Трон
Шрифт:
— Довольно с меня твоего словоблудия!
Только теперь царь обернулся и посмотрел на жреца. Тот выдержал взгляд своего повелителя и, смиренно поклонившись, мягко сказал:
— Ты устал от власти, Син… Твои сыновья давно доказали… что они достойны своего отца… Старшему сыну отдай Ассирию… Младшему — Вавилонию…
— Чего она стоит без Вавилона? — презрительно ухмыльнулся Син-аххе-риб, предпочитая не вспоминать, что когда-то упрекал за такие же слова Закуту.
— А что, если… этот великий город… восстанет из пепла... Твоему Ашшуру… это по силам… Арад может… лишь разрушать… Ашшур же подобен… богу Энки20…
Син-аххе-риба
— Так вот к чему весь этот разговор! Тебя подослали твои вавилонские друзья? Они хотят отстроить Вавилон заново?! Так вот знай: этому — не бывать! Я проклял этот город! Я проклял эти земли! Я проклял воды Евфрата за то, что в них отражались его стены! Я проклял даже ветер, проносящийся над его руинами… За всю ту боль, что причинил мне Вавилон, когда отнял моего первенца!
Выплеснув свой гнев, Син-аххе-риб тяжело задышал, а затем холодно улыбнулся.
— О Вавилоне — забудь… Мне сообщили, что Закуту укрылась в Ашшуре. Прощения ей за убийство Шарукины не будет. Но я дарую прощение тому, кто приведет ее ко мне на цепи, чего она и заслуживает. Моему сыну Ашшуру передай, что он должен выбрать, на чьей он стороне — отца или матери. Если на моей, пусть передаст армию в руки Гульята, которому я всецело доверяю, и возвращается в Ниневию. Когда-то он хотел стать жрецом — пусть так и будет… Это достойное занятие. Ты прав лишь в одном — я устал сидеть на троне. Когда все это закончится и восстановится мир, царем станет Арад-бел-ит… Если у него не будет сыновей, трон после него наследует один из сыновей Ашшур-аха-иддина… А теперь оставь меня одного, я хочу побыть с моим покровителем наедине…
Набу-аххе-риб, не смея перечить царю, низко поклонился и попятился к дверям.
Оставшись один, Син-аххе-риб упал на колени перед богом Нинуртой, омыл лицо по воздуху руками, но вместо молитв и просьб вспомнил единственный оставшийся в памяти отрывок из того, что наговаривала ему мать, когда он тяжело заболел в детстве.
Что было рассеяно, он собрал,
То, что из Кура было рассеяно,
Он отвел и сбросил в Тигр,
Высокие воды пролил тот на поля.
Смотри, теперь все, что есть на земле,
Радуется Нинурте, царю страны.
Поля обильно дают зерно,
Виноградник и сад приносят плоды,
Собрана жатва в житницы и копны,
Владыка траур изгнал из страны,
Возвеселил он души богов21.
Как бы ему хотелось, чтобы Нинурта прямо здесь и сейчас ожил и сказал ему: «Ты поступаешь правильно!» Царь все еще верил в чудеса… И когда скульптура крылатого бога вдруг пошатнулась, словно пытаясь сойти с постамента, Син-аххе-риб, вместо того чтобы попытаться спастись, замер в благоговейном ужасе. В следующее мгновение огромная массивная статуя бога Нинурты рухнула на царя с почти двухметровой высоты, переломив его пополам будто сухую ветку…
Через час с небольшим царский дворец в Калху тайно покинул Бальтазар. Он шел не спеша, часто оглядывался, на рыночной площади свернул к постоялому двору, тихо открыл калитку, едва заметным кивком головы поздоровался с сыном хозяина, охранявшим сон постояльцев, и шепотом спросил:
— Куда?
Ему так же тихо
ответили:— Третья комната справа.
Комнатушка была совсем маленькая. Кровать стояла сразу у входа; мало того, что не развернуться, так еще не встать в полный рост. Дрек, едва заскрипела дверь, тут же проснулся, сел на постели, стал протирать глаза.
— Ты ведь обещал, что будешь утром? — сонно сказал он гостю.
Бальтазар был холоден и напряжен.
— Не та ночь, чтобы спать. Все-таки сегодня погиб Син-аххе-риб…
— Погиб? — хмыкнул Дрек.
— Как все прошло?
— Зачем тебе это? Дважды такой трюк повторить все равно не получится… Этот ремонт в храме затеяли как нельзя кстати. Самое трудное было найти место, где спрятаться, а в остальном... Бога Нинурту уж очень неудачно закрепили на постаменте. Вытянул пару камней, потянул, когда надо, за веревочку, чтобы сместить центр тяжести…
— Тебя кто-нибудь видел кроме Набу-аххе-риба?
— Может быть, кто-то из его помощников. Как Набу-шур-уцур? Небось землю носом роет?
— Взял под стражу всех жрецов зиккурата во главе с Набу. Обвинил их в убийстве. Еще не допрашивал.
— А ведь он кому угодно язык развяжет…
— Не успеет.
— Хорошо бы. А наш общий друг?
— О Мар-Зайе я позабочусь, а ты завтра же возвращайся в Ниневию…
На том и расстались.
У выхода с постоялого двора Бальтазар опять ненадолго задержался, передал хозяйскому сыну совсем крохотный, уместившийся на ладони глиняный сосуд.
— Утром выльешь ему в вино. Труп закопаешь за городской стеной…
Среди ясного неба с яркими звездами и молодым месяцем вдруг блеснула молния. Загремело. А затем на землю обрушилась стена воды. Для осени и зимы в этих краях — самое обычное дело.
Бальтазар, между тем, отправился во дворец наместника. Пока добрался, промок до нитки.
Ворота отперли не сразу, — оно и понятно, из-за шума дождя ничего не было слышно, — но зато повезло с начальником караула. Тот знал Бальтазара в лицо, так что ему не пришлось ничего долго объяснять.
— Веди меня к своему господину...
До рассвета оставалось еще не меньше двух часов. Бэл-эмурани принял ночного гостя, не вставая с постели. Две молодые наложницы, делившие этой ночью с наместником ложе, даже не проснулись. По полу была разбросана мужская и женская одежда, сверху на ней валялись два опрокинутых кубка, вино разлито, рядом с кроватью на столике стояло блюдо с черным виноградом, ярко-красными сливами и большими зелеными яблоками.
Бэл-эмурани приказал начальнику караула оставить его с гостем наедине и, едва закрылась дверь, поспешно спросил, не в силах справиться с любопытством:
— Не томи, я по твоему лицу вижу, что Эрешкигаль забрала в свое царство кого-то из тех, кто нам обоим хорошо знаком.
— Син-аххе-риба, — тихо сказал Бальтазар.
Наместник удивился не сильно. Куда больше его взволновало другое — не обвинят ли самого в смерти царя, коль уж это случилось в Калху.
— Убит? И кем же? Преступники уже схвачены?
— Ты торопишься с выводами… Скорей, это была кара богов: когда царь молился, на него упала статуя Нинурты.
— Хм… — а вот теперь Бэл-эмурани был действительно изумлен. — Кто бы мог подумать, что великий Син-аххе-риб так бесславно закончит свой земной путь!