Тысячеликий герой

Например, шаманская практика – это ядро всех примитивных обществ, «зарождается… на основе детских фантазий разрушения тела с привлечением ряда защитных механизмов». [275] В Австралии основная концепция, исповедуемая колдунами, заключается в том, что духи изымают внутренности колдуна и заменяют их галькой, кристаллами кварца, чем-то вроде веревки, а иногда еще и небольшой змеей, наделяя их силой. [276]

Первая схема описывает фантазию, в которой мои внутренности уже уничтожены, за этим следует реакция – мои внутренности – это не что-то разлагающееся, полное фекалий, а нечто неподвластное разложению, наполненное кристаллами кварца. Вторая схема – проекция: «Это не я пытаюсь проникнуть в тело, а чужие колдуны, которые вводят субстанцию болезней в людей». Третья формула – восстановление: «Я не пытаюсь разрушать внутренности людей, я исцеляю их». При этом элемент исходной фантазии, относительно ценного содержимого, вырванного из тела матери, возвращается в виде техники врачевания: высосать, вытащить, стереть что-то с больного. [277]

275

Ryheim, The Origin and Function of Culture, p. 50.

276

Ibid., pp. 48–50.

277

Ibid., p. 50. Сравните с неуязвимостью шамана, вытаскивающего голыми руками угли из костра или ударяющего топором по ногам.

Другой образ невозможности разрушить тело представлен в народных сказаниях о духовном «двойнике» – внешней душе, которую не затрагивают телесные увечья и травмы и которая пребывает в безопасности в некотором отдаленном месте. [278] «Моя смерть, – говорит один из таких устрашающих персонажей, – далеко отсюда и отыскать ее нелегко, она в широком океане. В этом океане есть остров, а на острове растет зеленый дуб, а под дубом – железный сундук, а в сундуке – маленький ларец, а в ларце – заяц, а в зайце – утка, а в утке – яйцо; и тот, кто найдет яйцо и разобьет его, в тот же час убьет и меня». [279] Сравните со сновидением современной преуспевающей деловой женщины:

278

См. обсуждение Фрэзера внешней души, op. cit., pp. 667–91.

279

Ibid., p. 671.

Я попала на берег необитаемого острова. Вместе со мной там оказался католический священник. Он как-то перебросил доски с одного острова на другой, чтобы можно было пройти по ним. Мы перешли на другой остров и там спросили женщину, куда я ушла. Она ответила, что я в море с какими-то ныряльщиками. Затем я пошла куда-то вглубь острова, где было прекрасное озеро, полное драгоценностей и самоцветов, и другая «я» ныряла там с аквалангом. Я стояла там, глядя вниз и наблюдая сама за собой. [280]

280

Pierce, Dreams and Personality, p. 298.

Существует прелестная индийская сказка о царской дочери, которая была согласна выйти замуж только за того мужчину, который найдет и разбудит ее двойника в Стране Солнечного Лотоса, на дне морском. [281] Прошедшего инициацию австралийца после женитьбы его дед подводит к священной пещере и показывает там небольшой кусок дерева с вырезанными на нем аллегорическими рисунками: «Это и есть твое тело, – говорят ему, – ты и твое тело – одно и то же. Не переноси его в другое место, иначе тебе будет больно». [282] Манихейцы и христианские гностики I в. н. э. учили, что, когда душа блаженного попадает на небеса, ее встречают святые и ангелы и преподносят ей «одеяние из света», которое сберегалось именно для нее.

281

“The Descent of the Sun,” in F. W. Bain, A Digit of the Moon (New York: G. P. Putnam’s Sons, 1910), pp. 213–325.

282

Ryheim, The Eternal Ones of the Dream, p. 237. Это так называемый турунга (или чуринга), талисман тотемного предка, который отдается юношам. Другой турунга дается им во время обрезания, и он символизирует материнский тотем. В ранние периоды жизни человека, во время рождения защитный турунга укладывался в колыбель. Трещотка – это тоже разновидность турунга. «Это – материальный двойник некоторых сверхъестественных существ, которые связаны с турунга в воззрениях аборигенов центральной Австралии, и этот тотем невидим для них…как и турунга, сверхъестественные существа называются arpuna mborka (другое тело) тех реальных людей, которых они защищают» (ibid., p. 98).

Высшим блаженством для Нетленного Тела является непрерывное пребывание в Неиссякаемом Молочном Раю:

Возвеселитесь с Иерусалимом и радуйтесь о нем, все любящие его! Возрадуйтесь с ним радостью, все сетовавшие о нем, чтобы вам питаться и насыщаться от сосцев утешений его, упиваться и наслаждаться преизбытком славы его. Ибо так говорит Господь: вот, Я направляю к нему мир как реку, и богатство народов – как разливающийся поток для наслаждения вашего; на руках будут носить вас и на коленах ласкать. [283]

283

Исайя, 66:10–12.

Ил. 39. Исида подносит Душе хлеб и воду. Египет, дата неизвестна

Даром «Все Исцеляющего» неистощимого соска служит пища для души и тела, душевный покой. Гора Олимп поднимается к небесам; боги и герои вкушают там амброзию (от греч.: ? – не, ???????? – смертный). В зале Вотана в горах четыреста тридцать две тысячи героев вкушают неиссякаемую плоть Сахримнира, Космического Вепря, и запивают ее молоком, что струится из вымени козы Хейдрун – она кормится листьями Игдразиля, Ясеня Мира. На сказочный холмах Эрина бессмертный Туатха Де Данаан питается самовозрождающимися свиньями Мананнан, вволю запивая их элем Гвибне. В Персии в саду на горе Хара Березаити боги пьют дающую бессмертие хаома, приготовленную из дерева жизни Гаокерена. Японские боги пьют саке, полинезийские – аве, ацтекские боги пьют кровь мужчин и девственниц. И спасенным в горнем саду Яхве подают неиссякающее восхитительное мясо химерных созданий – Бегемота, Левиафана и Зиза, и пьют они напитки четырех сладких рек Рая. [284]

284

Ginzberg, op. cit., vol. I, pp. 20, 26–30. Подробные заметки относительно Мессианского пира смотрите в: Ginzberg, vol. V, pp. 43–46.

Очевидно, что детские фантазии, которые продолжают жить в нашем бессознательном, постоянно подпитывают и миф, и сказку, и учение церкви как символы нетленности живого существа. Это помогает (человеку. – Примеч. пер.), потому мир образов – это естественная стихия разума, и среди них он словно вспоминает что-то, что раньше знал. Но в этом кроется и проблема, так как чувства опираются на символы и яростно сопротивляются всякой попытке выйти за их пределы. Чудовищная пропасть между теми, по-детски блаженными массами людей, что наполняют мир набожностью, и теми, кто воистину свободен, открывается на границе, где символы отступают и остаются по ту сторону. «О вы, – пишет Данте, покидая Земной Рай, – которые в челне зыбучем, желая слушать, плыли по волнам вослед за кораблем моим певучим, поворотите к вашим берегам! Не доверяйтесь водному простору. Как бы, отстав, не потеряться вам! Здесь не бывал никто по эту пору: Минерва веет, правит Аполлон, Медведиц – Музы указуют взору». [285] Здесь граница, за пределы которой мышление не выходит, за которой все чувства поистине мертвы: как конечная станция на горной железной дороге, откуда уходят альпинисты и куда они возвращаются, чтобы общаться с теми, кто любит горный воздух, но боится высоты. Невыразимое понимание неописуемого блаженства приходит к нам непременно в образах, напоминающих воображаемое блаженство времен детства; отсюда и обманчивая детскость сказок. Отсюда также и неадекватность любого чисто психологического толкования.

285

Данте, «Рай», II, 1–9. цит. пр., с. 379–380.

В опубликованных трудах по психоанализу изучаются источники символов в сновидениях, их скрытое значение для бессознательного, а также следствия их воздействия на психику; но еще один факт – что великие учителя использовали их сознательно в качестве метафор – остается без внимания: по умолчанию считается, что великие учителя прошлого были невротиками (за исключением, конечно, некоторых из греков и римлян), ошибочно принимавшими свои фантазии за откровение и не подвергавшие их критике. В таком же духе и откровения психоанализа многими неспециалистами рассматриваются как продукт «извращенного ума» доктора Фрейда.

Изощренный юмор детских фантазий, подвергнутых искусной мифологической обработке метафизического учения, великолепно передает один из наиболее хорошо известных великих мифов восточного мира: индийское предание о великой битве в начале времен между титанами и богами за напиток бессмертия. Прародитель земных существ, Кашиапа, «Человек Черепаха», взял в жены тринадцать дочерей еще более древнего патриарха демиурга Дакши, «Бога Добродетели». Двое из этих дочерей, по имени Дити и Адити, родили соответственно титанов и богов. Однако в бесконечном ряду семейных распрей многие из этих сыновей Кашиапы были убиты. Но вот верховный жрец титанов благодаря великому аскетизму и медитациям снискал благосклонность Шивы, Бога Вселенной. Шива наделил его способностью оживлять мертвых. Это обеспечило титанам преимущество над богами, что вскоре было доказано одной из последующих битв. Боги в смятении отступили, и, устроив совет, обратились к верховным богам Брахме и Вишну.

Брахма-Создатель, Вишну-Хранитель и Шива-Разрушитель, составляют триединство в индуизме, воплощая три аспекта действия одной созидающей субстанции. После VII в. до н. э. статус Брахмы претерпел изменения, и он стал просто созидающим посредником Вишну. Таким образом, индуизм сегодня разделен на два основных лагеря: в одном главным образом поклоняются созидателю-хранителю Вишну, в другом – Шиве, разрушителю мира, который соединяет душу с вечным. Но эти двое по сути составляют единое целое. В упоминаемом мифе именно благодаря их совместным усилиям добывается эликсир жизни.

Ил. 40. Брахма, Вишну и Шива со своими спутниками (цветная миниатюра). Индия, начало XIX в. н. э.

Брахма и Вишну посоветовали богам заключить временное перемирие со своими братьями, во время которого они могли бы склонить титанов помочь им взбить Молочный Океан бессмертной жизни, чтобы добыть масло Амрита – «нектар бессмертия». Польщенные таким приглашением, которое они посчитали за признание своего превосходства, титаны с радостью согласились принять в этом участие; и так началось эпохальное совместное приключение, которое знаменовало начало четырех веков мирового цикла. В качестве «пестика» для взбивания была выбрана гора Мандара Васуки, Царь змей согласился быть веревкой, с помощью которой нужно было крутить гору, а сам Вишну, в образе черепахи, нырнул в Молочный Океан, чтобы своей спиной поддерживать основание горы. После того как змею намотали на гору, боги ухватились за один ее конец, а титаны – за другой. И затем на протяжении тысячи лет все они дружно взбивали океан.