Тростник под ветром

— Хорошо, я подумаю...— неопределенно ответил директор.

Окабэ поспешно вышел из кабинета. После его ухода Юхэй и Киёхара некоторое время молчали. Хотелось курить, но сигарет не было. Чтобы купить пачку сигарет, нужно было с самого утра становиться в длинную очередь перед табачной лавкой. Юхэй с унылым видом откинулся на спинку кресла.

— Беда, честное слово...— проговорил он.

— Ты это насчет Окабэ-куна?

— Да. Вовремя войны я еще кое-как мирился с подобным стилем работы, но сейчас так не пойдет. Придется подыскать кого-кого-нибудьдругого на его место. А Окабэ надо будет, пожалуй, перевести в издательский отдел... В такие смутные времена журналу нужен редактор с более твердыми убеждениями и более принципиальный. Если пресса будет идти на поводу у каждого нового течения, возникающего в охваченном смутой обществе, это не только не будет способствовать ликвидации этой смуты, но, напротив, только усилит разброд. У Окабэ никогда не было своей точки зрения на вещи. Он всегда как будто несется по воле волн.

— Но боюсь, что Окабэ-кун будет недоволен подобным перемещением.

— Что ж делать,— спокойно, но твердо ответил директор.— Признаться, раньше, когда он был моложе, я думал, что из него получится более дельный журналист. Он всегда отличался острым чутьем и энергией, было в нем что-то свежее, молодое. Одним словом, я думал, что из него получится толковый редактор... Но теперь я вижу, что это был всего-навсего способный юноша, по-столичному бойкий, и только. Взять хотя бы этот его план, который он составил для предстоящего номера. Все рассчитано на эффект, с оглядкой на дурацкую неразбериху,- которая царит сейчас в обществе. Вот он сказал сейчас, что если приложить к журналу список военных преступников, то журнал расхватают,— но ведь это же самый низкопробный прием! Под крылышком оккупационных властей лисица пытается строить из себя тигра... Скажи, разве я не прав?

— Всюду так,—с горькой усмешкой сказал Киехара.— Все ловкие люди действуют сейчас именно таким образом. Громогласно ратуют за изгнание реакционных элементов и при этом держат себя так, словно они-то и есть подлинные сторонники мира. Это; если хочешь, своего рода способ самосохранения. Болтают о демократии, о свободе, с верноподданническим усердием выслуживаются перед оккупационными властями, строчат друг на друга тайные доносы, а' в конечном итоге стремятся таким путем поправить собственные дела...

Киёхара облокотился на подоконник-и взглянул на раскинувшуюся внизу площадь. До земли было не меньше ста пятидесяти метров. Аллея пожелтевших платанов казалась совсем маленькой. Непрерывным потоком текли элегантные серые, коричневые, черные автомобили.

Отсюда, сверху, казалось, будто наблюдаешь за человеческой жизнью откуда-то со стороны.

Разнообразные события, совершившиеся в этом мире за каких-нибудь три месяца, как нельзя более красноречиво отражают неумолимую суровость переходного периода, переживаемого страной. Первые дни после капитуляции были отмечены многочисленными самоубийствами. Покончили с собой начальник "штаба гвардейской дивизии полковник Оядомари, военный министр Анами, маршал Сугияма с женой, бывший министр здравоохранения Коидзуми, бывший министр просвещения Кунихико Хасида, генерал Сэйити Танака, вице-адмирал Такидзин Ониси и многие, многие другие... Затем, примерно с середины сентября, начались аресты военных преступников, общим числом чуть ли не в две тысячи человек, во главе с генералом Тодзё, неудачно пытавшимся застрелиться. Видные государственные"деятели, бывшие министры и генералы, люди, еще недавно руководившие политической, финансовой и идеологической жизнью страны, были арестованы и заключены в одиночные камеры. Народ, затаив в груди сложные чувства, в которых гнев переплетался с удовлетворенной жаждой возмездия, молча следил за тем, как тюрьма одного за другим поглощает виновников их несчастий.

Начиная с четвертого сентября, после того как по приказу штаба оккупационных войск были освобождены все бывшие политзаключенные — Кюити Токуда, Иосио Сига, Дзютоку Куроки,— наступила пора активной деятельности компартии. Парк Хибия и прилегающие к нему улицы полыхали красными знаменами и звенели революционными песнями. В эти дни вся японская интеллигенция, кипевшая возмущением против войны и произвола жандармов, была настроена в большей или меньшей степени революционно.

Потом началась пора массовых преступлений, совершаемых демобилизованными военными, безработными, бездомными, потерявшими кров во время бомбежек, пора политических интриг и рабочих конфликтов. Вся Япония напоминала грязное, взбаламученное болото. Начались взаимные обвинения, доносы, демонстрации... Острая нехватка товаров и засилье черного рынка. Разорение состоятельных в прошлом классов и внезапное обогащение новоявленной буржуазии.

— Да, но что за польза сердиться понапрасну? — с улыбкой сказал Юхэй, отхлебывая из чашки остывший чай. Его седые волосы блестели на солнце.— Работа просветителя всегда требует выдержки. Нельзя поддаваться отчаянию.

— Верно. Ты способен сохранять хладнокровие, ну а у меня никогда его не хватало.

Юхэю вспомнилась ночь в парке Дзингу-гайэн во время пожара, когда Киёхара ударил Хиросэ палкой, и он улыбнулся.

Телефон еще не работал, и по каждому делу приходилось таскаться из конца в конец Токио. Автобусное движение тоже еще не было восстановлено, единственным транспортом служила городская электричка. Вагоны были так переполнены, что люди висели на подножках, цепляясь за рамы, за поручни.

Сойдя с электрички, Кумао Окабэ некоторое время шагал по улице, по обе стороны которой тянулись обугленные руины. Покоробленные сейфы, погнутые ванны и осколки расплавленного стекла, валявшиеся среди развалин, до сих пор напоминали о страшной ночи великого пожара. Окабэ не пришлось быть свидетелем этого пожара. В то время он находился в тюрьме.

Стены типографии «Тосин» еще больше почернели от копоти, но зато рядом со старым зданием виднелось наспех построенное помещение нового цеха; земля под ногами сотрясалась от грохота машин: чувствовалось, что работа идет здесь полным ходом. Крупные типографии Токио, пострадавшие от бомбежек, еще не успели возобновить работу, а типография «Тосин» уже работала на полную мощность.

Директор отсутствовал. Управляющий Иосидзо Кусуми тоже куда-то отлучился. Оказалось, что оба ушли во вновь открытую контору Хиросэ. Узнав адрес, Окабэ снова пустился в путь, вышел из электрички на станции Симбаси и разыскал небольшое двухэтажное здание. Здесь, на втором этаже, он увидел застекленную дверь, к которой кнопками была пришпилена бумажка с наименованием фирмы: «Торговая компания Хиросэ».

В конторе работало около десятка служащих. Иосидзо Кусуми сидел за большим столом у окна, беседуя с посетителями.

Окабэ провели в соседнюю комнату. Там, за большим полированным столом сидел Дзюдзиро Хиросэ и пил ароматный кофе. В комнате стояла обитая бархатом мягкая мебель, в углу помещался сейф, из маленького заграничного радиоприемника неслись песенки на английском языке.

— Здравствуйте, отличный у вас кабинет! — сказал Кумао Окабэ, озираясь по сторонам.— Давно вы здесь обосновались?

— С прошлого месяца. Да вы садитесь. Есть неплохой кофе. Сейчас вам принесут чашку...

Хиросэ пополнел и выглядел великолепно. Волосы у него отросли и лежали красивой волной, одет он был в свободного покроя пиджак из ткани, имитировавшей простую домотканую шерсть. Сейчас Хиросэ ничем уже не походил на военного,— с какой стороны ни посмотри, он выглядел внушительно, как настоящий директор. Сидя в непринужденной позе на диване, покрытом шкурой леопарда, он приказал секретарше принести гостю кофе и достал заграничные сигареты.

— Я вижу, ваши дела идут неплохо,— Окабэ угодливо засмеялся.— Все кругом страдают из-за инфляции, а у вас, как видно, полное «просперити»!

— Пустяки, ничего особенного... Как поживает Асидзава-сан?

— Все еще выжидает чего-то... Нет у него коммерческой жилки. Говорит, что начинать издание журнала покамест рискованно, так как из-за инфляции понизилась покупательная способность.

— Ну, это, пожалуй, он зря...— спокойно сказал Хиросэ.— Книги сейчас в цене, ведь в одном Токио сгорели миллионы книг. Это видно хотя бы по ценам у букинистов. Если он собирается начинать, то чем раньше, тем лучше.

— А вы могли бы взять на себя печатание?

— По правде сказать, у меня заказов уже полно, так что едва успеваю отказываться, но «Синхёрон» — наш старый заказчик, придется уж как-нибудь для вас постараться. Но только стоить будет теперь дороже.

— Понятно. Значит, вы сможете составить для нас калькуляцию?

— Калькуляцию я могу приказать составить хоть завтра, но нужно знать, какой тираж вы планируете и какой будет объем журнала.

— Видите ли...— сказал Окабэ.— Все дело упирается в бумагу. Этот вопрос тоже причиняет шефу немало беспокойства.