У свободы цвет неба

Разговор с магистром в Исюрмере получился непростым для всех. Досточтимый Эрве пригласил всех участников процесса, надеясь на примирение и договоры о дружбе, но все вышло не так, как он ожидал.

Первым острую тему поднял граф Дейвин, раскритиковав сперва научную работу Вейлина с трех разных позиций, а затем высказав свое мнение о его прочтении некоторых событий в крае. Его неожиданно поддержала Алиса. Она была удивительно внятной, когда рассказывала о дефектах системы феодальных отношений, которую досточтимые тщетно пытались выстроить в новой колонии империи. Марина Лейшина тоже решила не молчать и вытащила цифры, четко показывающие острый дефицит культурной жизни в крае и его неизбежные последствия в виде ужесточения и огрубления нравов. Магистру досталось от нее и за систему интернатов, в которые досточтимые собирали всех эвакуированных детей, отлучая их от семей. Услышав это, Айдиш было дернулся, но Лейшина только махнула рукой - мол, про Приозерский интернат при резиденции наместника все знают, что он для ребенка единственная альтернатива смерти на улице. Но кроме него есть Рощинский, Выборгский и Каменногорский. Оттуда, правда, и возвращают проще, по сравнению с теми, кто попал в Приозерск. Полина не преминула добавить, что в этих четырех учреждениях, в общем, довольно легко угадывается какая-то система сортировки детей, или отбора.

Хайшен, мягко заметив, что сортировка - это не всегда плохо, получила сразу две отповеди, от Марины и от Полины. Первая сказала, что сортировка - это все-таки процесс, в котором субъект участвует только с одной стороны, как раз с сортирующей. Вторая заметила, что отбор хорош только тогда, когда отбираемые желают его пройти и занять какую-то интересную для них позицию или получить возможность. Во всех остальных случаях это нанесение пользы, как побоев, и причинение блага, как причиняют вред. И в итоге и польза, и благо окажутся вредом.

Эрве молчал. Сказать ему было нечего. Внучатый племянник Вейена, Айдиш, деликатно смотрел в окно на залив, делая вид, что полностью занят созерцанием вида на воду и крыши Исаниса на другом берегу. Магистр посмотрел на Унрио, рассчитывая выразить ему свою симпатию и поддержку и хотя бы так смягчить ситуацию, но встретил острый и веселый ответный взгляд.

– Что ты так на меня смотришь, досточтимый?
– спросил уже не маркиз да Шайни.
– Как будто не ты подписывал мне назначение в эти болота.

Димитри с любопытством повернул голову к беседующим. Унриаль продолжил говорить.

– На суде ты, между прочим, мог бы вспомнить про закон земли Саалан. Вы все, и ты, и да Гранна, и да Юаль, и остальные, отлично знали, что по крайней мере с цирком я был в своем праве.

– В своем праве, Унрио?
– удивился магистр.

– Эрве, не делай удивленного лица, тебе не идет, - поморщился да Шайни.
– Ты прекрасно знаешь, в чем дело. Все эти кошки и лошади, собаки и медведи - тоже мои подданные, как и люди, которые над ними издевались. Никто не вспомнил об этом на слушаниях. Даже ты. Знаешь, что хуже всего, Эрве? Все они, как и сайни, были готовы терпеть это ради крохотной искры любви своих хозяев. Но за дурное обращение с малыми по эту сторону звезд можно и дома лишиться, и ты помнишь это, надеюсь, не хуже меня. А там...
– Унриаль раздраженно пожал плечами и продолжил.
– Да, я разрушил это место, и деду вчинили штраф. Но Димитри, развалившему систему домов, где так же мучили женщин ради удовольствия мужчин, и казнившему выродков, заставляющих детей драться насмерть на потеху толпе и прилюдно насиловать других детей, суд едва не аплодировал. Почему такая разница, Эрве?

Магистр опустил взгляд в стол.

– Не страдай, - усмехнулся да Шайни.
– Я сам скажу, у меня не отсохнет язык. Я ни на минуту не поверю в то, что никто в полном зале ратуши не увидел этого. Вероятнее другое: все смолчали. И мы с тобой оба знаем почему. Деду совершенно не нужен в доме родич, потерявший Дар. И поскольку я уже не умер до прибытия в Исанис и вам не удалось обвинить в моей смерти князя Димитри, проще всего было найти приличный способ избавиться от меня, чтобы я не мозолил вам глаза. Да, воды и веревок мне теперь не видать как своей спины, а от плахи меня спас как раз тот самый край, который и предъявил вам иск. Вам, заметь, а не мне. Мы все прекрасно знаем, кто сочинял приказы, которые я подписывал.

Досточтимый Эрве молчал и смотрел мимо стола в пол. Унриаль подождал пару вдохов и еще раз усмехнулся.

– Ну что же, ожидаемо, что тебе нечего сказать. На твое счастье, я совершенно безвреден пока. Но ящера вам всем на след или, как говорят в Озерном крае, х... хрен с вами.

Идиому Унриаль произнес на русском. За "хреном" легко угадывалось что-то покрепче, а по лицу да Шайни было совершенно понятно, что он заменил слово только из-за присутствующих в комнате женщин, согласно этикету Нового мира. Уже не маркиз повторил:

– Хрен с вами всеми, Эрве. Я вас прощаю. И тебя, и остальных.

– В каком смысле?
– окончательно опешил магистр.

– В том смысле, Эрве, - терпеливо пояснил Унрио, как тупому объясняют сложную шутку, - что я вам это запомнил. Но счет не выставлю.

– Ты пошутил?
– с надеждой спросил магистр.

– Думай как хочешь.
– Унриаль встал из кресла, подошел к окну и стал смотреть на воду залива, как его троюродный брат только что.

Досточтимый Эрве, магистр академии Аль Ас Саалан, повернулся к Полине Бауэр.

– Мне остается только не потерять твое расположение, мистрис. Я знаю, что сейчас тебе надо побыть в тепле и князь даст тебе эту возможность. Пятерку дней ты проведешь на Кэл-Алар. А потом возвращайся, и мы расследуем твое дело со всем тщанием. Я обещаю собрать лучших дознавателей и магов, маркиз да Шайни обещал лично принять участие в следствии. Я уверен, что истина будет установлена, как ты и пожелала.

– Пятерку дней, Эрве?
– взгляд князя стал цепким и холодным.

– Мы успеем собрать комиссию, - уверенно ответил магистр.

У Димитри закаменел рот. Полина даже не дрогнула. Произнося формальные благодарности и заверения, она заметила не только реакцию князя, но и то, что у Хайшен взгляд при имени маркиза стал слегка стеклянным. И смолчала, решив спросить об этом после, в более удобной обстановке. Распрощавшись с досточтимым Эрве, делегация вернулась в Исанис. Димитри дал сутки на сборы и прощания и объявил на следующий вечер отправку на Кэл-Алар.

Асана снова пришла на урок в раздерганных чувствах. Ник скептически посмотрел на нее от двери.

– А сегодня что стряслось? Кто тебя расстроил?

– Откуда ты знаешь?
– насторожилась она.

– Ася, - он наклонил голову чуть вбок, глядя на нее, - у тебя на лице все написано. Да, ты улыбнулась мне, когда здоровалась, ты молодец, спасибо тебе. Мне приятно, что ты старалась быть вежливой, но по тебе заметно, что ты расстроена. Рассказывай.

Она положила на стол рядом с музыкальным центром свой комм, открыла нужное окно.

– Вот...

Ник склонился над экраном, потом пододвинул стул и сел. Асана устроилась на втором стуле и принялась смотреть на бегущую строку музыкального центра. Видеть эти буквы снова она не хотела.

Историю, по следам которой была написана эта заметка, Асана да Сиалан знала из первых рук, как временно исполняющая обязанности главы края. И своим мнением по поводу Егора Баскова она поделилась и с генералом Улаевым, и с полковником Иваном Кимовичем Рудым. Мнение было самое нелестное. С точки зрения госпожи да Сиалан, капитана Баскова не имело смысла переводить в Охотники только потому, что рисковать за этого поганца будет все отделение, а выбранные им методы работы показывают его полную несостоятельность в чем бы то ни было. Исключая, может быть, использование ложки. Про туалетную бумагу виконтесса уже не была уверена. Она решила не повторять свою речь Нику, по крайней мере пока он не дочитает текст, выведенный на экран ее комма.