У Дона Великого на берегу

— Пожалуйста, откушать прежде!

Найден усмехнулся:

— Погоди, Наталья. Ему кусок поперёк горла станет, коли не потешится доспехами.

Зашелестела, позвякивая в руках бронника, кольчужная рубаха.

— Примеряй, парень!

Опытен был глаз у Найдена. Ладно обняла Бориску сладкой тяжестью кольчуга.

— Новую за два дня разве скуёшь? Переделал старую. Со шлемом тоже повозился. Меряй! И шлем пришёлся в самую пору.

— Ну,— сказал Найден,— теперь берегись, Мамай! Худо тебе придётся!

Засмеялись все. И Бориска тоже. И Марфушка.

— Благодари мастера! — велел Вася Тупик.

 — Я при чём? — возразил Найден.— Её вон!— указал на дочь.

 Растерялся Бориска. Что говорить мастеру — понятно. А тут?

 Да ладно! — махнула рукой Марфушка. И отвернулась. За столом побыли самую малость, более для порядка.

Перед уходом заговорил Вася Тупик о цене доспехов.

Найден ответил:

— Подарком будет — на счастье!

Бориске страсть как хотелось перемолвиться словом с румяной черноглазой Марфушкой. Бочком, будто шлем разглядывал, придвинулся поближе. И она к Бориске шагнула. Будто и ей шлем поглядеть любопытно. Прошептала тихонечко Марфушка: — Ворочайся живым. Буду ждать!

Ткнулась неловко губами в Борискину щёку, поцеловала. И стрекача — в избу.

Обратно шёл Бориска — под собой не чуял ног. Чего Вася Тупик говорил —не слышал. Думал: «Обязательно вернусь, Марфушка! Дай только побьём злодеев ордынцев!»

В тот же день Бориске выпало удивительное и памятное знакомство.

Расстался с Васей Тупиком, у коего были свои важные дела, и направился к родному дому, где случался теперь редким гостем. Ел, пил с людьми Родиона Ржевского. С ними ночевал. Борискиному пути должно было лежать в стороне от великокняжеского подворья, однако хотелось Бориске покрасоваться перед товарищами и дружками в воинском облачении. Оттого, сделавши изрядный крюк, оказался прежде подле хором великого князя.

Шествовал чинно и с достоинством. Кольчужная рубаха шелестит-позвякивает. Остроконечный шлем голову тяжелит. Сверстники на Бориску пялятся с завистью. Провожают жадными глазами. Написано в тех глазах: везёт людям! Взрослые и те посматривают с любопытством и уважением: зря, дескать, мальца так не оденут. Должно, заслужил!

Кабы одни дружки-приятели были у Бориски на великокняжеском подворье.

Хватало и недругов. Особо после ездки в Орду за «языком» с Родионом Ржевским. Более всех злобился Вострец. Одних лет с Бориской. Но роду знатного. Приставлен слугой-отроком к великому князю. Дмитрий Иванович шуткой пригрозил тогда:

— Берегись, Вострец! Лениться будешь, возьму вместо тебя Родионова малого...

Востреца и повстречал Бориска возле Набережного дворца. Рот разинул шкодливый отрок. Того гляди, ворона влетит.

Прошествовал степенно Бориска. Лопни, мол, от зависти, таких доспехов не добудешь!

Однако что за диво — через самое малое время Вострец опять на пути.

Поманил Бориску:

— Эй, ты! Подь сюда!

Бориска выказал полное презрение великокняжескому отроку.

А тот вслед:

— Струсил, холоп?!

Бориска разом оказался подле Востреца.

— Повтори! — сжал кулаки. Сзади ехидный голос:

— Ишь, горячий!

Обернулся Бориска. Трое Вострецовых великовозрастных дружков тычут ножами под рёбра.

— Очумели?!

А Вострец:

— Сымай кольчугу! Она тебе ровно свинье седло. Мне

в самый раз будет.

Смел был Бориска в драке. Крепок. Однако и расчётлив. Тут сразу смекнул: трое, с Вострецом в придачу, одолеют. Кинулся в сторону. От ножей сберегла кольчужная рубаха. Под калёной сталью зазвенели железные кольца. Но та-роваты были в кулачном деле Вострецовы дружки. Частенько били скопом. Рванулась из-под ног земля. Взмахнув руками, грохнулся Бориска навзничь. Не успел опомниться. Один тяжеленный сапог — в бок. Другой—в лицо. Во рту солоно сделалось, кровь. Небо перед глазами кувырком. Тут ещё два сапога подоспели. И ещё...

Исхитрился Бориска. Перевернулся на живот. А Вострецовым дружкам и голова, и спина, и бока тоже годятся. Подняться не дают, злодеи...

«Искалечат,— мелькнула у Бориски тоскливая мысль.— Это уж верное дело!»

Вдруг густой низкий голос:

— Пошто вчетвером одного? В чём вина? Поднялся Бориска, шатаясь. Рукавом отёр с лица кровь. Человек, росту высокого, в плечах широкий, сам светлый, с бородой курчавой, тоже светлой, а одетый в чёрную одежду, стоит подле.

Тебя только тут не хватало! — ощерился Вострец. В руках всё те же ножи отточенные посвечивают.

— За что? — это уж Бориске.

Сплюнул кровь на землю Бориска. Зуб передний потрогал — качается.

— Кольчуга моя понравилась. В том вся вина...

На Бориску парни не глянули. Куда денется? Приступились к человеку в чёрном:

— Кто таков? Откуда взялся? Не учёный ещё? Поучим!

Хотел тот, должно, по-мирному. Да увидел ножи.

 — Кто таков?!— повторил.

И оторопевшего Востреца с одним из дружков за воротник — хвать! Ровно щенков поднял. Лбами — тресть!

— Александром зовут.

С сердцем, видать, взъярился.

— Прозвищем — Пересвет.

И опять, приподнявши, лбами — тресть! Захрипели Вострец с дружком. Ножи пороняли. Двое других попятились.

— Может, ещё чем любопытствуете? Отвечу!

— Пусти...— попросил Вострец, едва ворочая языком.

— А может, всё-таки ещё?

— Пусти!

Человек, назвавшийся Александром Пересветом, отпустил обоих. Устыдил:

— На ворога идти, а они своих бьют-грабят! Пригрозил:

— Глядите! В другорядь горшими слезами умоетесь! И Бориске:

— Айда, парень!

Подобрал шлем Бориска. Пошёл рядом. А светлобородый Александр Пересвет:

— Всякий, вишь, люд бывает. Кому война, кому пожива. Рубаха твоя кольчужная, слов нет, добрая. Да ею одной разве оборонишься? На-ко!

Достал из-за пазухи кистень. Ядро с шипами на ремне.

— Случаем достался. Копьё али сабля тяжелы. А сие оружие, хоть иной раз слывёт разбойничьим, будет впору.

Угадал Пересвет! То была главная Борискина печаль и забота. Силёнки, по годам, хватало. И более даже. А всё одно молод был, чтобы управиться с вооружением взрослого воина. Кистень же, коли изловчиться, и впрямь самое верное дело!

— Спасибо! — горячо выпалил Бориска, сжимая грозный шар, ещё хранящий тепло Пересветова тела.

— Чего уж там! — Вдруг озорно подмигнул Пересвет: — За одного битого, слышь, двух небитых дают. Держись крепче!

 И повернул, пошёл своей дорогой. Высокий, широкий, ладный.

Провёл Бориска по лицу ладошкой - больно. Бока потрогал-тоже болят. Но, подумал, истинно говорят, худа без добра не бывает. Через гадину Востреца и его паскудных дружков познакомился с дивным человеком. И оружием обзавёлся.