Туда! И надеюсь, обратно...
Шрифт:
Голод… на этом свете есть лишь две вещи, которые пугают меня больше голода – огонь и смерть. А раз голод – это не самое страшное, то мы с ним как-нибудь справимся.
– Ничего…
Улыбка сама-собой прорвалась на лицо. Ох, что-то мы слишком часто улыбаемся, не к добру это.
– Я ради такого готова и листья, и шишки кушать.
Ноги двинулись с места.
– В крайнем случае, съем тебя.
– Я-то с места сдвинулась, но никаких других шагов не услышала. А идти бесшумно по желтому ковру было невозможно. Обернулась. Пит стоял, склонив голову на бок.
– Это было шутка, если что…
–
– А если серьезно, – уронила я, догоняя его. – То человек без еды может неделю обходиться. И это без ущерба для здоровья!
– Откуда знаешь?
Эм… Из гугла?
– По… по личному опыту, – выпалила я первое, что пришло в голову. – Так что…
Он замер, стремительно развернулся на 180 градусов и, схватив меня за плечи, сказал.
– Ты больше никогда в жизни не будешь голодать. Я тебе обещаю.
И ведь он сдержал свое обещание, по крайней мере ему так показалось. Но он честно пытался.
Сначала намочил ноги, пока искал рыбу в пруду, потом промок насквозь, пока шарил руками в реке, а потом, когда наконец-то внял моим мольбам, отправил меня за хворостом, а сам зачем-то полез в кусты, где и нашел грибы. И вроде даже съедобные, по крайней мере Пит был уверен в том, что они не ядовитые, я не знаю, я в грибах не разбираюсь, потому ненавижу их!
Вот почему именно грибы? Почему нельзя ненавидеть шоколадки? Или тортики? Или мороженое… Хотя, последнее – даже чисто теоретически невозможно. Почему на пьедестале моей продуктовой ненависти стоят именно грибы? Что за… Печенка – и та на третьем месте!
А он стоит с этими грибами в руках и улыбается. Протыкает насквозь прутиком из скользкие тельца и улыбается. Поворачивает импровизированную шпажку, следя за тем, чтобы шляпки пропеклись и улыбается. Ест эти исчадия ада на ножках и улыбается. Наблюдает за тем, как я их ем, и улыбается. А затем отворачивается и не видит, как я морщусь, вытаскивая эту гадость изо рта, и прячу грибы под листьями.
– Как тебе? – спрашивает Пит, когда еда заканчивается.
– Ничего вкуснее в жизни не ела, – выдавливаю я из себя натянутую улыбку и пытаюсь приглушить урчание живота, в котором одиноко булькает прохладная водичка.
– Я так рад, что… – он побледнел и устремил взгляд куда-то в пустоту за моей спиной.
Оборачиваясь, я мгновенно вскакиваю на ноги и вытаскиваю из сапога нож, рукоятка которого так привычно ложиться в ладони.
Как же мы сглупили с этим костром, понадеявшись на то, что в сумерках дым будет не так заметен, к тому же…
Секундная мысль не успевает подойти к своему логическому завершению, потому что мои глаза ничего не выхватывают из подступающей темноты. Никого нет. Я успокаиваюсь и прячу нож обратно.
– Ты меня напугал… я подумала, что…
Но Пит меня не слышал. Он упал на бок и лежал, чуть прикрыв остекленевшие глаза.
Я не помню, как оказалась рядом с ним, как перевернула его на спину. Не помню, кричала я или шептала его имя, не помню, когда начала плакать. Помню лишь как взорвалось сердце от звука пушечного выстрела, который, минуя уши, попал в самый главный и самый ранимый орган.
– Нет-нет-нет… ты не можешь оставить меня одну! Я не справлюсь без тебя! Я… я ведь тебя люблю!
И я рухнула к нему на грудь, сотрясаемая рыданиями,
которые сопровождали всхлипывания, вырывающиеся наружу против моей воли через каждые четыре удара его сердца… его… его сердце бьётся!Протянув руку к шее, я дрожащими пальцами нащупала сонную артерию. Теперь это моя любимая артерия! Потому что она пульсирует. Потому что Пит жив! Да!
Пока…
Звук фанфар разрезает окружающее меня пространство на две части, одна из которых пропитана надеждой, а вторая – отчаяньем, и сменяется объявлением от Клавдия Темплсмита, голос которого, как мне показалось, был пропитан ехидством.
«Дорогие трибуты! Спешу поздравить шестерку выживших! Я вижу, что вы все нашли наш маленький сюрприз, а кто-то даже попробовал…. Если вы хотите спасти ваших… друзей, то поспешите к Рогу Изобилия. Без противоядия они не доживут до рассвета. Хочу уточнить – вас так много, а доза всего одна… Что же делать? Испугаться или решиться? Попытаться или сдаться? Решать вам. Удачи! И пусть она всегда будет с вами!»
====== Часть III. Победитель. IV ======
– Ты спятил!
– Ой, да и слава богу, нормальный не пошёл бы на такое.
«Пираты Карибского моря. На краю Света»
Я смотрю направо, смотрю налево, назад, вперёд, опять направо…
Смотрю и не понимаю – куда?
Моргаю, и глаза застилает пелена, которая окончательно сбивает с толку и с ног – я падаю на колени и начинаю тихонечко выть от отчаяния.
Вот и всё… Пит умрет, а я даже не попытаюсь спасти его жизнь.
Идиотка! Истеричная, никчемная идиотка! Нет, чтобы остаться у реки и пойди вдоль неё, следуя за течением! Она же впадает в озеро, от которого до Рога рукой подать! Но нет! Надо было сломя голову рвануть в лес! Я в нем и так не шибко ориентировалась, а уж с наступлением темноты… Дура! Дура, дура, дура, дура!.. Как можно было так… Дура!
Я закинула голову и устремила взгляд в небо, моля о подсказке начавшие захватывать небо звезды.
Дура!
Они молчали. Им, как и миллиарды лет до этого, было плевать на жизни каких-то людишек.
Идиотка!
Даже если они и откликнулись… Между нами огромное расстояние. Вряд ли у меня есть лишние 20 000 лет, чтобы ждать ответа.
Я горько усмехнулась и покачала головой, стряхивая слезы, нескончаемый поток которых продолжает выплескиваться наружу.
Дура! Я ведь… Я же самой себе пообещала, что…
Серебряный блик прорывается к роговице сквозь толчею соленой воды и заставляет встрепенуться.
Хеймитч! Неужели он….
Но я не даю надежде разорвать тонкую оболочку реальности, потому что знаю – лекарства не будет. Это было бы слишком легко. А на арене легко можно только распрощаться с жизнью.
Но там должна быть помощь. Хоть какая-то. Не верю, что Хеймитч мог раскошелиться на прощальный подарок или погребальный венок. А раскошелился он знатно.
Ветер, с которым мы сегодня так хорошо сдружились, принес мне золотой компас. И, казалось бы, что может быть лучше? Какая подсказка может быть более прозрачной? Смотришь, куда указывает стрелка и бежишь в этом направлении! Вот только стрелок у этого своеобразного компаса было две – серебряная и золотая. И указывали они в разные, практически противоположные стороны. Не вовремя обрадовавшаяся я озадачилась и опять расстроилась.