Три дня иного времени

– Она не перешла на 'ты', а обратилась ко мне на 'ты', тут всё же есть разница.

– Да, но вы её не одёрнули, будто так и надо, а почему? Вы ведь её на семь лет старше!

– Как и вас.

Я осеклась.

Август присел на табурет, невидяще глядя в стену, на миг до ужаса, до сердечной дрожи напомнив мне Печорина с картины Врубеля. Проговорил:

– Я должен ехать...

– Как?!
– испугалась я.
– Уже совсем, навсегда?

– Нет, пока только на... предприятие.

– Долго вы работаете сегодня?

– Я сделал базовые замеры вчера, сегодня мне нужно ещё часа четыре, и программа будет выполнена, после хоть домой возвращайся.

– Но ведь вы ещё не сегодня уезжаете?!

– Завтра.

– Можно мне сегодня встретить вас после работы?

– Неужели я скажу 'нет'?
– улыбнулся он.

– Кто же вас знает! От вас чего угодно можно ждать, вы загадочный человек...

– Самый обычный. В три на том же месте, где мы в первый раз встретились вчера, хорошо?

– Да, конечно! И можно мне к вам обратиться с одной просьбой?

– С какой?

– Говорите мне 'ты', пожалуйста.

– Я... уважаю вас, Ника, я очень уважаю вас и очень хочу избежать по отношению к вам панибратства.

– Я... понимаю, кажется. Но только неужели вы не видите, что иначе совсем несправедливо выходит? Что с вашей деликатностью любая хищница берёт без спросу то, о чём мне приходится просить? Неужели вам меня ни чуточки не жаль?

– Хорошо, я... попробую, - смягчился Август.
– Не обещаю, что сразу смогу.

– Вот спасибо! Спасибо, миленький! Я покажу... тебе... город, если захочешь. (Покраснев, с трудом я выговорила это 'тебе'.) А после и вправду можно будет заглянуть на этот их дурацкий сабантуй, если ты не передумаешь.

– А я ведь догадываюсь, зачем я вам там нужен, - задумчиво проговорил Август, глядя поверх моей головы.

– 'Тебе'!

– Т-тебе, хорошо. Видите, я тоже спотыкаюсь на этом местоимении! Я буду стараться, но дайте мне время. Вы ведь хотите появиться перед Никитой вместе с другом мужского пола?

Я виновато кивнула, густо покраснев.

– Я даже и не против, - прибавил он, улыбаясь.
– Но только я завтра уеду в свой Новосибирск, и что дальше?

– 'Дальше', 'дальше'! Зачем думать про 'дальше' и расчерчивать свою жизнь как тетрадку! Кто всё время заботится о 'дальше', тот не живёт в 'сейчас'!

– Доля правды в этом есть. Верно, правда, и другое: кто не думает про 'дальше', получает однажды такое 'сейчас', от которого хочется сбежать как чёрт от ладана, а сбежать уже некуда. Я не против потому главным образом, что всегда хотел посмотреть на них... на мыслящую молодежь нашего века, что ли, послушать их, задать им пару вопросов.

– Эти патлатые в джинсах - они для тебя мыслящая молодежь?

Странное дело: два дня назад я и сама отчасти верила в то, что главный ум и главный фермент мысли нашей эпохи - это именно 'патлатые в джинсах'. Впрочем, выражение уже перестало быть точным: мода на длинные волосы, актуальная ещё четыре года назад, сейчас почти сошла на нет, я просто воспроизвела комсомольский штамп, который ещё совсем недавно постыдилась бы воспроизводить.

– Но что же делать, Ника! Других-то нет. Простите, мне надо собираться...

– Я... провожу тебя до остановки троллейбуса?

– Нет, я вызову такси, а то снова припозднюсь.

XIX

На вчерашнем месте я была без одной минуты три. Завидев Августа издали, я едва не побежала со всех ног, с трудом заставила идти себя чинно. А подойдя, едва не бросилась ему на шею. Выдохнула:

– Здравствуй...

– Здравствуйте, чудесная девушка.

– Опять на 'вы'?

– Я стараюсь, я буду стараться, но только, пожалуйста, не ломайте меня, уважьте и мою свободу тоже.

– Мы погуляем по городу, я проведу тебе экскурсию, хочешь? (До того я наспех пролистала путеводитель на английском языке, который купила по случаю в киоске копеек за семьдесят, что ли, чтобы сдать тему My Native City .)

– Конечно.

– И... можно взять тебя за руку?

Улыбаясь, он сам протянул мне руку

И вот, держась за ручку, как первоклассники, мы начали нашу экскурсию: прошли под Знаменской башней (одной из трёх, оставшихся от укреплений Земляного города), мимо Торговых рядов, про которые я только и сумела сказать, что это - торговые ряды, где раньше сидели и торговали бородатые толстые купцы в суконных поддёвках. Добрались до Музея-заповедника, он же бывший Спасский монастырь, он же Кремль. Купили на кассе два билета: взрослый, за тридцать копеек, и студенческий, за двадцать.

Выйдя на площадку перед Спасо-Преображенским собором, я поскорей, как школьница, которая боится забыть урок, выдала всю самую важную информацию: названия окружающих нас сооружений, годы постройки, предназначение.

– Ах, да!
– вспомнила я.
– Где-то здесь, на территории, нашли 'Слово о полку Игореве', единственный экземпляр! Вот и всё, кажется. Про это невзрачное здание я особо не знаю что рассказывать. Refectory оно называется, то есть, видимо, 'Рефекторий', но хоть убей, не знаю, что такое рефекторий...

– В 'этом невзрачном здании', - мягко прервал меня Август, - которое по-русски называется 'трапезная', собирался на протяжении четырёх месяцев, пока второе ополчение 'князя Пожарского и гражданина Минина' накапливало силы для похода на Москву, 'Совет всея земли': первый, наверное, в истории России общерусский парламент. В этом же 'невзрачном здании', а точней, в его дальней, второй половине, возведённой уже в XVII веке, пару месяцев прожил юный Михаил Фёдорович Романов, когда, будучи призван на царство, был застигнут в Ярославле весенней распутицей. А ещё по той земле, на которой мы сейчас стоим, Ника, не менее четырёх раз проходил царь Иван Грозный, первый русский царь, человек выдающийся и страшный, первая жена которого, Анастасия Романовна Захарьина, исцелилась от болезни, приложившись к мощам святых князей Фёдора, Давида и Константина. Мощи эти тоже были обретены в Спасо-Преображенском соборе, не одно 'Слово о полку Игореве'.

Я только рот распахнула.

– Ты больше меня знаешь!
– нашлась я наконец.
– Ну ты и жук, однако! Откуда?

– Просто умею читать, а это же наша история...

– А стоял, слушал мой детский лепет, усмехался, небось, про себя... И не стыдно?

– Не усмехался, нет, но очень хотел тебя послушать.

– Зачем?

– Чтобы знать, что для тебя, советской девушки, важно, а что несущественно. Ника, дорогая, подумай-ка: всё это великолепие вокруг нас создал русский народ, так?