Три минуты истории
Шрифт:
— Я учился в Кембридже. Тут же после войны получил приглашение в США в фирму «Дуглас» и ангажировался на три года. США в ту пору были поистине научным Эльдорадо. Я увлекся созданием странных аппаратов, в практическое использование которых тогда совершенно не верили. Их так и прозвали: «игрушки ученых». Я построил машины двенадцати типов. О, сколько было обидных насмешек! А потом вдруг «игрушки ученых» — компьютеры — вошли в моду, но еще не скоро я ужаснулся, увидя, какой интерес к ним проявили Пентагон и ЦРУ. Я был в этих органах, как говорится, «своим человеком». Не знаю, существовали ли тогда технические секреты, в которые я не был бы посвящен, во всяком случае в близкой мне области науки. Когда шла война, морализировать было поздно: ее нужно было сначала выиграть. Но мне и в голову не могло прийти, что я опять работаю на войну. На новую войну!
— И все же: как это вам открылось?
— Даже с трагедией Хиросимы и Нагасаки я каким-то чудом примирил, по молодости лет, свою совесть. Ну что же, сказал
— Это и был ваш первый подарок детям?
— Пожалуй. Бьюзи Бьюз может легко нарисовать или зачеркнуть человечка. И я вполне допускаю это в игре или сказке, но совершенно исключаю в жизни.
Мысль ученых, их военных заказчиков и потребителей направлена в деструктивную сторону, грозящую планете испепелением, обледенением, наводнением, отравлением, пожаром! Вот что поистине ужасно. Убивать человека как можно дешевле — таков принцип антигуманной науки. Рядом с лабораторией, в которой работал я, над совершенствованием атомной бомбы трудился мой коллега. Бедняга недавно умер, уже весьма, известным ученым. И вот вспоминаю один наш разговор. Он жаловался: нашел, мол, коэффициент 1,2, но этого мало… вот если найду хотя бы 1,3, тогда это примут как успех… Можете ли вы предположить, о каких коэффициентах мы говорили?! О количестве смертей от одного взрыва! Потом достигли коэффициента и в 3 миллиона, и в 5, теперь уже и в 40 миллионов. Мегасмертность! Термин варваров. У разума есть границы, безумие лишено всяких границ! Вы вообще-то как представляете себе человечество?
— Гм… Как четыре миллиарда живых и думающих существ на земле…
— То есть как совокупность? Прекрасно. Вот теперь давайте-ка мы эту совокупность соберем в один кубометр. Кубометр жизни, да-да! Вообразите, что сверху вниз мы рассматриваем слои, образовавшиеся в этой совокупности. Политические деятели… это слой в одну стотысячную миллиметра! Размер бактерии, которую и рассмотреть-то можно только в самый сильный микроскоп. Коммерсанты, финансирующие правительства и извлекающие из военных заказов колоссальные прибыли: слой в одну десятитысячную миллиметра, невооруженным глазом не различить! Ученые, число которых я определил в пятьсот тысяч человек: толщина листа бумаги. Гражданское население, втянутое в военное производство: двадцать пять миллионов человек на земле, или шесть миллиметров в толщину. И столько же — шесть миллиметров — составляют профессиональные военные кадры вместе с призывниками. Подведем итог: в нашем человеческом кубометре перечисленные категории лиц составляют слой всего-то в 1,3 сантиметра! И это они угрожают отправить на тот свет всех остальных, то есть 98,7 человечества?!
— Мистер Бенсон, позволите? Следуя вашей логике, вы уже несколько раз убивали сами себя.
— Я?! — предо мной выросли два привидения, одно недвижное, огненно-седое, другое в бликах пламени черной тенью плясало на стене.
— Вы были военным, хотя так и не взяли в руки ружье. Отсюда вы поднялись выше, в категорию ученых, и ваш вклад в гонку вооружений…
— Да я все проклял! Все бросил! Все из сердца вон!
— Однако, прокляв, вы перебрались еще выше, в категорию коммерсантов, и даже нажили целый миллиард?
Бернар Стэнли Бенсон
Бенсон опустился в кресло так порывисто, словно сел на свою тень. У него «заболела совесть» уже к концу контракта с «Дугласом», что завуалированно означало контакт с Пентагоном, и он оставил ей слабое, по сути, символическое утешение, прервав контракт за день до его истечения. «И-и-э-эх»! 1 апреля 1950 года, подшучивая сам над собой, Бенсон основал в США свою первую фирму. За шесть — семь лет он доведет их число, по обе стороны Атлантики, до 30. «Компьютеры Бенсона!» «Электронные игрушки для детей: Бенсон!» «Бьюзи Бьюз!» Он утешал себя тем, что работает на медицину и метеорологию, на геологию и гражданскую аэронавтику, дарит радости родителям и детям, потому что компьютеры, большие и маленькие, полезны были всем и везде; но разве мог не знать Бенсон, что процветание его предприятий в первую очередь обязано было заказам военных ведомств? Мир вибрировал и остывал, даже очаровательный самописец-рисовальщик забился в угол
под напором новых электронных игрушек — «игры разрушений», «игры сражений»… Богат Бенсон! — а душа угнетена. Он вырыл бомбоубежище около дома, способное выдержать удар бомбы в 50 мегатонн, и раз от разу устраивал учебные тревоги для семьи: за 15 минут девять человек оказывались в укрытии, куда русская бомба достать бы не могла. Он снял гнет с души… но, оказалось, придавил этим гнетом совесть. Он спасется, его дети спасутся, а другие? а дети других? Бенсона — сужу по интервью тех лет и лекциям, с которыми зачастил он выступать в американских университетах, — мучила мысль о «скорости без управления»: мир слепо мчался навстречу гибели, незримые силы нажимали на акселератор, но где педаль тормоза? где руль?И так-то подкрался день, перевернувший жизнь Бенсона.
— …Я только что разработал и выпустил ЭВМ, способную с огромной скоростью отыскать необходимую информацию в банке данных. Это и было поводом для моего выступления по телевидению в Сан-Франциско. Неожиданно передачу прервали, и новость стоила того: русские запустили на орбиту первый космический спутник! Известие было ошеломляющим. Меня попросили тут же прокомментировать его. Я извинился, попросив телезрителей дать мне на размышление полминуты. И вот что я сказал. Повторись этот день сегодня, я сказал бы точно то же самое! Американцы, сказал я, сегодня вы встали перед историческим выбором. Одно из двух! Либо вы разобидитесь на русских, мол, как же они посмели, крестьяне неотесанные, самой Америке бросить такой вызов! — и если вы поступите так, если сосредоточитесь умом на способах охоты за русскими спутниками, то это станет началом третьей и последней мировой войны. Но у вас есть другой путь. Скажите русским: браво! Мы, великая Америка, самая могущественная в мире держава, на пороге новой эры голосуем за долгосрочную программу мирного освоения космоса, который открывает человечеству колоссальные перспективы развития. Я сказал: вопрос не в техническом престиже или уязвленном самолюбии. Русские сделали жест доброй воли, и самое опасное — истолковать его недружелюбно, агрессивно, ибо это может стать толчком к невиданной гонке вооружений, началом конца.
— Какой же была реакция Америки в те дни?
— О! Следующие дни явились для меня крушением всех моих надежд, карьеры, жизни. Эго Великой Америки было оскорблено. Газеты полны были желчи, раздражения против России, писали о возросшей «советской угрозе», открыто призывали бросить вам вызов. Кончилось тем, что конгресс утвердил бюджет космической программы, агрессивный характер которой даже не маскировался. Началось! Я понял, что мое семейное бомбоубежище — это паутина, нарисованная Бьюзи Бьюзом…
Миллиардеру было 36 лет. Одну за другой он продал все свои 30 компаний, закончив парижской фирмой, которая, впрочем, доныне сохраняет в своем названии имя ее основателя. Два года Бенсон мелькал на университетских кафедрах, конференциях ученых, телеэкранах и газетных полосах всего мира. Он нашел не только руль (мирное сосуществование двух систем ради общечеловеческого прогресса!), но и педаль тормоза (многостороннее и одновременное разоружение!). Он посещал развалины старых цивилизаций, щедро одаривая миллионами реставраторов старины, и в таких-то вояжах встретился с тибетским мудрецом, что 32 года размышлял над природой Эго. От него он вышел преображенный. Ухнув чуть ли не все свое состояние в строительство тибетских школ, больниц, монастырей, Бенсон получил развод от жены, но все семеро детей решили остаться с отцом. И тут заговорила в нем французская кровь матери. Он кружил на вертолете над лесами Дордони и, выглядев хорошо спрятанный лешими полуразваленный замок, купил его вместе с клином в 350 гектаров.
На следующие 15 лет мир позабыл о чудаке-миллиардере. Но вот он сочинил 109-й скрипт, назвав его не по канонам сказки: «Книга мира», и повез дарить президентам, премьер-министрам, главам церквей, королям, сенаторам, ученым, комитетам борьбы за мир, пацифистским организациям, вдруг проросшим повсюду, словно грибы после доброго дождя. В декабре 1981 года приехал Бенсон и в Советский Союз, представил книгу по телевидению. Но что же стронуло Бенсона в путь, что лишило созерцательного покоя среди пришлых философов и охочих до бесед дордонских крестьян? Я вопрос свой, не без умысла, повернул вот так:
— Если взять тот человеческий куб, о котором уже говорилось, то вы в нем все время поднимались вверх. От военнослужащего — к ученому. От ученого — к промышленнику. А от промышленника… да вот и сейчас вас приглашают к себе главы четырех государств. Вы сделались политиком, мистер Бенсон?
— Нет! — крикнул он так, что в затухающем камине закраснелись угольки. — Я там, где вся человеческая совокупность! Мне не нужно больше бомбоубежищ! Ни в какие пещеры я не побегу, пока на свете есть хотя бы один незащищенный ребенок! Если должна на меня упасть бомба по команде какого-нибудь глупого компьютера, то и пусть упадет! Шляпы и то не надену! Мы не настроимся бомбоубежищ на всех! Зарываться в пещеры, когда мы можем летать на планеты! Кто сказал, что мир — это дело политиков? Мир — это дело всех! Капитализм и социализм существуют на одной земле, это — факт, против которого нельзя идти с бомбами! Вся человеческая цивилизация на карте, а не какая-нибудь одна система! Наступает самый черный период человеческой истории! Мы либо образумимся, либо сгорим!