качелей мы сняли.

Хохмочки кончились, когда в дело вступила RCA, и нас принялись обкладывать юристы. В стратегической перспективе мы безусловно выиграем, но во сколько это обойдется папаше Грандеру?

Лоеры бились за чужой патент, как львы, и наши ближайшие планы оказались под серьезной угрозой. Два-три судебных разбирательства — и мы погрязнем в крючкотворстве вместо продуктивной работы. Мало того, эти сукины дети начали подкапываться под Grander Commutations. И если так будет продолжаться хотя бы год, мы не сможем создать фейковые компании, без которых вся ставка на Черный Вторник накроется медным тазом.

Неделю скрипел зубами и не мог толком работать — вот тебе Америка, вот тебе богатые родители, вот тебе стабильные законы. И что? Сплошное расстройство.

Причем если нас растопчут, то мне-то пофиг — на апельсиновом соке проживу. А Ося, а Панчо? И такая злость меня взяла за все прошлые неудачи сразу! Ведь каждый раз я объяснял провал внешними причинами, а тут мне дали идеальные условия, и если я даже сейчас не вытяну, то, получается, дело именно во мне. Грош мне цена, как инженеру и бизнесмену, если не найду решения. Оставалось стиснуть зубы и карабкаться вверх, как уже делал неоднократно.

— Эй, ты опять заснул и нес какую-то околесицу! — Панчо тряс меня за плечо.

— Какую именно? — я с трудом продрал глаза.

Блин, надо нормально отдохнуть.

— Что-то вроде win-win и «тот кто нам мешает, тот нам поможет».

Меня аж подбросило — точно! Выход есть, и он не в конфронтации! Win-win, как американцы называют обоюдовыгодное решение.

— Звони юристам RCA, назначай встречу.

— Зачем? — удивился Панчо. — Ты и так с ними завтра встречаешься. Кстати, что такое wood duck?

— Деревянная утка, а что?

— Ты во сне орал, что Эдисон — деревянная утка.

Мать моя женщина, как же лоеры любят чужие деньги! Нет, не мои, а именно чужие — я ведь пентод не сам изобрел, спер у будущего автора. Но стремление оттягать как можно больше читалось в их глазах, жестах и повадках безошибочно:

— … вы же понимаете, мистер Грандер, что у вас нет производственных мощностей и, удерживая патент, вы фактически будете блокировать развитие американской радиотехники…

Вот, даже на патриотизм давят и научную славу.

— Нисколько, джентльмены. Я подумал, посовещался с коллегами и предлагаю следующее. Я передаю патент в RCA…

— За какую сумму? — сверкнул лысиной мистер Янг, юрист лабратории GE.

— Не продаю, а передаю. Вы совершенно правы, неразумно сидеть на патенте, как собака на сене, изобретение должно послужить на общую пользу.

Янг кивнул еще раз, пустив гладкой головой зайчика.

— RCA получает все права пользования, взамен оборудует нашу лабораторию.

— Она лично ваша, мистер Грандер?

— Пока да, но по окончании курса я намерен безвозмездно передать ее институту.

— Это надо включить в договор, — заметил Янг и посмотрел на юриста, присланного отцом.

— Не возражаю, — отреагировал тот.

— Какое оборудование потребуется, мистер Грандер?

— Вакуумный насос… стеклодувная печь… я подготовлю список, но проще будет установить некий лимит, поскольку новые направления исследований могут потребовать нового оборудования.

Юристы бились до вечера, но компромисс устроил всех: RCA получает вожделенный патент и благородно поддерживает молодое дарование (на чем еще и списывает часть налогов), а я получаю дорогостоящее оборудование и славу первооткрывателя.

Win-win.

Ну и пару тысяч баксов с новости, что RCA и вундеркинд Грандер достигли мирового соглашения. И дикий головняк, поскольку про нашу лабораторию теперь знали все коммивояжеры Восточного побережья.

Я, конечно, сам виноват — мало того, что впустил первого, так еще и купил у него пылесос «Эврика». Нормальный такой электрический пылесос, со щеткой на колесиках, вентилятором и длинным мешком вдоль ручки — ну сколько можно по всему дому с метелкой и совочком шоркаться? Что лопухнулся, я понял уже через пару дней — коммивояжеры полезли изо всех щелей, как тараканы. Вот ей-богу, будто по сигналу «Все сюда!» встроенной в каждого системы оповещения.

Чего только нам не насовывали!

Крайне нужный изолирующий шлем с подачей кислорода и весом, как у чугунного моста. Правда, он навел меня на одну мысль — надо заказать защитные очки из закаленного стекла.

Громадный холодильник с гордым названием Frigidarium, в котором, по мнению коммивояжера, мы должны хранить наши вакуумные лампы.

Грузовик готовых обедов в стиле «только добавь воды». Ну, мы же занятые ребята, вот чтобы не возиться на кухне. Пищевая промышленность высот «доширака» еще не достигла и предлагаемые наборы отличались не слишком приятным вкусом, как ни пытался доказать обратное продавец, глотавший демонстрационное хрючево с восторгом в глазах и белозубой улыбкой. Надеюсь, ему приплачивали за каждый съеденный обед.

Терпение лопнуло, когда нам попытались всучить «лучи смерти Мэтью Гринделла» для остановки двигателей автомобилей и самолетов. За каким хреном они нужны исследовательской лаборатории, торговый агент объяснить затруднился. Ну, типа мы научные физики, а тут такая полезная научная приблуда.

Весь поток до одури напоминал тот, который я застал до ухода в армию — «Я представитель канадской торговой фирмы, и если вы купите у меня какую–нибудь фигню, то вы автоматически становитесь представителем канадской торговой фирмы, чтобы эту фигню продать!» Красавцы, практически ничего в методике за семьдесят лет не поменяли, кроме названий.

В конце концов мы повесили на дверь табличку «Мы не покупаем», а незнакомых визитеров долго мучали вопросами, прежде чем впустить в дом.

Чем ближе Рождество, тем больше студенты, особенно первокурсники, впервые оторванные от дома, ждали писем. Дважды в день, на ланч и после ужина, около небольшого здания почты на Массачусетс-авеню, выстраивались очереди. Неопытные бедолаги мерзли, подняв воротники пиджаков — они-то считали, что быстренько добегут, заберут письмо и вернутся обратно. Внутри толчея продолжалась у окошка, у абонентских ящиков и усугублялась тем, что почтовое отделение находилось в аккурат между МИТ и Гарвардом.