Трон Знания. Книга 4

Малика перешла на шайдир:

— Ты уже вещь, Галисия. Ждёшь, когда тебя допустят к телу. Вдыхая воздух Ракшады, ты теряешь рассудок, память и достоинство. Тебе повезло, ты не была в их храмах. Если Иштар закроет глаза на твоё порочное прошлое и женится на тебе — что тебя ожидает?

— У кого из нас порочное прошлое, так это у тебя! — выкрикнула Галисия, захлёбываясь словами. — Я не отбивала чужих женихов, а ты постоянно завлекала Адэра. Спальни рядом, в поездках вместе. Думаешь, я не знаю, чем вы с ним занимались? Откуда у плебейки шикарные платья, украшения, машина? С неба? А? Молчишь?

— Тебя поселят в другом доме… — скрипнув зубами, сказала Малика.

— Во дворце!

— Иштар будет приходить к тебе раз в два или три года.

— Ты врёшь!

— Каждую ночь ты будешь плакать в подушку, зная, что в это время он развлекается с кубарами.

Галисия затрясла кулаками:

— Ты врёшь!

— Он продаст твоих дочерей, а сына заберёт, когда ты перестанешь кормить его грудью.

— Грязная плебейка! Когда же ты уедешь?!

— И что ты будешь делать? — спросила Малика, едва сдерживаясь, чтобы не отвесить дворянке оплеуху. — Мыть пол или посуду? Ты даже этого не умеешь.

Галисия разрыдалась:

— Ты забираешь всех, кто был мне дорог. Чем я перед тобой провинилась? За что ты лишаешь меня счастья?

Малика обняла её за плечи:

— Галисия, милая…

— Оставь мне Иштара. Прошу тебя, уезжай.

— Он не такой, каким ты его представляешь.

Галисия подняла измученные глаза:

— Может, он не такой, но я люблю его.

— У тебя вся жизнь впереди.

— Только не в Тезаре. Я отсекла прошлое. У меня одна дорога — вверх. Если не к Иштару — к Богу.

Покинув Галисию, Малика словно потерялась: стояла посреди коридора и не могла сообразить, где находится. Одинаковые окна, одинаковые двери, вправо и влево безлюдный тоннель, под ногами тёмный пол, доска к доске.

— Шабира, — прозвучал робкий голос.

Малика посмотрела на девушку, прижавшуюся к стене:

— Ты кто?

— Твоя служанка. Я привела тебя в Приют.

В приют… да, конечно… приют затерянных душ.

— Отведи меня к матери-хранительнице.

Через полчаса Малика сидела перед Фейхель и рассказывала ей о Галисии. Единственное, о чём она избегала говорить, так это о плотской близости дворянки и правителя Грасс-Дэмора. До ночи Лунной Тишины оставалась неделя, вдруг за это время Иштар опомнится? Выслушав её, мать-хранительница отвернулась к окну и поджала губы.

— Она как пустыня посреди океана, — сказала Малика. — Откололась от родины и осталась совсем одна: родителям не нужна, подруг нет, Иштар её не понял.

— Всему виной ваши нравы, — проворчала Фейхель.

— Это были всего лишь невинные рисунки. Многие художники рисуют своё прошлое: друзей, подруг. Это воспоминания, не более.

— У жены хазира не может быть прошлого. Наши женщины никогда не изменяют господину. Их тела и мысли чисты. А мысли Галисии? Если копнуть их глубже…

— Она не подумала, что Иштар сочтёт её поступок изменой.

— Она всегда будет сравнивать его с другими мужчинами из прошлого.

— Нет других мужчин.

— Ты сказала, что она ушла в монастырь. Это меня сразу насторожило. Значит, она не хочет рожать детей.

— Разговор не об этом.

— А о чём?

Малика сложила перед собой ладони:

— Помоги мне устроить их встречу.

Фейхель вздёрнула густые брови:

— Как? Она же не кубара.

— Введи её в кубарат. На день, на два. Сведи их. Пусть он сам ей скажет, что передумал на ней жениться. Тогда она согласится уехать.

Фейхель изменилась в лице:

— О чём ты просишь?

— Я прошу помочь несчастной женщине, которая запуталась.

— Ты просишь меня, мать-хранительницу традиций и законов, нарушить традиции и законы? — Фейхель встала с кресла; клетчатый плед упал с её коленей. — Это немыслимо!

Малика поднялась. Расправив плечи, посмотрела на старуху сверху вниз:

— Я могла бы рассказать тебе, какие мыслимые и немыслимые вещи происходят во дворце и за его стенами, но не хочу тревожить твоё слепое, слабое сердце. У тебя нет таких сил, чтобы заставить мужчину вести себя по-мужски.

— Иштар — образец мужчины.

— Он детище своей страны. Не более.

Фейхель насупилась:

— Я впустила тебя в своё слепое сердце. Не заставляй меня пожалеть об этом.

— Я прикипела к нему душой. Как к другу, как к брату. А теперь хочу вырвать эту часть души и похоронить на перекрёстке всех дорог. Ты помнишь своего сына годовалым ребёнком. Помнишь его глаза? Чистые, ясные, в них был заключён целый мир. Сейчас это глаза бездушного воина и безжалостного хазира. — Опустив голову, Малика сняла чаруш. Помяв ткань в руках, вновь устремила взор на старуху. — Я единственная, кто знает, что он прячет в их глубине. Я знаю, каким он мог стать, но он сдался. Кому тяжелее: тебе или мне?

— Он сделал тебе больно? — спросила Фейхель, всматриваясь ей в лицо.

— Я могу попросить Хёска дать мне зелье, подавляющее волю, и увезти Галисию. Но я хочу сохранить остатки её достоинства. Помоги мне.

Мать-хранительница опустилась в кресло. Малика укутала ей ноги пледом и отошла к окну. На стекле разноцветные узоры, а в душе такая мгла.

— Сколько ей лет? — спросила Фейхель.

Малика прикинула в уме: Адэру исполнится двадцать семь, Галисия младше его на четыре года.

— Двадцать три.

— Старовата для кубары. Это, во-первых. Во-вторых, у хазира нет кубарата. Он отказывает себе в удовольствиях, и я догадываюсь о причине. В-третьих, кубар ему подарят влиятельные люди: своих дочерей и дочерей братьев. Возможно, из них хазир выберет жену. Потом подношения прекратятся, и он даст мне команду подобрать ему девушек. Когда это случится — не знаю: через месяц или через год. Всё будет зависеть от щедрости дарителей и от прелестей кубар.

Малика провела ладонью по лицу:

— Я уеду, а она? Так и будет жить во дворце?

Фейхель хохотнула:

— Под одной крышей с хазиром? Такая честь выпадает любимицам судьбы. Твоя художница к ним не относится. Её либо выставят на улицу, либо отправят в посольство какой-нибудь страны. У нас нет дипломатических отношений с Тезаром. И с Грасс-Дэмором нет.

— Ты можешь взять её служанкой?

— Нет. Есть дворцовые правила, которые я ни за что не нарушу.

Малика уронила голову на грудь:

— И что мне делать?