Угличское дело. Кинороман

– А что про кречета скажешь?
– спрашивал Рыбка.

– Что было то и скажу.

– Бесценная птица, как бы нам за нее...

– Правителя была птица, за правителя и пострадала...

– И смерть недостойная....Как какая-нибудь тетка курячья.

– Как разница как помирать.

– Не скажи с саблей в поле...Ото дило.

И почувствовал казак угрозу. Не умом или душой, а всей своей прошлой жизнью. Толкнул Каракута и предательская стрела, пролетев между ними, вонзилось в дерево. Вслед за стрелами из-за поворота выскочили всадники, и тут же вскипела короткая яростная схватка. Широкий массивный крест Рыбки принял на себя тяжелую сулицу. Каракут, едва достав из седельной сумы, без замаха, от седла, метнул нож царевича Дмитрия в самого близкого к нему всадника. Нож пробил грудь и разбойник повалился с коня.

– Стой! Рыбка, мой!
– закричал Каракут. Он спрыгнул с коня, вытащил из ножен шашку.

Федор встал за спиной Рыбки и тихо спокойно сказал.

– Мой. Мой.

Рыбка ощерился, но в сторону отступил. Каракут пошел на пешего Николку.

– Жаль что не хозяин твой.
– вслед за этими словами Каракут нанес первый удар. Защищался Николка здорово, головы не терял, но под напором Каракута отступал, пока не споткнулся о мертвое тело своего бойца. Каракут выбил саблю из рук Николки. Тот беспомощно озирался, а Каракут наклонился, чтобы вернуть ему оружие. Николка вытащил нож из груди мертвого пристава и воткнул его в бок Каракута. Но ничего больше сделать не успел. Упокоил его Рыбка выстрелом из пистоли. Круглая тяжелая пуля раздробила Николке череп.

– Ты как?
– Рыбка осматривал окровавленный бок.

– Ничего.
– морщился Каракут.
– Царапнул.

– Царапнул. Говорил, кольчугу поддень.

– Чего теперь... Вот, Пех. Не напьется никак, клоп государев.

ХХХ

Афанасий Нагой отодвинул от себя тарелку с жареным мясом. Сказал купцу Воронину.

– Кусок не лезет. Когда придет?

– Обещался быть, значит будет.

– Что на Москве говорят?

– Разное. Вчера одна жинка дворянская сказывала, что Нагие царевича подменили.

– И что?

– Ничего. Сам спрашивал: что говорят? То и говорят.

– Боишься? Все боятся. Будто чумные, будто нет нас.
– бормотал Афанасий, а когда поднял глаза, увидел перед собой Субботу.

Говорил Суббота.

– А правитель с Думой. Как скоморох на гуслях, что хочет то сыграет.

– Нам чего ждать?

– Врать нужды нет. По монастырям пойдете.

– А патриарх, царь?

– Если бы вы еще заедино держались. На своем стояли. А что теперь сделаешь, когда царица, почитай, на вас навет написала.

– Лжешь! Лжешь! Романовский прихвостень.

Суббота даже не улыбнулся, сказал спокойно.

– Еще раз такое скажешь, башку снесу, падаль.

А вот Афанасий рассмеялся

– А ты не боишься, что мы тебя с собой утянем, драгоценный друг?

– Так если так, тогда плаха. И вам и мне. Жизни точно не будет Ни такой ни этакой. Да и кто вам поверит. Даже я теперь не верю, что с вами когда-то дело имел, драгоценный друг.

ХХХ

Борис Годунов смотрел на Каракута с любопытством. Федор был бледен, но старался держаться прямо и смотреть смело.

– И как тебя теперь звать?
– спросил правитель.

– Каракут.

– Каракут.

– Черный камень.

– Черный камень.

– Казаки покрестили. А мне все равно...Все лучше прежнего. Солнце не застит и дышать легко.

– Черный камень. Что же. Расскажи мне, черный камень, как ты жив остался? На Пеха не похоже. Он точно бьет, архангел Михаил.

– Не добил...Меня Суббота Зотов подобрал. Выходил.

– Зачем же?

– На случай....Не случился случай. Ты Бельского и Мстиславского одолел, вот я ему и без надобности оказался. Он меня в Крым запродал.

– Узнаю Субботу. Своего не упустит...

– Не упустит. Думал так и так подохну, все же незадарма старался. В Крыму на турецкую галеру каторгой называемую посадили.

– Меня небось поминал?

– Какое там. Тело чернеет, а душа светлеет. Позабыл я тебя совсем.

– Ой ли.

– Даже когда сахбан-надсмотрщик спину кошкой драл, а потом раны солью набивал. Что же. Выл я, скулил. От голоду беспамятел, но не в тебе видел причину своих бед.

– Тогда в чем же?

– Разве виноват ты в том, что царь Иван до жинок охоч был. А детишек, кои у него на стороне появлялись, как котят слепых топили. А меня мать уберегла...Спасла...Никто не знал, пока царь Иван не умер. А мать моя стала говорить, что есть другой Федор царевич, куда как для царской доли приспособленный. И если бы царь Иван знал...

– А он не знал.

– Куда ему до тебя. Он царь Всея Руси. Грехов своих пленник, а ты своих повелитель. Зачем тебе второй Федор да и Дмитрий незачем.

– Тебя послушать, так у меня дьявол на побегушках. Не я Дмитрия. Падучая его в могилу свела.

– Не ты.
– согласился Каракут.
– А все ж таки ты.

– Вот как. Что же. Тогда поведай как такое могло быть.

ХХХ

Борис Годунов смотрел как медленно и согнувшись шел по двору Каракут. Пех спросил.

– Отпустишь его, правитель?

– Он не страшен. Байстрюк царя Ивана Федор Кашинский вот тот страшен был. А казак Федор Каракут...А он знает, что ты там был?

– Жильцы...Пожалел.

– Не жалей больше...Тебя никто жалеть не будет.

Пех медленно склоняет голову перед правителем.

ХХХ

В Грановитой Палате зачитывал Василий Шуйский приговор великого посольства.

– По злому наущению Нагих и поддавшись искушению дьявольскому, Углич восстал на государя. Разбил его казну и людей служивых побил. За то достоин самого сурового наказания.

– Что предлагаешь, князь Василий?
– спросил правитель.

– Не мне государю советовать. Пусть за меня дела его славных предков скажут. Когда новгородцы, договоры и клятвы нарушив, поднялись против законной власти, государь наш Иван 3 Великий всех новгородцев во внутренние области переселил, а на их место людей московских водворил. Тем самым навсегда даже мысль о былом новгородском своеволии изжив.

– Что Дума скажет?
– спросил царь Федор

Зазвучали голоса.

– Правильно.

– Покарать.

– Перебрать угличских людишек.

Федор Никитияч решил подняться.

– Куда ты, Федор Никитич.

– Пусти, Суббота. Дозволь,государь?

– Говори, Федор Никитич.

– Что ж мы, лучшие люди, как овцы блеем единогласно. Другой голос тоже нужен.

Правитель понимающе усмехнулся.

– Слушаем другой голос.

– Наказать примерно нужно, но весь город мучить? Хорошего посадского мастерового из шапки не вытрясешь. Это еще поискать нужно.

– Прав, Федор Никитич. И я так мыслю. Наказывать так надо, чтобы прибыток были или в крайнем случае кой-кому наука. А головы бессмысленно рубить? Разве мы этого не видели? Не страдали? К чему привело? А здесь прибыток прямой. У нас Сибирь пуста земля. Жизнь там тяжела. И двумя калачами не заманишь. Так что так. Или людей спасать, или от Сибири отказаться. Тем более что и в за правду винные они перед государем.