Убийство. Кто убил Нанну Бирк-Ларсен?

Снова улыбка, на этот раз немного другая.

— Хорошо, вот краткая версия. Возможно, он держал ее где-то взаперти. Мы не арестуем его, пока не обыщем его квартиру. Не факт, что арестуем после этого.

— Мы читаем газеты, — сказала Скоугор. — Все это нам известно.

— Мне нужны все журналы учета пользования вашими автомобилями за последние два года.

— Зачем?

— Судя по всему, Кемаль пользовался машиной, в которой нашли Нанну. Значит, должна быть какая-то связь…

Хартманн замер и медленно произнес:

— Он не водил эту машину.

— В ваших документах говорится, что участники программы интеграции имеют доступ к вашему транспорту, — возразила Лунд.

— Мы даем машины ролевым моделям программы, но только не новые. Эти мы арендовали всего на несколько недель специально для нужд кампании. Риэ?

Скоугор стояла в стороне, сложив руки на груди, и не испытывала никакого желания участвовать в этом разговоре.

— Риэ!

— Машины для предвыборной кампании должны быть абсолютно новыми, без изъянов, так как это влияет на имидж кандидата. Ролевые модели прекрасно обходятся никому не нужным старьем.

— Погодите-ка, — сказал Хартманн. — Так вы собираетесь предъявить ему обвинение?

— Если у нас будут более веские доказательства, то…

— Но если Кемаль никогда не садился за руль этой машины, как он мог вообще знать, что она наша?

— Может быть… — Она была растеряна, чего он еще ни разу не видел. — Может быть… Я не знаю.

Хартманн уцепился за свою мысль:

— Черные «форды» появились у нас всего недели полторы-две назад, он не мог знать о них. То есть, скорее всего, он не виновен! У нас через пять минут пресс-конференция, что мне, черт возьми, говорить?

— Я не занимаюсь вашими пресс-конференциями, Хартманн.

— Если бы не вы, нам не пришлось бы проводить половину из них! Вы уже ошибались. Какие у вас гарантии, что вы не ошибаетесь сейчас? Как я могу отстранять человека от работы, если у вас даже нет доказательств?

— Я прошу от вас только минимум содействия. В остальном вы делайте свою работу, я буду делать свою.

С этими словами она ушла. Скоугор выжидательно смотрела на него. В соседней комнате нарастал гул — журналисты уже собрались.

Хартманн достал из шкафа новый костюм, чистую рубашку, начал переодеваться.

— Троэльс, — не выдержала Скоугор, — только не вздумай пойти на попятную. Бумаги на отстранение уже готовы. Для твоей же пользы…

— Кемаль этого не делал. — Он радостно ухмылялся, застегивая рубашку. — Это не он.

Тайс стоял у раковины, спиной к жене, с бутылкой пива в руках. Пернилле сидела у стола и не давала ему уйти от разговора.

— Подозревают учителя, — сказала она. — Я слышала в новостях.

Он глотнул пива и закрыл глаза.

— Куда вы ездили? Почему тебя так долго не было?

— Не знаю.

На столе письма из банка, счета, извещения о просроченных платежах.

— Завтра поеду в Хумлебю. Займусь домом.

— Домом? — Она заморгала в недоумении.

— Надо привести его в порядок. Иначе не продать.

Бирк-Ларсен подошел к ящику, который всегда держал запертым на ключ, причем ключ этот Пернилле никак не удавалось найти. Привычка из прошлого. Таких тайников у него было несколько.

Внутри лежали большие листы бумаги — строительные чертежи.

— Вот планы дома. Прости. Надо было рассказать тебе сразу.

— Он был здесь, — проговорила она тихо.

Наброски карандашом. Мертвые мечты.

— Мы говорили о Нанне.

Он развернул еще один лист, разгладил локтем.

— Я благодарила его за цветы в церкви.

Он водил пальцем по чертежам и молчал.

— Он прикасался к ее гробу.

Она посмотрела на свои пальцы. Старое обручальное кольцо, морщины, следы повседневной работы.

— Я прикасалась к нему.

Шелест бумаги, и больше ничего.

Как можно спокойнее она спросила его:

— Почему ты не говоришь со мной?

Его глаза оторвались от размеров, углов и срезов.

— Мы не знаем наверняка.

— Но ты думаешь, это он?

Бесконечный день. Он никогда не умел бриться чисто, а сейчас, к ночи, стал похож на несчастного медведя, потерявшего дорогу обратно в лес.

— Пусть этим занимается полиция.

Ее руки взметнулись над столом, смели чертежи дома, который они никогда не увидят.

— Полиция?

Слезы в ее глазах, гнев на лице.

— Да. Полиция.

На звонки Бенгт по-прежнему не отвечал, в телефоне включался автоответчик. Вибеке вернулась за швейную машинку и колдовала над очередным безупречным нарядом к очередной безупречной свадьбе. Всем своим видом она говорила: «Я так и знала».

— Привет, — сказала Лунд и бросила сумку на ближайший стул.

Ее мать остановила машинку, свернула белую воздушную ткань, сдвинула очки на самый кончик длинного острого носа.

— Если ты хочешь создать семью, Сара, над этим надо работать.

— Я пыталась дозвониться Бенгту. Он не отвечает. Но я звонила.

Ее мать вскинула брови:

— Ха!

— Просто у него гости. Он не слышит звонка.

Вибеке подошла и села рядом с дочерью, на лице ее неожиданно появилось почти виноватое выражение.

— Я знаю, ты думаешь, это из-за меня твой отец ушел от нас.

— Нет.

— Я знаю, что ты так думаешь. Скорее всего, я не могу служить примером…

— Мы с Бенгтом не расстались, мама.

— Да. Но ты не подпускаешь его близко. Он, как и все мы, вне твоей жизни.

— Неправда. Ты ничего не знаешь о наших отношениях.

Вибеке сняла наполовину готовое платье с вешалки, стала проверять строчки.

— Я просто хочу, чтобы ты была счастлива. Хочу, чтобы в старости ты не осталась одна.

— Разве ты одинока?

Вибеке удивленно посмотрела на дочь:

— Я говорю не о себе.

— Я не буду одинокой. И до Бенгта одинокой не была. Почему же вдруг я…

На этот раз выражение лица матери стало более привычным. И определить его можно было двумя словами: вот именно.