Трудовые будни барышни-попаданки 5

— Ваше высокопревосходительство, Михаил Андреевич, — сказал муж чуть прерывистым тоном, — разве вы не получили вчера донесение о происшествии — краже, совершенной в моем ведомстве?

— Да, донесение, видимо, было отправлено, — немного смущенно ответил Милорадович, и я поняла, что граф читает депеши не очень своевременно.

— Я также уведомил непосредственного начальника. Не так ли, Василий Сергеевич? — обратился супруг к Ланскому, и по смущению того я поняла, что вельможа екатерининских времен тоже не читал донесений, ни вечером, ни утром.

— Михаил Андреевич! — сказала я резко. — Вам известно, сколько фальшивых ассигнаций было обнаружено в МОЕЙ усадьбе?

Милорадович подозвал адъютанта, тот протянул конверт. Генерал-губернатор вскрыл его над столиком — выпали несколько отдельных бумажек и три неразрезанных листа — на каждом четыре пятидесятирублевки.

— Тысяча сто рублей ассигнациями, — произнесла я, пересчитав. — Михаил Андреевич, я могу подписать чек, по которому в ближайшем банке будут выданы десять тысяч. Вы опытный, сведущий человек, вы знаете цену людям и вещам. Вы прекрасно понимаете, что я имею большие, постоянные и легко проверяемые доходы, поэтому мне нет нужды связываться с таким противозаконным промыслом! Почему вы не сообщили моему мужу о поступившем на него доносе, чтобы выяснить, кто был источником клеветы и подбросил выкраденные фальшивые деньги?

На Милорадовича было печально смотреть. Если бы на него так давил мужчина, он бы нашелся что сказать. А вот как ответить женщине — не знал.

— Донесение было доставлено, — раздался голос Аракчеева, — в собственную его императорского величества канцелярию, коей заведую я в отсутствие его императорского величества. Посему мне непозволительно было дозволить министерское расследование.

Говорил временщик как диктор, но все равно ощущалась легкая заминка. Все же не мог не помнить, из какого неприятного положения мой супруг вызволил его прошлой осенью.

Увы. Дело официально предано забвению, компрометирующие документы не сохранились, да их и не было.

Кстати, хорошо бы Василисе не попасться на глаза Аракчееву. Кто его знает, не захочет ли он отыграться за прошлую неудачу. «А давайте-ка мою холопку ко мне в карету».

И я не смогу защитить человека, который мне доверился! Первую женщину-анестезиолога — в дворовые девки.

От этой мысли слегка сдавило сердце, и я оперлась о подоконник.

— Я тоже получил подобное донесение, — раздался старческий глас Ланского, — и согласился с Алексеем Андреевичем, что расследование должно начаться безотлагательно.

Ишь ты, старый хрыч, служебное донесение не заметил, а донос прочитал!

— Поэтому я бы счел наилучшим выходом из сложившейся ситуации…

— Господа, оставьте нас наедине с госпожой Шторм! — услышала я повелительный голос.

Вдовствующая императрица уже не рысила, а передвигалась тихим уверенным шагом. С ее лица исчезла тревога, зато появилась строгость и властность. Да, жизнь жены царевича при дворе Екатерины Великой даром не проходит — на голове тень короны.

Присутствующие, включая моего супруга, отошли. Впрочем, царица намекнула жестом — недалеко.

— Ваше императорское величество, вы убедились, что манипуляция прошла успешно и ваш сын в добром здравии? — спросила я.

— Да, — коротко сказала Мария Федоровна, — медики подтвердили это. Но я не намерена говорить с вами о медицине. Ответьте, — голос царицы стал чуть тише, — почему вы стараетесь войти в доверие к моим детям? Почему вы вмешиваетесь в дела, которые не должны входить в сферу ваших интересов?! Почему вы поехали в Варшаву, чтобы говорить с великим князем о престолонаследии?! Кто дал вам полномочия лезть в дела, которые не касаются и более высокородных особ?!

«Никто не дал; все это сделала по глупости и своевольству, в коих извиняюсь». Так, наверное, следовало ответить.

Но я сказала иначе:

— Ваше императорское величество, если вы спросили меня, имею ли я право на ответ?

Удивленная царица кивнула.

— Ваше императорское величество, мне понятны ваши материнские чувства. Я тоже мать, и мои дети в том возрасте, когда они не способны сами защитить себя в опасных обстоятельствах. А они могут воспоследовать при нынешнем положении дел: тайных, частных договоренностях о судьбе престола, неизвестных большинству жителей империи…

Пригляделась. Среди мужчин появились два ребенка — двое Саш. Взрослые их деликатно оттерли — не детские разговоры. А ведь одному из Александров в реальной истории предстоит быть убитым взрывом террористической бомбы.

Слегка ошарашенная царица молчала, я продолжила.

— Ваше императорское величество, простите, но в своих поступках я исхожу из интереса как Российского государства, так и своих детей, и ваших детей, и внуков. Смута, Жакерия, новая пугачевщина опасны всем, и долг каждого подданного — предотвратить эти опасности.

Ох, Эммочка, не распустила ли ты язычок? За такое его урезали даже при Елизавете Петровне.

Однако моя патетика лишь дала повод собеседнице усмехнуться.

— Долг каждого подданного — помнить свое место, — властно-презрительным тоном ответила царица, — а также заботиться о своей семье. О своих детях я позабочусь сама. Вы хотите еще что-то сказать?

Лучше бы она воздержалась от последней фразы.

— Ваше императорское величество! — произнесла я громко, так что голос донесся до мужчин. — Важный совет, важная просьба! Если его императорское величество соблаговолят нынешней осенью поехать на юг, то… то им лучше было бы воздержаться от этого поступка, как очень опасного для здоровья и даже для жизни. Не отпускайте сына в южную поездку!

Лицо царицы побледнело, а в глазах обозначились тучи. Но молнии не вылетели. Многолетний опыт убедил ее, что лучше ограничиться сарказмом.

— Так вы решили сменить роль политика на роль пророчицы? Сейчас это в моде. Хочу напомнить: лжепророчества не только делают посмешищем самозваную Кассандру, но и могут послужить источником серьезных опасностей. Что скажет на это служитель Господа?

Духовная особа приблизилась. Эту персону я лицезрела впервые, но догадалась — архимандрит Фотий.

— Не должен находиться у тебя прорицатель, гадатель, ворожея, чародей, обаятель, вызывающий духов, волшебник и вопрошающий мертвых! — возгласил самый модный проповедник в этом сезоне.

— Да, Михаил Федорович, — сухо хохотнул Аракчеев, — не должна находиться у вас сия прорицательница-ворожея.

Ох, зря он так!

— А у вас, Алексей Андреевич, — сказала я, стараясь подражать возвышенному тону архимандрита, — не должна находиться известная и дорогая вам особа, имеющая привычку прижигать щипцами горничных и засекать без вины, тиранить и шпионить. Или находиться, но избавиться от этих немилосердных привычек. А ежели не избавится… — Сделала паузу и добавила еще громче: — … то Успение она, может, и отпразднует, а вот до Покрова будет отпета и погребена.