У свободы цвет неба

Она смотрела на зажигалку и, казалось, пыталась решить, что с ней надо сделать - отложить, зажечь огонь или провернуть в пальцах. Но продолжала говорить.

– Фактически, то, что край отказался принимать вердикт, только его заслуга. Да, диспут сторон обещали и второй раз, но по ним было видно, что надеются без него обойтись. Они, похоже, вообще планировали, что я заявлю иск, сяду, сложу ладошки и буду молча ждать, пока они придут к какому-нибудь мнению. Им и так было сложно, Левка. Им, похоже, очень не хотелось вытаскивать наружу весь этот треш и лишний раз полоскать имена аристократов, уличенных в работорговле.

Лев хмыкнул.

– А что они теперь-то теряли? Своих они уже осудили, Димитри ваш замечательный кого вздернул, кому кишки размотал, потом расстрелы, потом позор этот на Стрелке, как будто остального мало...

Марина качнула головой и, все-таки чиркнув зажигалкой, посмотрела на язычок пламени.

– Лева, не скажи. Они рисковали перспективами семей своих осужденных и казненных.

Погасив пламя и отложив зажигалку, она посмотрела, наконец, в экран, в лицо собеседнику.

– А перспективы у этих фамилий реально очень нехороши: торговать с ними и иметь денежные дела теперь зазорно. И каждое упоминание их негодного родича добавляет им дегтя на ворота. Понимаешь, там же шло перетягивание одеяла между краем и империей. Я пыталась вывести процесс в состязательный формат, Поля, Алиса и даже Стас мне помогали как могли, и у нас получилось. Погоди, я окурок выкину. Да, так вот. На коллегию смотреть было жалко, у них все время разваливалась стройная гипотеза происходящего, на основании которой они вердикт и создавали. Они и так делали максимум того, что доступно их пониманию справедливости и легитимности: старались добиться прозрачности процесса создания вердикта и не мешали нам вносить правки в их гипотезу. Так что да, там был полный и закономерный бардак все десять дней. Потом пришел их волшебный император и привел мнение суда в соответствие с реальностью. Лева, представь, они не знают его имени...

Мужчина в кадре вздохнул.

– Мариша, вот только скажи мне честно.

– Да, Лева?
– светски отозвалась Лейшина, пряча глаза.

– Ты что, испугалась их, что ли? Я же помню твою речь в Новгороде, на процессе "детей пепла", все было совсем не так. А тут... Когда спросили про вердикт, ты даже не спросила, где, собственно, обещанные прения сторон, я уж не говорю про остальное.

– Знаешь, Левка, да, - сказала Марина, прикуривая третью.
– Ты прав. Я стушевалась и растерялась. В жизни не думала, что так будет. Поля рванула в бой, а я...
– Она пожала плечами и улыбнулась. Улыбка вышла горькой.
– Ты же знаешь, у нас дома всегда было принято оставаться друзьями, хоть и после развода. Реальную жесть по жизни я увидела, когда Полю встретила, а до того не могла себе даже представить, что так бывает. Я, представь, только на процессе и прочувствовала, как это работает - когда ты вместо того, чтобы договариваться, давишь свое, и ситуация гнется, а если пытаешься договориться, договор получается не на твоих условиях. Мне пятьдесят вот-вот, а я это, считай, вчера поняла... Хуцпа же, неприлично, как можно...

Голос у нее дрогнул, она взяла чашку с кофе и выпила последние капли. Поморщилась и продолжила.

– Именно поэтому отказ вердикту дал Стас Кучеров, а я только перевела его ответ на нормальный русский. Ну и потом, я же юрист и теорию инквизиционного процесса знаю. Я пыталась не гнуться под формат, но правила игры мешали. Понимаешь, если предлагают игру в покер, нельзя просто так взять и начать играть в дурака, ломая правила. И это сбивает с толку. Да, процесс вывезла не я, а Стас, который не настолько хорошо воспитан, и Полина, которой нечего терять. Еще да Айгит помог, но у него были свои интересы. Он хотел успеть покаяться публично прежде, чем его свои же мясником назовут. И еще Алиса, у которой единственная цель была не выглядеть слизью. Но, Левка, меня останавливала еще одна мысль. Я знала, - Марина потушила третий окурок и опять потянулась за зажигалкой, - если к общему мнению прийти не удается, голубые каски будут в крае - и привет, боснийский вариант от Новгорода до Мурманска. Понимать это было страшнее всего, Лева. Страшнее даже того, что Полю я там все-таки предала.

Лев смотрел на бывшую жену сочувственно и немного печально.

– То есть ты оказалась в распорке между интересами края и необходимостью ради этих же интересов поддерживать видимость нормальных отношений с властью?

– Да, Лева. Как любой правозащитник рано или поздно. Добавь еще задачу сохранить лицо как условие решения первых двух, и будет полный букет. Поля уже в другой ситуации. У нее от репутации и так ни одного живого места не осталось, и после возвращения в край с этим помилованием ее можно было бы открыто склонять по всем углам. И тогда ей останется только делать вид, что она этого не слышит. Это был ее последний шанс выглядеть пристойно. Ей это, конечно, не поможет, потому что не в тех глазах она пытается пристойно выглядеть, это как на мнение бабок на лавке ориентироваться, делая серьезные жизненные выборы. Но у нее своя больная мозоль, ей это важно...
– Марина затянулась, поморщилась и выдохнула дым.

– Марина, погоди.
– Лев наклонился к экрану.
– Ты понимаешь, что ты сейчас сказала? Из твоих слов выходит, что когда десять месяцев назад ты предложила наместнику помощь, ты сделала это не из милосердия, а от страха?

– Лева, мой страх мне тогда не помешал быть милосердной.
– возразила она.
– Да, на процессе в Исанисе я сваляла дуру. И за это я себя сейчас ругаю очень, потому что пока я жевала язык, Поля опять пожертвовала собой, чтобы спасти остальных и край. Я не знаю, как буду теперь с этим жить. Но это первый случай за всю мою жизнь, когда милосердие потребовало от меня еще и мужества. И не того мужества, которому меня учили дома, мужества смириться и претерпеть, а того, которое у Поли есть, а у меня не оказалось. Мужества упереться даже ценой жизни. Первый раз за почти полсотни лет я это видела, понимаешь?

– Понимаю, Мариша. Я думаю, она справится. Она всегда вставала после ударов, встанет и в этот раз.

– Не знаю, Левка. В этот раз у нее, кажется, были другие цели.

Следующее утро у князя началось со странного визита. Удивленный Иджен вошел к нему в кабинет и сообщил:

– Мой князь, к тебе мистрис Ранда Атил, с чем-то срочным.

Димитри отложил перо.

– Пригласи ее, Иджен.

Ранда вошла, поприветствовала князя, сказала, что рада видеть его благополучным и считает результаты процесса убедительной победой, - и замолчала.

Димитри выждал несколько ударов сердца.

– Ты принесла что-то трудное, Ранда?
– предположил он мягко.

– Да, Димитри, - ответила она. Взгляд ее был полон благодарности за эту небольшую помощь.

Димитри насторожился. Но дружелюбно предложил:

– Скажи сразу. А потом решим, как быть.

Она медленно вдохнула, собираясь. И на едином выдохе произнесла:

– Исиан Асани здесь.

Димитри поднял брови.

– Вот как... Надолго?

Ранда сделала короткий жест кистями рук, напомнив князю Полину.

– Он сказал, что навсегда. Или пока здесь согласны его терпеть.

Князь поставил локти на стол, сцепил пальцы и посмотрел мимо собеседницы на угол стола.

– Впечатляющий сюрприз, Ранда... Что ты намерена с этим делать?

– Для начала, я сказала об этом тебе.
– Взгляд ее был прям, печален и спокоен.

– Хорошее решение, - одобрил Димитри.
– Он не сказал, в каком качестве прибыл? Он ведь принц одного из ваших Домов.

– Уже нет, - вздохнула она.

Димитри потер висок рукой.

– Ранда, не могла бы ты объяснить мне более подробно его положение?

– Я не вполне поняла его рассказ, и это частное дело его Дома, но выходит так, что он сложил полномочия.

– Изгнан?
– уточнил Димитри.

– Принц Дома не может быть изгнан, - качнула головой его собеседница.
– Он может только уйти сам. Похоже, это и произошло. Исиан оставил Дом, как недостойный его доверия.