Трон
Шрифт:
— И что дальше? Ты собираешься убить меня, чтобы скрыть собственную измену?
— За Ур-Уту можно не переживать. Я отправил его по ложному следу, он погнался за знакомым тебе Тиглатом.
— Как только Ур-Уту настигнет его — заставит сказать правду.
— Мертвые обычно молчаливы, — усмехнулся Бальтазар и, видя, как я помрачнел после этих слов, сразу сменил тему разговора. — Ты многое пропустил… В Ниневии раскрыт заговор. Пролилось много крови. И не окажись в руках у мятежников любимая жена Арад-бел-ита, мы бы уже сегодня оплакивали Закуту.
Я-то думал, что меня уже ничем не удивить.
— Шарукина мертва?!
— Шутишь. Конечно. Ради такого случая Закуту даже пожертвовала заложниками.
— Заложниками?
— Ашшур-дур-панией… Но главное — Вардией… Скорее всего, Закуту решила таким образом просто избавиться от чересчур умной невестки, чье влияние в последнее время значительно выросло при дворе. Та же Наара, в отличие от нее, совершенно не опасна…
Посмотри на нас кто со стороны, как мы мирно беседуем, — два друга, да и только.
— А что же царь? Пленен? Убит? Почему ты ничего не говоришь о нем? — нетерпеливо спросил я. Так рыба заглатывает наживку…
— Син-аххе-риб в Калху уже два дня. Приехал он тайно, в сопровождении Набу-шур-уцура и всего двух десятков человек… Мне надо, чтобы ты с ним встретился.
— С кем? — все еще не понимал я.
— Ты скажешь царю, что Марганита — в руках Набу-аххе-риба. Скажешь, что старый жрец готов отдать принцессу Тиль-Гаримму в обмен на согласие выслушать его.
Это не было похоже на просьбу. Я понял, что настала пора платить по счетам.
— А если он не поверит мне?
— Подумай сам. Не так давно ты был ему хорошим товарищем, личным писцом, он назначил тебя мар-шипри-ша-шарри, и ты считаешь, что у Син-аххе-риба не осталось к тебе ни капли уважения?.. Кроме того, в знак доказательства я дам тебе перстень Марганиты, подаренный царем после их первой ночи. Поверит, вот увидишь.
Бальтазар похлопал меня по плечу и стал прощаться:
— Встретимся в ближайшей таверне сегодня вечером. О Марганите не беспокойся. О ней позаботятся…
Как смутно я помню события того дня… Это было двадцатое тебета…
Я чувствовал, что приближается что-то ужасное и непоправимое.
И словно силился плыть против течения бурной реки, но меня сносило все ближе и ближе к водопаду…
Вечером в таверне было полно людей. Все только и говорили, что о мятеже в Ниневии, осуждали царицу Закуту, гадали, куда подевался царь, — слухи порой разносятся быстрее, чем можно предположить.
Я почти не спал предыдущей ночью и поэтому не заметил, как задремал за кружкой пива, даже успел увидеть сон. Страшный. Такой, о котором долго не можешь забыть. От которого кровь стынет в жилах. Мне снилась казнь моего приказчика, как его ведут на плаху, как четвертуют, а потом рубят голову… Слетев с плеч, упав с помоста, голова покатилась по брусчатке, пока не остановилась у моих ног. И… заговорила: «Ты следующий… я за тобой! Нам пора…»
Я вздрогнул от этих слов и мгновенно открыл глаза.
— Слышишь, нам пора, — повторил Бальтазар, толкая меня в бок.
Я огляделся: вокруг никого не осталось, даже хозяин таверны — и тот косо посматривал в нашу сторону, все не мог дождаться, когда мы оставим его заведение и он сможет отправиться на боковую…
Царский дворец в Калху находился
в северной части города. Нам предстояло пересечь несколько улиц, один из трех рынков, пройти мимо казарм. Ночная стража на дворцовой площади потребовала пропуск. Бальтазар спокойно показал небольшую глиняную табличку с личным клеймом наместника, уже хотел было забрать ее и идти дальше, как десятник преградил ему путь.— Здесь действует другой пропуск.
— Да ты пьян! — резко сказал Бальтазар. — Знаешь ли ты, к кому я иду?! Набу-шур-уцур снимет с тебя с живого кожу, когда выяснится, почему я не попал во дворец!
Десятника грозные речи моего спутника не смутили.
— Взять их! — раздалась команда.
У нас тут же отобрали оружие, отвели во дворец. В небольшом дворике, окруженном высокой стеной, нас поставили на колени. Ждали мы недолго. Похоже, Бальтазар все рассчитал, когда сунул голову в пасть льву. В дверях караульного помещения вскоре показался Набу-шур-уцур с десятником за спиной.
— Ты?!.. Проклятье! Поднимите его с колен!.. Что ты делаешь в Калху? Или тебя прислал Арад?.. Постой, а это кто с тобой? Неужели Мар-Зайя?! Чтоб мне провалиться на этом месте! И ведь правда — Мар-Зайя!
Изумление Набу-шур-уцура было абсолютно искренним. Судя по всему, Арад-бел-ит никогда не посвящал его в свои планы на мой счет.
— Из-за него я и пришел, — сказал Бальтазар. Он отвел своего начальника в сторону и тихо заговорил с ним, так, чтобы никто не слышал. Впрочем, мне достаточно было следить за их губами.
«Этот мошенник подкараулил меня, когда я выходил из дворца наместника. Сказал, что знает, где сейчас Марганита, и готов рассказать обо всем, но лишь одному царю. Мар-Зайя почему-то уверен, что Син-аххе-риб здесь, в этом дворце».
Набу сделал вид, будто не услышал последних слов Бальтазара.
«А в этом есть необходимость? Ур-Уту сообщил мне, что уже вышел на след похитителей».
«Ур-Уту уехал из города. А Мар-Зайя — вот он, здесь. И что, если он говорит правду?»
Набу рассердился:
«Почему бы нам просто не допросить его, а потом предать казни? Он преступник, убийца и изменник!»
На что Бальтазар совершенно спокойно ответил:
«Начнем допрашивать — неизвестно, сколько потратим времени. И неизвестно, что тогда случится с Марганитой».
Набу-шур-уцур посмотрел на меня, на Бальтазара, снова на меня, затем резко развернулся на каблуках и коротко бросил:
— Иди за мной…
Без Бальтазара мне почему-то стало не по себе. Мне бы привыкнуть, ведь сколько раз я уже оказывался на волосок от смерти, а тут начал бить озноб. Это заметил даже караульный, сначала он покосился, потом стал откровенно насмехаться:
— Это что! Вот я однажды видел, как приговоренного вывели на помост, а он прямо там и обделался. Да так, будто целую неделю копил в себе дерьмо.
Тут хочешь не хочешь, а вспомнишь о сне…
Набу-шур-уцур вернулся очень скоро, но уже один. Он приказал спутать мне руки веревкой и повел за собой на привязи, точно мула.
Шли мы долго. Длинными коридорами, бесконечными лестницами, пустыми комнатами. Отовсюду веяло запустением. На всем лежал толстый слой пыли, кое-где валялась домашняя утварь. Ни слуг, ни стражи.