Трон

— Отправь Аби-Раму к Зерибни. Они ведь породнились. Надо уговорить старика поехать в Вавилонию. Это его родина. К нему там прислушиваются. Мне достаточно молчаливого согласия вавилонян, что они на моей стороне. Если Аби-Рама почувствует, что Зерибни может переметнуться к нашим врагам, пусть возьмет Руцапу силой…

— У Ашшура сорок с лишним тысяч в Табале. Где нам взять такую армию?

— Время еще есть. И не забывай о наших союзниках: киммерийцах, урартах, скифах… Немедленно освободи Лигдамиду. Пусть поживет у тебя несколько дней. Как только он придет в себя от плена, отправишь под надежной охраной к отцу. С ним же передашь мое послание Теушпе. Лигдамиде скажешь, что Марганита похищена сторонниками Закуту и зверски убита. Это избавит нас от прежних обязательств и станет киммерийцам лишним поводом для мести… Отправь гонцов в Русахинили к Мар-Априму. Он уверял, что царь Руса и царь Ишпакай помогут мне войсками по первому требованию… Что с Мар-Зайей? Ты ничего не сказал о его судьбе. Убит? Схвачен?

— Увы, бежал. У меня нет сомнений, что Мар-Зайя причастен к похищению Марганиты. А раз так, он заодно с заговорщиками и Закуту.

— Подлая змея! Отправь по его следу лучших ищеек, я хочу знать, что он наказан за свое предательство. От принцессы Тиль-Гаримму избавься при первой же возможности.

***

Первым страшное известие в Табал отправил Набу-аххе-риб, едва толпа даровала ему свободу. Человека он взял надежного — старого конного разведчика из числа тех, что были под рукой у Бэл-эмурани. Безо всякой таблички передал, на словах:

«Син-аххе-риб убит твоим братом. Не мешкай».

Разведчик покинул Калху днем двадцать первого тебета. К ночи он загнал двух лошадей, после чего вынужден был остановиться на почтовом разъезде. Однако днем раньше Набу-шур-уцур разослал с голубями во все города требование перехватывать всех одиноких путников без разбору и проводить самое тщательное расследование, лишь бы не дать Закуту или кому-нибудь из ее сторонников предупредить Ашшур-аха-иддина о случившемся. Поэтому уже утром посланника Набу-аххе-риба схватила внутренняя стража Ассирии.

Закуту узнала о смерти царя двадцать второго тебета. Составила послание к сыну. Отобрала пятерых смельчаков, готовых пожертвовать жизнью, лишь бы исполнить волю своей царицы. Приказала наместнику предпринять вылазку, чтобы гонцы смогли покинуть Ашшур. Из осажденного города вырвались четверо. И хотя дороги они выбрали разные, все были схвачены людьми Набу-шур-уцура, не преодолев и половины пути.

Царица как знала. Утром двадцать четвертого тебета, наблюдая с башни за лагерем Ашшур-ахи-кара, расположившегося под стенами города, она спросила у наместника:

— С кем ты поддерживаешь связь через голубей?

— С Набу-дини-эпишей из Ниневии, с Зерибни из Руцапу.

— Отправь им обоим послание. Набу скажи: если он хочет спасти свою шкуру, то я рассчитываю на его помощь, пусть предупредит моего сына о смерти отца. Зерибни — чтобы связался с сыном, а сам затем немедленно отправлялся в Ниппур²². Его там встретят как верного друга… Что делать дальше, он знает.

Ни один из посланных голубей не долетел до адресата: Набу-шур-уцур прислал в распоряжение Ашшур-ахи-кара десять ловчих с тренированными ястребами. Охота удалась на славу.

Между тем, тайна жила своей жизнью. Причудливой, осторожной, стремительной и многоликой… В Калху о смерти царя говорили шепотом все, от последнего раба до самого знатного сановника. В Арбелы этот слух принесли караванщики, хотя в него никто кроме наместника не поверил. В Ниневии мнения разделились. Кто-то горячо убеждал, что Арад-бел-ит взбунтовался против отца, убил его, а теперь боится сказать об этом народу. Кто-то говорил, что царь Син-аххе-риб на самом деле жив, а причиной всему — его желание под конец жизни уединиться в горах. Кто-то во всем обвинял Ашшур-аха-иддина, мол, надоело ему быть соправителем отца, вот он и решил убрать последнее препятствие со своего пути… Чуть позже появились рассказы очевидцев, которые якобы видели, как статуя бога Нинурты раздавила царя, и тогда страшный слух полетел быстрее ветра. Всего за пару дней он достиг города Хальпу на северо-западной окраине Ассирии, а уже затем местный караванщик, оказавшись в Адане, где на зиму устроился с армией Ашшур-аха-иддин, и взвесив все за и против, — коли вокруг никто даже не догадывается о переменах, — стал добиваться встречи с царем, которому теперь не надо было ни с кем делить трон. Через какие-то свои связи караванщику это удалось. Ашшур-аха-иддин принял его в числе многих во дворце наместника Аданы, в огромном тронном зале, там же находились туртан Гульят и начальник разведки Скур-бел-дан, еще несколько доверенных офицеров.

За два часа перед Ашшур-аха-иддином прошло больше двух десятков просителей, были и наместники небольших городов, и жречество, и старосты, и торговый люд. Кто-то хотел получить привилегии, кто-то просил защитить от мародеров, кто-то пришел исключительно ради того, чтобы оказаться поближе к соправителю великого Син-аххе-риба и таким образом показать свою преданность. Тот самый рассудительный караванщик относился к последним.

— Из Хальпу? — устало переспросил его Ашшур-аха-иддин и, отдавая дань вежливости, поинтересовался: — И давно ты покинул родной город?

— На четвертый день после смерти твоего отца, величайшего из всех правителей Ассирии, Син-аххе-риба, — поспешно ответил караванщик. — Да будут милостивы к нему все боги подземного царства…

Последними словами он поперхнулся. Взгляд Ашшур-аха-иддина внушил ему ужас.

— О чем ты бормочешь, шакал? — прошипел царь.

— О, мой господин!.. Прости, если я не по злой воле причинил тебе боль! Но в Хальпу об этом несчастье говорят уже который день…

В этом месте караванщик, конечно, солгал, зато потом приосанился и торжественно, словно он был глашатай, а не обыкновенный торговец, произнес то, ради чего решился на этот шаг:

— И отныне ты — единственный и полноправный владыка Ассирии!

Царь… все верно, по закону теперь единственный и полноправный владыка Ассирии… посмотрел на Скур-бел-дана и приглушенно спросил:

— И почему же тебе об этом ничего не известно? Почему я узнаю о смерти отца по воле случая? Я даю тебе трое суток, чтобы ты выяснил, что произошло в Ниневии, как умер мой отец и как повел себя Арад-бел-ит. Или лишишься головы. Этого торговца брось в темницу. Если все правда — умертви его, но без мук. Вероятно, он думает, будто осчастливил меня тем, что принес мне это тягостное известие. Если ложь — посади на кол…

17

Зима 681 — 680 гг. до н. э.

Табал. Город Адана. Население — не менее 30 тыс. человек

Три дня Ашшур-аха-иддин пребывал словно в заточении, ни с кем не встречался, отмалчивался даже со слугами, предугадывающими каждое его желание, по ночам молился. В первый день месяца шабат, едва рассвело, послал за Скур-бел-даном. Дожидаясь его, царь скудно позавтракал — горячая белая лепешка да немного козьего молока. Ни на что большее не было аппетита. Затем прогулялся по саду под пасмурным небом, недовольно подумал, что опять собирается дождь. В Табале в это время года они шли даже чаще, чем в Ниневии... Ненадолго задержался в беседке. Неужели отца, великого Син-аххе-риба, больше нет? Иногда Ашшуру казалось, что скорее небо обрушится на землю, чем что-то случится с его родителем. Ведь он правил целую вечность — двадцать четыре года! Как вдруг его настигла смерть?! Как такое возможно…

Если и шевелились в душе какие-то сомнения, мол, это ошибка, то очень робкие, голос разума был куда настойчивей: «Как будто ты не знал, что твоя мать, Набу-аххе-риб и Ашшур-дур-пания готовы заплатить любую цену, лишь бы посадить тебя на трон. С твоего молчаливого одобрения».

Признавать это было неприятно. Но что он почувствовал, услышав о смерти отца, кроме скорби и раскаяния? Наверное, что-то похожее на облегчение, как будто освободился от долгого плена, наконец-то он мог расправить крылья…