Три минуты истории
Шрифт:
Всего через месяц Жолио-Кюри успешно поставил этот эксперимент и немедленно опубликовал отчет о том. Почему? «Мы наперед знали, что наше открытие приветствовалось бы прессой как победа французской науки, — признал впоследствии один из сотрудников Жолио-Кюри, — а мы в те дни нуждались в том, чтобы привлечь к себе внимание любой ценой, если мы хотели рассчитывать на более щедрую поддержку наших будущих работ со стороны правительства». Да, все-таки это был миф — насчет «семьи ученых-атомщиков»… Позиция Жолио-Кюри — далеко не исключение. На «самоцензуру» согласились считанные ученые, но и они, увидев себя в одиночестве, отказались от «молчаливой физики». Сам Сциллард против воли согласился на публикацию своих
Перенесемся на 10 лет вперед. Верховный комиссар по атомной энергии Франции Ф. Жолио-Кюри твердо проводит политику отказа от работ военного характера. За это под давлением американцев он снят со своего поста. Возглавив Всемирный Совет Мира, Жолио-Кюри скажет в одной из своих речей:
«Нас вновь пытаются втянуть в кампании Врангеля, Деникина, Вейгана и Гитлера, убеждая — о ирония! — именем демократии и свободы в том, что будто бы мы должны, под прикрытием атомной сверхдержавы, стереть с лица земли строй, совершивший непростительное преступление — отмену эксплуатации человека человеком…»
Как свершилась в нем столь разительная эволюция взглядов? Да, хоть и запоздало, группа Жолио-Кюри привлекла внимание и субсидии своего правительства. Франция накануне войны, по общему признанию специалистов, была наиболее близка к созданию атомной бомбы и планировала первый в мире экспериментальный взрыв в Сахаре. Гитлеровская агрессия помешала этим планам. По личной инициативе Жолио-Кюри половину мирового запаса урана отправили бельгийским транспортом из Африки в Америку, а львиную долю мирового запаса тяжелой воды из его парижской лаборатории — в Англию. Туда же эмигрировали и ближайшие сотрудники Жолио-Кюри, в то время как сам он решил остаться на оккупированной родине. Доставшиеся Англии материалы его лаборатории и выдвинули ее на «атомную авансцену». В дальнейшем именно английская атомная программа «Тьюб Эллойс» убедит США в том, что урановую бомбу можно создать еще в ходе войны, и это предрешит оформление Манхэттенского проекта. Так замкнется разорванный круг ученых-атомщиков: даже те из них, что руководствовались наилучшими побуждениями в борьбе с фашизмом, в зареве над Хиросимой и Нагасаки смогут прочесть отблеск первых ядерных реакций, осуществленных в их лабораториях…
Жолио-Кюри этот отблеск увидел еще раньше зарева. Сначала, когда специальная эсэсовская команда опечатала его лабораторию в Коллеж де Франс. Затем, когда отряд «Алсос» нагрянул с сургучными печатями «Made in USA». В промежутке между этими событиями — четыре года — Жолио-Кюри продолжал опыты, но теперь он научился держать в секрете их результаты. Приставленный к нему немецкий атомщик Вольфганг Гентнер договорился с Жолио-Кюри о том, что их совместная работа никоим образом не должна служить войне. Под носом у эсэсовцев Жолио-Кюри сделал свою лабораторию явкой для маки. Через неделю после освобождения Парижа бывший социал-демократ заявил, что еще в 1942 году вступил в компартию Франции.
Помните из «Военного летчика»? — У Сент-Экзюпери, на высоте 10 тысяч метров, замерзают рукоятки, пулеметы, рычаги. Он пришел в Национальный центр научных исследований с готовым решением — но «странная война» вдруг обернулась гитлеровской агрессией, и внедрить новшество уже не успели. За ним осталось 13 крупных изобретений. Только он пробился в эскадрилью 2/33, как его догнал приказ — оставить авиацию и перейти на научную работу. От этого отбиться стоило еще больших трудов, чем от дипломатической миссии в США.
Профессор Теодор фон Карман, теоретик по аэродинамике, писал в Национальное управление по аэронавтике и исследованию космического пространства (НАСА) Соединенных Штатов Америки:
«Я только что встретился с Антуаном де Сент-Экзюпери, изложившим мне некоторые свои аэродинамические проекты.
Его идеи необычайно новы и способны произвести в нашей науке настоящий переворот. В частности, одна из них мне представляется настолько интересной, что я просил бы вас немедленно начать по ней опыты».Их встреча состоялась в июле 1941 года.
Что же стояло за отзывом профессора? Некоторый свет на это проливает свидетельство Дени де Ружмона, швейцарского писателя:
«Что меня часто интриговало в течение года, когда мы жили по соседству с Сент-Экзюпери, так это ядерная проблема. Сент-Экс был первым, кто объяснил мне возможность расщепления атома, что ему в свою пору открыл Жолио-Кюри. В 1942 году он рассказал мне, что еще накануне войны в Сахаре предусматривалось проведение ядерных испытаний, но их организаторы опасались, как бы освобожденная при этом энергия, вызвав цепную реакцию, не привела к гибели Земли. За годы пребывания в США он много раз встречался с каким-то высшим генералом, входившим в чрезвычайно узкий круг людей, посвященных в тайну Манхэттенского проекта…»
Война ускоряла поиск нового смертоносного оружия… Зло на Землю свалилось такое великое, что и правда ни перед чем бы не остановиться, лишь бы само зло остановить. И все-таки… Нравственна или безнравственна война — это зависит от того, где насилие, а где возмездие. Но не в том ли и парадокс, что сила обороняющаяся, сила мщения, именно потому, что она права, а значит, нравственна, никогда не преступит нормы? И не только когда уже гремит война — в верности этим нормам она готова заверить мир именно во избежание катастроф. Насилие же не посчитается с ними — не потому ли и избегает оно брать на себя такие обязательства?
Впрочем, вряд ли правомерно эти рассуждения сводить лишь к столь очевидным крайностям. История уже дала не один пример иных аморальных комбинаций. В войне с Японией до полета бомбардировщика «Энола Гей» не от США исходила агрессия, но каким же «возмездием» могла быть продиктована команда загрузить в его чрево атомные бомбы «Малютка» и «Толстяк» и сбросить их на города людей? Решение о создании американской атомной бомбы было принято… за день до вероломного нападения японского флота на эскадру США в бухте Пирл-Харбор 7 декабря 1941 года, то есть за день до официального вступления США в войну. Ах, каким неудобством для милитаристской пропаганды США обернется это «за день», когда бомбардировку Хиросимы и Нагасаки она станет изображать как «месть за Пирл-Харбор»!
Преуспей фашистские ученые в создании атомной бомбы, можно ли сомневаться в том, что генералы рейха не задумались бы пустить ее в ход? Впрочем… К счастью для человечества, обзавестись атомной бомбой фашистский рейх не успел. И весь-то германский урановый проект, по замечанию научного консультанта американского отряда «Алсос» Сэмюэла А. Гоудсмита, «не стоил вывихнутой лодыжки одного американского солдата». «А сейчас мы, США, перенесли к себе и хорошо освоили недостойные приемы наших врагов в последней войне», — горько заметил Эйнштейн в 1947 году в Принстоне.
Не мучили ли все эти вопросы Сент-Экзюпери? Не предвидел ли он в дымке дальних дней грибовидное облако над землей? Можно ли было с атомной бомбой идти освобождать Францию, когда и от фугасок-то союзников похоронила она 60 тысяч человек? Отчего Сент-Экзюпери был так взвинчен, то взрывчато весел, то непроницаемо скрытен? Почему он так рвется назад?
В конце концов другая гениальная идея осенила Сент-Экзюпери. Он придумал построить… индивидуальную подводную лодку. Тысячи таких лодок! Для целой армии голлистов, и он, конечно, будет среди них. Они пересекут под водой Атлантику и высадятся на французском берегу. Потери будут минимальные, потому что подойти к берегу удастся практически незаметно. Он так поверил в этот проект, что дни и ночи рассчитывает, чертит…