Трейдер. Деньги войны

Оргкомитет несмело сделал несколько шагов, я держался за спинами товарищей.

— Черт побери! Как это вы ухитрились заминировать поле стадиона? Это слишком, джентльмены, слишком! Что следующее вы взорвете? Бросить натрий в воду еще куда ни шло, не возражаю. Но взорвать Harvard Stadium! Повторяю, это слишком!

— Поэтому-то, как вы можете видеть, они смущены, полны раскаяния и просят их простить, — вступился за нас Вандерграф.

— Смущены и полны раскаяния? Гм… — недоверчиво сжал губы провост. — Я не верю этим хитрым лицам. Особенно вон тому, с физиономией ангелочка. Подойдите-ка сюда, мистер!

Поскольку Лайман указывал именно на меня, пришлось напустить самый сокрушенный вид и приблизиться.

— Вот как? Что же мне рассказывали о каком-то молодом человеке? Ведь это ребенок, совершеннейший ребенок! И это он заминировал поле?

— И лично подорвал заряд.

Провост хмыкнул:

— И детонаторы не отсырели? Ну-ка, молодой человек, расскажите, как все произошло.

Вандерграф и оргкомитет с растущим недоумением слушали разговор двух саперов, а провост выспросил всю схему минирования, дал по ней пару дельных замечаний и, наконец, отпустил нас со словами:

— Хватит шуточек, джентльмены, слышите? Хватит!

Стоило только покинуть кабинет и приемную провоста, как в коридоре соратники подхватили меня на руки и поволокли под неофициальный гимн института Arise all ye of MIT:

Вставайте в круг друзей все, кто из МИТ!

Будущее манит нас, а жизнь полна и хороша!

Вставайте и поднимите бокалы выше

За деяния, которые навсегда запомнят все, кто из МИТ!

По дороге к нам присоединилась еще куча народа и на лужайку перед Думом вывалила уже приличная толпа. В тесноте меня выронили, и я почел за лучшее смыться — пусть ребята празднуют, а у меня дел по горло.

У меня пентод.

Вернее, окончательная сборка того, что лаборатория наколдовала за последние месяцы. Так-то я старался дробить задачи на частные, чтобы не вводить в искушение добровольных помощников — ребята толковые, вполне могут догадаться.

Тем более, что там всей хитрости — воткнуть еще одну сеточку между экранирующей и анодом. Главное, подобрать шаг ячеек так, чтобы сетка основной поток электронов на катод пропускала свободно, а вторичный блокировала. Если такое знание дойдет до какой умной головы, я бы не рискнул ставить на честность против тщеславия — вполне могут идею если не спереть, то разболтать. Поэтому все основные этапы мы делали втроем: сборку, тестирование, построение вольт-амперных графиков. Последнее довольно муторно, но знаний не требует — поменял параметры тока, снял показания вольтметров-амперметров, записал, поменял снова и так до упора.

Заявку на патент мы подали сильно заранее, без действующего образца, только с теоретическим обоснованием и приложением расчетов. Сам же засел за статью в институтский сборник. И тут встала неожиданная проблема — как писать? Как я привык или как тут принято? Выделяться или маскироваться? В конце концов решил — если моя цель заработать себе имя, то надо выделяться. Ну и накропал, осталось приложить таблицы с графиками. В тот же день, когда Ося закончил с таблицей характеристик, усатый почтальон принес толстенький пакет из Вашингтона, и мы буквально пустились в пляс: внутри был ответ из Патентного бюро Соединенных Штатов.

Я крутил в руках, гладил и даже нюхал стопочку листов, прошитых темно-синей ленточкой, с красной рельефной печатью, разглядывал подпись главы Бюро Томаса И. Робертсона. Это еще не сам патент, а подтверждение, что заявка принята, дата приоритета зафиксирована, и нам можно снимать режим секретности. Осталось спокойно довести до ума и отправить в Вашингтон «действующую модель», но уже сейчас можно публиковаться.

Редактор институтского сборника читал мою статью, время от времени поднимая на меня взгляд поверх сдвинутых на нос очков:

— Вы реально сделали все сами?

— Общий замысел, расчеты и разработку сам, лампу изготовили мои помощники, они же провели серии измерений.

— И есть образец? — все еще неверящим голосом спросил редактор.

— Приезжайте, покажем. Кстати, можно будет сделать фотографии.

Сам он не сподобился, послал двух старшекурсников. В силу моей известности среди прогрессивного студенчества, обошлось без снисходительных похлопываний по плечу, как тут принято у старших по отношению к младшим.

Собственно публикация статьи с номером патентной заявки ничего, кроме дополнительной толики уважения в институте поначалу не принесла. Зато потом, когда она дошла до радиоинженеров…

Вызов к декану прозвучал весьма неожиданно — занятия еще не закончились, дел по горло, я еще в библиотеку собирался.

— Мистер Грандер, это мистер Хопкинс, Исследовательская лаборатория General Electric, — рыжеватый Вандерграф на фоне красной рожи сидевшего у стола дядьки смотрелся бледно.

— Я требую отказа от патентной заявки! — с ходу наехал гость.

— Обоснуйте, — я отодвинул стул и в наглую уселся.

Он чуть не лопнул и дернул двумя пальцами душивший его воротничок. Того и гляди, удар хватит — такой цвет лица обычно при повышенном давлении бывают.

Но нет, он справился с раздражением и принялся выкладывать список патентов GE. А потом еще и давить авторитетом Эдисона, основателя лаборатории. По его словам выходило, что в радиотехнике все на сто лет вперед придумано именно Томасом Алвой и его сотрудниками. Тем более они придумали тетрод, а наш пентод — «всего лишь небольшое усовершенствование тетрода».

— Мистер Хопкинс, достижения мистера Эдисона неоспоримы, но мнение, что он изобрел все на свете, умаляет роль господа бога и потому ошибочно, — елейно улыбнулся я в ответ.

Я думал, он сожрет свой крапчатый галстук, но Хопкинс сдержал себя в руках и не прибил молодого наглеца сразу. Мы спорили еще полчаса и по всему выходило, что я все сделал правильно: запатентовал не общий принцип, как любил делать Эдисон, подводя под него все последующие изобретения, а конкретную модель. И правильно задружился с репортером Boston Herald, написавшем уже пару статей о «вундеркинде из Техно», ему-то я завтра и подкину историю о зарубе с GE. Если наши расчеты верны, акции всех трех электротехнических гигантов должны дрогнуть, а мы срубим немножко денег на этих колебаниях.

С конфликтом мы удачно попали в новостную паузу без крупных международных или национальных событий — ну посадили губернаторов Индианы и Оклахомы, так это обычное дело. Ну пообсуждали газеты коллизию в розыгрыше студенческого чемпионата по американскому футболу, когда Иллинойс и Мичиган завершили сезон с одинаковым счетом, так их обоих признали чемпионами. Ну случилось в Мексике очередное восстание, а в Италии король отложил заседания парламента — кого это волнует в Америке?

А вот противостояние «юного гения» и «своекорыстных корпораций» — это прикольно. Библейский мотив «Давид против Голиафа», любовь американцев к изобретателям и предпринимателям, сделавшим нечто из ничего, юный возраст — все работало на раскрутку истории. Вот случись какая серьезная гангстерская заруба, сразу бы меня и забыли, а так устроили национальное шоу. Ну, в пределах Новой Англии во всяком случае.