Трудовые будни барышни-попаданки 5
Шрифт:
Разрешения я, конечно, не дала. Обещала разрулить историю, когда появлюсь в Питере, но вот когда…
Хоть я и пользовалась правом на путешествия, но не ездила дальше Нижнего Новгорода. Да еще в третий раз, уже в сентябре, совершила одну дальнюю поездку, чтобы повстречаться с очень интересным современником.
Глава 44
Все эти годы на досуге я не раз размышляла: правильно ли я распоряжаюсь своим временем? Ведь я совпала со многими интересными людьми. Некоторым потомки воздвигнут монументы, а кое-кто признан гением при жизни.
Например, я не застала в Питере солнце нашей поэзии, его отправили
Тогда и не буду навязываться. Еще услышит бубенцы моей тройки, подумает, что это пожаловал «мой первый друг, мой друг бесценный», а явится незнакомая дама, ради светской беседы и никак не пригодная для строчки в донжуанском списке.
Кто же еще доступен из великих? Байрон, увы, помер в прошлом году. Жив Бетховен, правда, пребывает в недуге, максимально неподходящем для музыканта, — глухоте. Надо бы в этой отрасли медицины продвинуться… боюсь, не успею помочь.
Жив-здоров Россини, недавно был в Питере, не совпали. Я покопалась в памяти, вспомнила, что жить ему еще лет сорок с лишком, так что встретимся. А еще вспомнила, что публика приняла «Вильгельма Телля» не с тем восторгом, что маэстро ожидал, и тот забросил оперы. Что за глупость: бодрячки из этого произведения даже у меня в памяти. Заказать что-нибудь на пушкинский сюжет, чтобы и сам оживился, и Александр Сергеич обрадовался? Но точно не сейчас.
Вполне здрав Гете. По отзывам — старичок весьма бодрый, с ним вполне возможно поболтать о прогрессе и даже не шутить: «Не спрашивайте, кому я продала душу за свои изобретения».
Кстати, насчет изобретений. Кулибина застала, правда старцем за восемьдесят, уже не способным на креатив, разве что оценить чужие инновации. Когда я узнала о его кончине, успела передать деньги на похороны и пристойный памятник. За дополнительное вспоможение приобрела весь архив, все модели и передала супругу. Плюс, благодаря Кулибину, вышла на художника-механика Алексея Гладкого — вполне еще здравого и деятельного. Спонсировала его работы по улучшению прядильных машин. Помогла сделать то, на что отечественные новаторы обычно забивают болт: оформила четыре патента.
Сейчас, в нижегородской ссылке, я могла только размышлять о великих современниках — ехать куда-то далеко пока нет возможности. Не могу и не хочу хоть на три-четыре дня остаться без новостей. Особенно сейчас, под середину сентября. Когда никто в России, кроме меня и Миши, не знает, какой драматичной будет наступившая осень и к какой трагедии она станет прологом.
Но вспомнила, что один знаменитый современник живет не так и далеко. И в хорошем экипаже доберусь до него за пару дней.
Еще год назад я не планировала эту встречу. Но очень уж тяжко на душе стало от встречи с Фотием, экспертом по медицинским инновациям и раздатчиком частных анафем.
Мне сообщили, что инцидент в Аничковом дворце впечатлил модного архимандрита и тот неофициально объявил меня вторым врагом (врагиней или вражкой) истинной веры и государства Российского после поверженного князя Голицына. Выступил с подробной проповедью о лжепророках и тем паче лжепророчицах. Едва царь вернулся в Петербург, Фотий устроил духовный прессинг: отправь ведунью в дальний монастырь! И за пророчества, и за богомерзкое лечение, когда человека погружают в сон неведомым колдовским газом.
Против этого выступили и великие князья, и Милорадович. Александр Палыч нашел компромиссный вариант: нас за предостережение дополнительно
не наказывать, но демонстративно проигнорировать и южную поездку совершить.Да уж, Эммочка, предупредила царя.
Бесполезны оказались и два других предупреждения. Судя по доходившим слухам, Аракчеев принял все меры безопасности, кроме одной — даже не пробовал урезонить любовницу. Что же касается сентябрьской дуэли, я написала письмо одной из сторон, хотя и знала, что оно полетит в корзину нераспечатанным.
Ну а Фотий, не добившись моего ареста по церковной линии, ограничился слухмейкерством. Среди прочего выпустил и такой: кто воспользовался моими врачебными услугами и не покаялся в том, как в смертном грехе, умрет от более тяжкого недуга, чем излеченный. Правда, осознал, что мой недавний пациент — царский брат, поторопился выпустить апгрейдированную версию слуха: если он, архимандрит Фотий, кого-то лично благословил, то этого не случится.
Как я помню, святым этому деятелю не бывать, но неприятно. И поэтому я решила взглянуть на будущего святого — Серафима Саровского в его земной жизни.
Время для визита было самым подходящим. Мне надо в очередной раз посетить Нижний Новгород. Заеду и в Саров, хоть и далеко. Муж сопроводить не смог — в Голубки приехали сотрудники из МВД. И вовсе не для следственных действий. Выяснилось, что за три месяца после отъезда супруга наступил не то чтобы полный коллапс, но застой и засор. Мише подлежало на три-четыре дня в него погрузиться, ну а я прокачусь.
С собой взяла Лизоньку. Ух как она стремилась в Голубки! Но за эти месяцы разочаровалась в радостях деревенской жизни. Да, накупалась в речке, хотя и ворчала — слишком мелкая. Нагулялась в лес за ягодами и грибами. Но понемножку начинала тосковать по усадьбе на берегу Невы, по огромному городу. Море — ладно. У меня было еще одно, более важное обещание: завести пансион для девочек, в котором, кроме светских манер, их учили бы естественным наукам и даже выдавали дипломы акушерок и фельдшериц — вот кто признает последние? Не то чтобы Лизонька сама хотела в нем учиться, но постоянно спрашивала: когда же я приступлю к этому проекту?
Не могу сказать дочке: может, и никогда. Потому-то так легко и взяла в поездку.
Прежде, когда ездила в Нижний одна, не очень задумывалась о безопасности. Если экипаж один, надежный Еремей никому не уступал кучерское право. Теперь же решила: поеду двумя экипажами.
Когда проверяла револьвер, вспомнила о Насте и печально вздохнула. Недавно Миша тоже его посмотрел, велел спуститься в подвал и разок пальнуть.
Вместо секретарши-компаньонки захватила второй экипаж. Им управлял кучер, отобранный Еремеем, и его сменщик. Еще раз взгрустнулось — приходится заменять качество количеством; пусть будут со мной трое мужчин. Так-то в губернии спокойно, Миша сам навел официальные-неофициальные справки, иначе бы не отпустил. Но уж очень дремучие леса будут по пути в Саров.
В Нижнем не задержались. Лизонька с грустью поглядела на пароход, кстати мой, уверенно тащивший к Рыбинску баржи с хлебом. Губки дрогнули, промолчала.
— И я тоже хочу вернуться, — сказала я тихо, обнимая дочку.
Отправились дальше, полями-лесами, а потом — почти лесами-лесами. Сентябрь был по-летнему сухим, но все равно иногда застревали среди корней на узкой дорожке. Помощники Еремея, могучие детинушки, почти без ругани высвобождали возки, а я дивилась мудрости будущего советского государства: надо же было в такую медвежью глушь запрятать атомный проект — Арзамас-16.