Тысячеликий герой

«Меня укусил ребенок». Этот сон приснился человеку, страдавшему психосексуальным инфантилизмом. [145]

«Я оказался заперт в темной комнате вместе со своим братом. У него в руке был большой нож. “Ты сведешь меня с ума, и я попаду в сумасшедший дом”, – сказал я ему. Он рассмеялся со злобным удовлетворением, отвечая: “Ты никуда не денешься. Нас сковывает цепь”. Я посмотрел на свои ноги и впервые заметил, что меня с братом сковывала толстая железная цепь». Брат, комментирует Штекель, символизирует болезнь пациента. [146]

145

Ibid., p. 159.

146

Ibid., p. 21.

«Мне снится, что я иду по узкому мостику, – рассказывает шестнадцатилетняя девушка, – вдруг он ломается подо мной, и я падаю в воду. За мной ныряет полицейский и крепкими руками вытаскивает на берег. И тут мне неожиданно кажется, что я умерла. И полицейский тоже выглядит очень бледным, как мертвец». [147]

«Человеку снится, что он оказывается абсолютно покинут и одинок в глубоком подвале. Стены помещения, в котором он находится, сужаются и давят на него, так что он не может шевельнуться». В этой картине сочетаются идеи материнского лона, заточения, тюремной камеры и могилы. [148]

147

Stekel, Die Sprache des Traumes, p. 200. See also Heinrich Zimmer, The King and the Corpse, ed. J. Campbell (New York: Bollingen Series, 1948), pp. 171–72; also D. L. Coomaraswamy, “The Perilous Bridge of Welfare,” Harvard Journal of Asiatic Studies 8.

148

Stekel, Die Sprache des Traumes, p. 287.

«Мне снится, что я должен пройти по бесконечным коридорам. Затем я долгое время остаюсь в маленькой комнатке, которая похожа на бассейн в банях. Меня заставляют уйти оттуда и пройти по мокрому, скользкому, узкому коридору, а потом через маленькую решетчатую дверь наружу. Я чувствую, что как будто заново родился и думаю: “Это означает для меня духовное возрождение благодаря психоанализу”». [149]

Не может быть никакого сомнения в том, что психологические проблемы, которые предшествующие поколения решали с помощью символов и ритуалов своего мифологического и религиозного наследия, мы, современные люди (поскольку мы неверующие, а если и верующие, то унаследованные нами верования не в состоянии отражать реальные проблемы современной жизни), должны решать самостоятельно или, в лучшем случае, лишь опираясь на неуверенные, импровизированные и зачастую не очень эффективные попытки помочь нам. В этом наша проблема как современных, «просвещенных» личностей, которые уничтожили силой своей рациональности и богов, и демонов. [150] Но в тех многочисленных мифах и легендах, которые дошли до нас и собраны со всех концов света, мы все еще способны узнать за расплывчатыми очертаниями нечто такое, что по-прежнему актуально для нашего осмысления действительности. Однако для того чтобы внять этой мудрости, человек должен каким-то образом очиститься и отрешиться от прежней жизни. И наша проблема отчасти состоит в том, что мы не знаем, как сделать это. «Или вы думали, что войдете в рай, когда вам еще не пришло подобное тому, что пришло к прошедшим до вас?» [151]

149

Ibid., p. 286.

150

«Проблема не нова, – пишет К. Г. Юнг. – Поскольку все предыдущие поколения так или иначе верили в бога. Лишь невероятная деградация символизма позволит нам признать существование богов как реальных физических факторов, то есть архетипов бессознательного… Рай стал для нас космическим пространством, которое изучают физики, а божественные эмпиреи – слабым напоминанием о том, чем они были когда-то. Но горит жар нашего сердца, и мы страстно стремимся познать источник нашего бытия» (Jung. The Archetypes of the Collective Unknown, p. 50).

151

Коран, 2:214.

Самым древним из дошедших до нас повествований о том, как пройти через ворота метаморфоз, является шумерский миф о спуске богини Инанны в преисподнюю.

От «великого превыше» она устремилась помыслами к «великому прениже», Богиня из «великого превыше» устремилась помыслами к «великому прениже». Инанна из «великого превыше» устремилась помыслами к «великому прениже». Моя госпожа покинула небо, покинула землю, в преисподнюю спустилась она, Инанна покинула небо, покинула землю, в преисподнюю спустилась она, Оставила власть, оставила владенья, в преисподнюю спустилась она.

Она облачилась в свои королевские одежды и драгоценные каменья. Семь божественных повелений пристегнула она к своему поясу. Она была готова войти в «страну, из которой нет возврата», в потусторонний мир смерти и тьмы, где правит ее сестра и враг, богиня Эрешкигал. Опасаясь, что сестра может убить ее, Инанна велела Ниншубуру, своему посланнику, в том случае, если она не вернется через три дня, отправиться на небо и бить тревогу в месте, где собираются боги.

И Инанна спустилась вниз. Она пришла к замку из лазурита, у ворот которого ее встретил главный привратник, который спросил, кто она и зачем пришла. «Я царица небес, места, где восходит солнце», – ответила она. «Если ты царица небес, – сказал привратник, – места, где восходит солнце, то скажи на милость, зачем пришла ты в страну, из которой нет возврата? Как сердце твое привело тебя на дорогу, на которой путнику нет возврата?» Инанна заявила, что она пришла, чтобы присутствовать на церемонии похорон мужа своей сестры, господина Гугаланны, после чего Нети, привратник, попросил ее подождать, пока он не доложит Эрешкигал. Нети было велено отворить перед царицей небес семь ворот, но придерживаться установленного обычая и у каждого входа снимать часть ее одежды.

И чистой Инанне сказал он: «Входи, Инанна, входи». И как вошла она в первые врата, Снята была шугурра, «корона равнины» с ее головы. «Скажи на милость, что это?» «О Инанна, законы преисподней чрезвычайно совершенны. О Инанна, не подвергай сомненью обычаи преисподней». Когда вошла она во вторые ворота, Был взят у нее жезл из лазурита. «Скажи на милость, что это?» «О Инанна, законы преисподней чрезвычайно совершенны. О Инанна, не подвергай сомненью обычаи преисподней». Когда вошла она в третьи ворота, С шеи было снято ожерелье из лазурита. «Скажи на милость, что это?» «О Инанна, законы преисподней чрезвычайно совершенны. О Инанна, не подвергай сомненью обычаи преисподней». Когда вошла она в четвертые ворота, С ее груди были сняты сверкающие каменья. «Скажи на милость, что это?» «О Инанна, законы преисподней чрезвычайно совершенны. О Инанна, не подвергай сомненью обычаи преисподней». Когда вошла она в пятые ворота, С ее руки было снято кольцо золотое. «Скажи на милость, что это?» «О Инанна, законы преисподней чрезвычайно совершенны. О Инанна, не подвергай сомненью обычаи преисподней». Когда вошла она в шестые ворота, С ее груди был снят нагрудник. «Скажи на милость, что это?» «О Инанна, законы преисподней чрезвычайно совершенны. О Инанна, не подвергай сомненью обычаи преисподней». Когда вошла она в седьмые ворота, Все одежды ее светлости были сняты с ее тела. «Скажи на милость, что это?» «О Инанна, законы преисподней чрезвычайно совершенны. О Инанна, не подвергай сомненью законы преисподней».

Обнаженную, ее подвели к трону, и она низко поклонилась перед троном Эрешкигал, где сидели семь судей преисподней, Аннунаки, устремив на Инанну взгляды смерти.

При их словах, словах, что терзают дух, Несчастная женщина превратилась в труп, Труп был подвешен к столбу. [152]

Инанна и Эрешкигал, две сестры, свет и тьма, согласно древнему способу символизации, вместе представляют одну богиню в ее двух ипостасях; их столкновение подводит итог пути, полном испытаний. Герой, будь то бог или богиня, мужчина или женщина, персонаж мифа или человек, наблюдающий за собой во сне, обнаруживает и ассимилирует свою противоположность (свою собственную ранее неизвестную сущность) либо проглатывая его сам, либо будучи им проглочен. Один за другим барьеры сопротивления разбиваются. Он должен отречься от своего достоинства, добродетели, красоты и жизни, подчинившись или покорившись чему-то абсолютно невыносимому. Тогда он обнаруживает, что он и его противоположность не разнородны, а суть едина плоть. [153]

152

S. N. Kramer, Sumerian Mythology (American Philosophical Society Memoirs, vol. XXI; Philadelphia, 1944), pp. 86–93. Шумерская мифология имеет особое значение для нас, представителей западной ультуры, потому что она лежит в основе вавилонской, ассирийской, финикийской и библейской традиций (от которой произошли ислам и христианство), и которая оказала значительное влияние на религии языческих кельтов, греков, римлян, славян и германцев.

153

Или как это описал Джеймс Джойс: «Единства противоположностей, движимые одной силой природы или духа, единственным условием или способом проявления единства мужского и женского начала» (himundher – оригинальный англо-немецкий термин «him-und-her». – Примеч. пер.) (Joyce. Finnegans Wake, p. 92).

Жестокое испытание делает переход первого порога более сложным, когда все еще не решен вопрос: может ли эго уничтожить само себя? Ибо у этой гидры, обвивающей его со всех сторон, много голов; отрубишь одну – вырастут две новые, если не прижечь обрубок, как должно. Отбыть в страну испытаний – значит пуститься в долгий тернистый путь, где странника ждут бесчисленные испытания на пути инициации, а временами моменты озарения. Теперь нужно убить дракона, снова и снова преодолевая множество неожиданных препятствий. Путника ждут начальные победы, мистические прозрения, которые теперь всегда будут сопровождать его, и мимолетные видения чудесной страны.

Ил. 23. Мать Богов (деревянная скульптура). Эгба-Йоруба, Нигерия, дата неизвестна

2. Встреча с Богиней

Последнее приключение, когда все преграды и великаны-людоеды остались позади, обычно представляется как мистический брак победоносного героя – души с царственной Богиней Мира. Это переломный момент – в минуту поражения, в зените или на краю земли, в центре Вселенной, под сводами храма или в самом потаенном уголке нашего сердца.

На западе Ирландии есть сказка о принце Острова Одиночества и хозяйке удивительного пылающего колодца Туббер Тинти. В поисках чудодейственного снадобья для королевы Эрина, отважный юноша отправился за водой из колодца Туббер Тинти. По совету своей тетки-волшебницы, встретившейся ему на пути, принц верхом на подаренной ему теткой безобразно грязной, тощей, маленькой, косматой лошаденке пересек огненную реку и благополучно миновал рощу ядовитых деревьев. Лошадь со скоростью ветра промчалась мимо замка Туббер Тинти; принц запрыгнул с нее в открытое окно и оказался внутри, цел и невредим.

Там повсюду, куда ни глянь, спали морские и земные чудовища – огромные киты, скользкие угри, медведи и прочие звери. Принц, пробираясь мимо них и перешагивая через них, наконец подошел к огромной лестнице. Поднявшись наверх, он вошел в комнату, где увидел прекраснейшую женщину, она спала на кушетке. «Мне нечего сказать тебе», – подумал он и пошел дальше; и так он заглянул в двенадцать комнат. В каждой была женщина прекраснее, чем в предыдущей. Но когда он подошел к тринадцатой комнате и открыл дверь, взор его был ослеплен блеском золота. Он застыл на месте, пока снова не обрел способность видеть, а затем вошел. В большой светлой комнате стояла золотая кровать на золотых колесах. Колеса непрерывно вращались; кровать постоянно двигалась по кругу, не останавливаясь ни днем, ни ночью. Там почивала королева Туббер Тинти; и хотя двенадцать ее девушек были прекрасны, рядом с ней красота их меркла. В ногах кровати находился сам Туббер Тинти – огненный колодец. Колодец был закрыт золотой крышкой и вращался вместе с кроватью королевы.

«Клянусь, – сказал принц, – я отдохну здесь немного». И он прилег на кровать и не вставал с нее шесть дней и ночей. [154]

154

Jeremiah Curtin, Myths and FolkLore of Ireland (Boston: Little, Brown and Company, 1890), pp. 101–6.