У Дона Великого на берегу

— Исполню, Михаила Андреевич! — откликнулся Бориска с готовностью и облегчением. Рад был, что тёмному и опасному разговору пришёл конец.

Великого князя сыскал легко. Передал, что велено.

— Добро,— хмуро обронил тот.

Должно, не всё ладилось, как хотелось. Потому сумрачен и неприступен был великий князь. Тяжело смотрел из-под насупленных густых бровей. Без нужды перебирал поводья, отчего конь недоуменно косил умным глазом и прядал ушами.

Глядя на суровый лик великого князя, высившегося посередь коломенского Девичьего поля, Бориска вдруг вспомнил поле другое — Кучково. В Москве. И утро то. Августа тридцатого прошлого года. Весь люд московский привалил тогда на Кучково поле. Невиданное свершалось. По повелению великого князя рубили мечом голову Ивану Васильевичу Вельяминову. Знатного роду, сыну высокого человека, последнего московского тысяцкого Василия Васильевича Вельяминова. Вина Ивана Васильевича была тяжка. Изменил Москве и великому князю. Сносился с Ордой в пользу князя тверского. Будто бы попа своего подсылал с ядовитыми травами, дабы извести великого князя Дмитрия Ивановича. Всё так. Верно, поделом нёс свою смертную муку Иван Васильевич Вельяминов. Только впервой в Москве совершалась публичная казнь. И многие жалели тогда Вельяминова. Промеж собой осуждали великого князя, который .сам присутствовал на страшном действе. Столь же сумрачный, как нынче. И столь же решительный.

Ноне вполне оценили твёрдость великого князя. Глядели на него без опаски, с надеждой.

Заслышались в стороне шум и перебранка. Великий князь медленно голову поворотил:

доложил воевода

— Почто базар?

— Люди к тебе, Дмитрий Иванович,-Андрей Серкизович.

— Откуда? Кто такие?

— Рязанцы, государь. Вскинул брови великий князь:

— Рязанцы? Пропусти!

— Кабы греха...

Великий князь брови свёл.

–  Слушаю, государь! — поклонился воевода и торопливо

поворотил коня.

Разомкнулось кольцо великокняжеского окружения. Увидел Бориска людей, вооружённых разно. И в доспехах добрых, и в сермягах с топорами.

Старший с коня поспешно соскочил. Шлем скинул. Перед великим князем преклонил колено:

–  Здравствуй, Дмитрий Иванович!

— С чем пожаловал? Али от Олега?
– оживился взглядом

великий князь.

Покачал русой головой старший рязанец.

— Нет, государь. Мы сами. В мысли своего князя не посвящены. Намерений его не ведаем.

Помолчал великий князь. Вздохнул. Должно, теплилась тайная дума, а вдруг в последнюю минуту переменится Олег Иванович рязанский? Одумается. Уразумеет, где и с кем надлежит ему быть в решающий для Руси час. Нет, стало быть. Своекорыстничает по-прежнему. А людишки-то его, вот они, здесь. Прямее оказались своего великого князя!

— Добро! — сказал рязанцу.— Встань. Иди с воеводой. Он определит место тебе и твоим людям.

— Спасибо, государь!

 —И тебе тоже! — неожиданно улыбнулся великий князь.— Давно бы пора быть Рязани заодно с Москвой! Простые воины встретили рязанцев шутками, ино крепкими, однако с видимой радостью. Противна здравому мужицкому смыслу была вражда между русскими землями, кою сеяли князья. Потому принимали всюду прибывших желанными гостями. Потчевали их, чем могли, лучшим. По спинам одобрительно хлопали. Повторяли слова великого князя:

— Давно бы так!

 Говорили:

— Известно: вместе споро, а врозь — хоть брось!

— Мало нас...— смущались вниманием рязанцы.

— Лиха беда начало! — утешали их.— И разве вы за своего князя ответчики? Кабы только не ударил в спину ваш Олег-то Иванович!

— Кто ж его знает? — пожимали плечами рязанцы.— Чужая душа потёмки, а у нашего князя — чёрная ночь. Заглядывать боязно!

Всё новые отряды воинов и ополченцев подходили, вняв призыву князя московского. Шли в одиночку, по двое по трое крестьяне и ремесленные люди. И надобно было каждого определить в полк. Полкам назначить воевод и иных меньших, начальников.

20 августа русское войско, прошедши смотр, выступило из Коломны.

Великий князь Дмитрий Иванович требовал от воевод сведений о всяком передвижении ордынцев. Потому из Коломны была послана новая сторожа: девяносто разведчиков-ведомцев во главе с испытанным Семёном Меликом.

Потекло-покатилось огромное русское войско в сторону закатную, держа по левую руку реку Оку. Достигши устья Лопасни, простояли там малые дни. Сюда подошли двоюродный брат великого князя Владимир Андреевич серпуховской и воевода, окольничий Тимофей Васильевич с пятитысячными воинами из Москвы.

Опять великий князь собирал вести о Мамае. Донесли: правитель ордынский заметно приблизился и стал теперь в поле близ Дона.

Августа в двадцать четвёртый день русское войско пере-правилось через Оку, с её левого берега на правый. Двинулось навстречу вековечному врагу, доселе непобедимой Орде.

Глава 9. ТРЕТИЙ МЕЧ

 Стоит на высоком крутом холме город. Обнесён толстыми, крепостными стенами, рубленными из дуба. На северной стороне обрыв. Под ним - речка Трубеж, коя версты через две впадает в Оку.

Город этот—столица великого княжества Рязанского Переяславль-Рязанский. Столица новая. Прежняя, древняя лежит верстах в пятидесяти, сожжённая Батыевыми полчищами. Так и не оправилась от разорения, захирела.

Подле добротных великокняжеских хором — конные и пешие. Кони, заседланные, ждут хозяев. Наверху в думной палате князь Олег Иванович собрал младших князей, бояр своих.

Великий князь московский Дмитрий нарёк князя Олега третьим мечом, занесённым над ним, Дмитрием, и русскими землями. 1о ведомо Олегу. Донесли верные люди. Хорошо слажена у великого князя Дмитрия тайная служба. Знает что делается в Орде, что в Твери. Олеговы люди, что сидят в других княжествах, тоже не лыком шиты. Дмитрии в Москве чихнёт, Олегу впору «Будь здрав!» говорить ему. Вестимо уже о том. Однако здоровья Дмитрию не желает Олег. Соперники! При одном упоминании имени московского князя лицом меняется великий князь рязанский.

Вот и сейчас. Помянул боярин Москву, разом насторожился Олег, нахмурился. Однако говорил боярин из старых рязанских, коему Москва, как и Олегу, поперёк горла. Ярился боярин, длинной седой бородой тряс, палкой-посохом о пол, нарушая строгий хоромный чин, стучал:

— Москва! Экий пупырь выскочил! Знали мы города русские: Киев, Владимир, Рязань, Тверь, Новгород. Древние города, именитые. А давно ль о Москве-то стали слышать?

— Да уж изрядно...— обронил один из князей, видать потешаясь втихомолку над замшелым, однако ретивым Олеговым советником.

Боярин посохом в пол ударил, вытаращился на князя:

— Не Митькин ли лазутчик?!

Оно б посмеяться над боярином, наполовину выжившим из ума, да час не располагал к веселью. Мамай шёл на Москву. Олег обещал ему помощь. И сам же Дмитрия о Мамаевом походе, скрытно от бояр, известил. Зачем? Да ведь одному богу ведомо, чем дело кончится. Ладно, коли Мамай победит. А если Дмитрий? Тут уж спуску ему, Олегу, не ждать! Эх, худо лежит его родная рязанская земля, дорогая и близкая сердцу. Промеж Ордой и другими русскими землями. Более всех хлебнула горя от ордынцев. Ближе всех к ним. Призадумаешься, с кем быть.

И почему Дмитрию и иным московским князьям собирать Русь, а не ему, Олегу?!

Превыше Олегова разумения, что так все сложилось: и местоположение Москвы. другое многое, что быть ей столицей объединённой Руси, а не его стольному городу — Переяславлю. Потому всячески противится усилению Москвы и князей московских. И любая их победа — ему печаль. А поражение — радость, иной раз тайная для других.

Третий меч! Слабо учён Дмитрий книжной премудрости. А тут нашёл высокое и верное слово. От него, возможно, зависит судьба всех русских земель. А вот ударит ли он, тут у самого Олега сомнение.