Угол покоя
Шрифт:
– Что все на ней делают, то и я, – отозвался Деннис. – А что вы на ней делаете?
– Везу к себе жену.
– Э?..
Он перевел в почти полной темноте взгляд на Сюзан, и она слегка ему улыбнулась. Он временно лишился дара речи, а пассажиры подле него, над ним, в окнах позади него с великим интересом смотрели и слушали. За ними синели пространства между вершинами, по стенам каньона шли глубокие морщины, словно прочерченные мягким угольным карандашом. Коляска колыхалась и кренилась в разные стороны, Сюзан держалась, Оливер прощально поднял хлыст и стегнул лошадей. Оливер и Сюзан опередили дилижанс, оставили позади подъем и с четверть часа
– Кто это был? – спросила Сюзан, почувствовав, что так он ей не скажет.
– Деннис Магуайр. Он правил дилижансом прошлой весной, это у нас была знаменитая поездка: тринадцать дней вместо четырех.
– А что значит “в Старухином Рукаве искупаться”?
– Мы застряли из-за разлива рек. Я тебе об этом не писал?
– Ты никогда мне ни о чем не пишешь. Ты только написал, что ехали долго, но не объяснил почему.
– Мы два дня ждали, чтобы вода сошла, но из-за дождя она только прибывала. Наконец мы вдвоем, я и один по фамилии Монтана, сели верхом, он на правую из средней пары, я на левую ведущую, и вперед через реку, без этого они артачились. Десять секунд – и все шесть лошадей плывут. Холодно? Еще как. Я оглядываюсь и вижу, как поплыла эта старая колымага, люди из нее на крышу полезли, ну прямо крысы из горящего амбара. Довольно весело было.
– Но ты справился.
– Нет, – сказал он. – Утонул в Старухином Рукаве в двадцать девять лет. Тело так и не нашли.
Небо позади его профиля стало синевато-серым над бледными снеговыми зубцами. Она не увидела его улыбки – казалось, услышала ее.
– Хорошо, что ты мне про это не написал, – сказала она. – Я бы перепугалась до смерти.
– По-моему, ты не так легко пугаешься на самом деле.
В темноте, вернее, при свете одних звезд она перестала пытаться что-нибудь увидеть. Все кости ныли от усталости, она расслабленно качалась, сгорбившись под одеялом и обернув ноги меховой полостью. У размытого участка дороги сидела в стылом оцепенении, пока Оливер зажигал фонарь и осматривал место. Она полностью отдала себя в его руки, она послушно вышла из коляски и плелась за ней, пока он вел лошадей через опасный участок.
– Хорошо, что темно и ты не видишь, – сказал он. – Это место как раз для “Леслиз”. Две разбитые повозки и три дохлые лошади ниже по склону.
– Долго нам еще ехать?
– До Фэрплея час, не больше.
Он правил одной рукой и обнимал ее другой. Ветер вздыхал и пришептывал, как некое потерянное создание. Темные силуэты хвойных деревьев упирались в небо, полное громадных холодных звезд. Лошади брели вперед, терпеливо и нескончаемо.
– Помнишь Похоронную Процессию? – спросила она после долгого молчания.
– Кого?
– Лошадь миссис Эллиот.
Он рассмеялся.
– Эти плохие, но не настолько. Потерпи, уже совсем скоро.
Они тащились по темной дороге, которая сама словно блуждала среди чего-то сотворенного лишь наполовину, – и вдруг за поворотом, обогнув заслон из деревьев, были встречены огнями и звуками. Улица поселка оказалась на удивление полна людьми. За каждой третьей из дверей, похоже, действовало питейное заведение, свет оттуда трапециями ложился на деревянные мостки, приподнятые над грязью. Она услышала – подумать только! – пианино. Из открытых дверей валил густой перемешанный мужской гомон.
– Тпру, – сказал Оливер. Его поднятый фонарь светил на бревенчатую стену и на край соломенной крыши. Он отдал ей вожжи. – Подожди минутку.
Он тяжело спрыгнул с коляски. Она сидела на высоком сиденье, слушая звуки поселка, долетавшие сзади с улицы, прислушиваясь к животным, которые топтались в скрытом от ее глаз загоне. Запрокинув голову
и вглядываясь в темную синеву купола, усеянного миллионами огней, которые были крупнее и ярче всех звезд, что она когда-либо видела, она чувствовала, что горы дышат ей в лицо своим древним и пугающим холодом.Открылась дверь, за ней горел фонарь, другой фонарь, качаясь, двинулся к ней, от него на доски ложились тени движущихся ног. Одна из лошадей фыркнула, и это был словно вздох ее собственного облегчения.
Конюх отцепил постромки и увел лошадей. Оливер помог Сюзан слезть, подхватил багаж, а фонарь отдал ей.
– Сможешь нести?
– Конечно.
– Мы в гостиницу, это пара шагов обратно.
Улица была грязная и изрытая колеями, но он повел Сюзан по ее середине, и она с благодарностью поняла, что он хочет держаться подальше от мужчин на дощатом тротуаре. Вывеска над окном, где от лампы на мостки падала тень пальмы в горшке, а внутри виднелись головы мужчин в шляпах, гласила: гостиница. Он ввел ее в помещение – там стоял дым, на стене висел американский флаг, с полдюжины мужчин курили, сидя на стульях, другие толпились в баре в соседней комнате, лампа отражалась в латунных плевательницах. Оробевшая, отупевшая от усталости, она стояла и моргала. Ей слышно было, как примолкли голоса, она почувствовала, что на нее смотрят. Она позволила Оливеру взять у нее фонарь.
За письменным столом, отсекавшим по диагонали один из углов, молодой человек в полосатых нарукавных подвязках встал и положил газету. Он сфотографировал Сюзан одним немигающим взглядом.
– Очень жаль, друзья, – сказал он. – Номеров нет.
– Я заказал предварительно, – сказал Оливер.
Взгляд гостиничного служащего, которым он удостоил Оливера из-под пухлых век, выражал вежливый отказ. Улыбаясь официальной улыбкой, он посмотрел сначала на Оливера, потом на Сюзан, потом опять на Оливера. Развел руками.
– Рад бы, да не могу. Отдал последний номер два часа назад.
Чуть поддаться – и разочарованная слабость в мышцах Сюзан уступила бы место панике. Где преклонить голову в этом диком месте, полном грубых мужчин? В конюшне? На сеновале, в кормушке? У лошадей тут, скорее всего, так же туго с пристанищем, как у людей. Она ухватилась за Оливера, который жестко, требовательно смотрел на служащего.
– Если вы так поступили, – сказал он, – то вы отдали номер, который я заказал для себя и жены два дня назад. Моя фамилия – Уорд. Я заплатил пять долларов задатка.
При слове “жена” Сюзан снова почувствовала на себе взгляд служащего – словно ночная бабочка мазнула по лицу. Только сейчас она поняла, за кого служащий ее принял, и, холодея от гнева, она сказала:
– Может быть, тут есть еще одна гостиница? Честно говоря, я бы предпочла другое место.
– Погоди, – сказал Оливер. Затем подчеркнуто терпеливо обратился к служащему:
– Я был здесь позавчера и заказал номер на двоих, заказ принял человек с дергающимся лицом. Есть у вас такой?
– Да, Ремпл. Но…
– Я заплатил пять долларов задатка. Расписался в журнале. Он у вас? Дайте посмотреть.
– Я вам, конечно, дам посмотреть, – сказал служащий, – но говорю вам, мистер Уорд, у нас все занято. Какая-то ошибка.
– Безусловно, ошибка.
Оливер взял журнал и повернул к себе. Перелистнул страницу назад. Читая мимо его локтя, Сюзан увидела его фамилию и знакомую подпись, сквозь них шла карандашная черта.
– Вот, – сказал Оливер. – Кто нас вычеркнул?
– Не знаю, – ответил служащий. – Я только знаю, что у нас ни единой кровати нет даже для одного. Ничего не могу предложить, разве что в холле на полу расстелитесь.