У свободы цвет неба
Шрифт:
– Напоминает какие-то дары наших старых богов, - Эрве качнул головой.
– Нет, - легко и безразлично сказала мистрис.
– Это люди делают с людьми. Боги тут ни при чем, ни ваши, ни наши.
– Значит, есть что-то, что делают и боги?
Женщина неопределенно улыбнулась.
– В каком смысле "делают"... Древние боги - это абстракция, сделанная людьми для людей и из людей.
– Как это - сделанная из людей?
– насторожился Эрве.
Она посмотрела на него внимательно и печально.
– Представляю, что вы себе вообразили. Но нет, не так.
– Откуда ты знаешь, что я себе представил?
– уточнил он.
– Достопочтенный Вейлин был достаточно
– Трюк...
– тихо повторил донельзя удивленный магистр.
– Да, трюк, - повторила женщина, - потому что все, что делается якобы богом, делается всегда людьми ради него. Было только одно исключение.
– Иисус из Назарета, - слегка скептически кивнул Эрве.
– Да, - тон женщины был серьезен и спокоен.
– Он сам прошел весь путь до конца, оставшись при этом человеком и учителем. Поэтому и остался единственным примером, который невозможно перерасти. А у наших языческих богов другие законы развития. Все они возникли, какое-то время были, потом перестали существовать и были забыты. Они все сперва были безобразны и безлики, желали разрушения и крови. В те времена, если человек творил определенные непотребства, по характеру того, что он сотворил, определяли, какой бог завладел его рассудком. Затем у богов появились образы животных, потом человеческие тела.
– Человеческие образы?
– предположил магистр.
– Нет, именно тела, - возразила мистрис.
– С головами животных и птиц. И только после этого у богов появились человеческие лица. А с ними и способности делать нечто прекрасное, недоступное человеческому уму и человеческим рукам. На самом деле, по-прежнему все то, что им приписывали, было деяниями людей, просто эти деяния настолько выходили за пределы представимого, что для того, чтобы признать их, люди приписывали сделанное богам. А делали это люди, во имя богов. Или даже не во имя, а богам это посвящали другие и позже. Но я все это говорила Хайшен, неужели она не рассказала вам?
– Я здесь один, - дружелюбно сказал магистр.
– Не считая тебя, конечно. То, что она писала, я прочел. Сейчас я хочу услышать это от тебя. Итак, боги обрели человеческие лица. Что было дальше?
– Дальше люди победили их, появились герои. Так называется человек, способный совершить нечто, что по силам только богу, и сравняться с ним. Это очень непростая задача. Некоторое время таких людей приравнивали к богам, но потом их становилось все больше и больше, и наконец богами стали называть правителей. Как раз тогда и пришел Иисус.
– И почему же он так важен?
– спросил Эрве, изо всех сил пряча усмешку.
– Чем он отличается от других героев?
Полина вздохнула.
– Тем, что он не герой. Он не спорил с богами и не соревновался с ними. И не ставил себе цели быть равным богу. Он был любимым сыном бога и при этом человеком с начала и до конца, человеком и остался, уйдя к отцу в вечную жизнь. И все, что он делал, делалось не ради мирской власти, а ради людей. Чтобы показать пример того, что так вообще-то можно. Ровно настолько можно, насколько сможет сам человек. А бог, единый, а не какой-то из многих, был и остается его отцом. И существует еще в третьей форме, свободного духа, который может быть повсюду, где сочтет нужным.
– И здесь?
– уточнил Эрве.
– Здесь он есть несомненно, мы же говорим о нем, - как о чем-то естественном сказала мистрис.
– В какой форме?
– немедленно уточнил Эрве, оглядывая кабинет, и
Полина, проследив взгляд досточтимого, пожала плечами.
– Например, в этой. Или нет. Откуда мне знать. Может быть, он - те слова, которые мы сейчас о нем говорим. Дело же не в форме.
– А в чем?
– с интересом спросил Эрве.
– А в том, что всякая душа, которая не летит к нему, как мотылек на свет, становится серым ветром, про который ты спрашивал. И неважно, при жизни или после смерти. Точнее, если это случается при жизни, смерть обычно вопрос времени, и очень недолгого.
– Я не знаю твоего бога, - медленно сказал Эрве.
– Значит ли это, по-твоему, что я должен вскоре после нашего разговора перестать жить и стать этим ветром?
– Я не уверена, что ты его так уж и не знаешь, - ответила Полина.
– Возможно, именно его ты называешь Потоком.
Эрве задумался на несколько ударов сердца.
– Подожди... Ты сказала - существует еще в третьей форме. И в ней присутствует здесь. Но каковы тогда первая и вторая?
Женщина глубоко вздохнула. Потом поморщилась и прижала два пальца к виску. Эрве терпеливо ждал, и в конце концов Полина заговорила, постоянно прерываясь, чтобы собрать слова.
– Это, - она с усилием зажмурилась на мгновение и снова открыла глаза, - сложно. Как точно все это сказать - самый сложный вопрос моей веры. О нем люди спорили веками, - Полина вздохнув, опустила взгляд на миг, потом посмотрела прямо в глаза магистру.
– Ты это, похоже, уже знаешь, но я все равно повторю. Люди Земли убивали друг друга в этих спорах. Не боги, не проклятые существа, люди, сами, считая, что лучше знают...
– она опять замолкла, собираясь с силами или набираясь храбрости.
– Тем не менее.
– Ее голос стал немного тверже.
– Первая форма Бога, в Которого мы верим - это Отец, Творец всей Вселенной. "Он был, когда ничего не начало быть". Эту форму нельзя себе представить.
– Был он, и не было еще ничего другого? И из него появилось все? Действительно похоже на Поток...
– проговорил Эрве.
– Не "из него появилось", а "он создал", - уточнила она, - но чем это отличается, мы сами не знаем. Вторая форма Бога - сам Иисус Христос.
– Но ты сказала, что он человек и любимый сын твоего бога?
– Эрве слушал очень внимательно, следя за логикой произносимого.
– Да, Его сын, человек. И сам Бог, одновременно, - Полина вздохнула.
– Я говорила, что это сложно. Именно об этом много спорили. И стали говорить, что Иисус Христос есть Человек и Бог, сочетающий в себе природу и волю человеческую и Божественную, не-слитно, не-раздельно, - мистрис очень искусственно сочетала сааланские корни. Получалось более-менее понятно, хотя такие слова вряд ли нашлись бы в свитках библиотеки Академии.
– Именно потому, что он Человек и Бог, он мог принять за всех людей смерть. Подлинную смерть. И через три дня - вернуться к жизни.
– Но если он вернулся к жизни, где он теперь? Ты сказала - ушел к отцу, значит, он умер еще раз?
– переспросил Эрве.
– Нет. Мы верим, что он вознесся на небо прямо человеком, в теле. Только не спрашивай меня, где это тело сейчас, этого вообще никто не знает...
– Полина вздохнула глубже обычного и тяжело оперлась на подлокотник кресла, искривив спину и почти повиснув на локте.
– В таком случае, - решил магистр, - на сегодня достаточно, продолжим позже.
– Почему бы не закончить сегодня?
– спросила мистрис.