Укради мою любовь
Шрифт:
Десертная вилка на столе дернулась и повернулась в сторону капитана, точно указующая стрелка компаса.
Мадлен вздрогнула и с подозрением покосилась на Курта, который увлеченно ел овсяную кашу. Не отрываясь от завтрака, он выудил из внутреннего кармана пиджака коробочку, перевязанную розовым бантом, и положил перед Мадлен.
— Что это? — холодно спросила она.
— Шоколад, — ответил Курт. — Слегка подсластить начало дня. И взятка.
— За что? — поинтересовалась Мадлен, потянув тонкую атласную ленточку.
— Сходи со мной сегодня в порт. Мне привезут еще одну партию шелка, а твои прекрасные
Она аккуратно достала конфетку двумя пальчиками и положила в рот.
— Слишком сладко, — сказала, прожевав. — И липко. Там вишневый ликер?
— Коньяк, — обиженно возразил капитан.
— Я предпочитаю горький шоколад.
— Учту, — пообещал он.
— Ладно, — вздохнула Мадлен. — Я схожу с вами в шумный и отвратительно воняющий рыбой порт, капитан, если вы пообещаете вести себя прилично.
Курт, который сегодня застегнулся на все пуговицы, послушно кивнул, но его глаза подозрительно заблестели.
— Это будет непросто, — вздохнул он.
— Потому что вы хам.
— Потому что тебя так и хочется пощупать, — осклабился Курт. — Но я постараюсь держать себя в руках.
Мадлен закатила глаза и съела еще одну конфетку. Поморщившись, запила ее чаем. А Коста, пристально глянув в темный угол, многозначительно кивнул в сторону. Если с Элис они все более-менее выяснили, то с Реджиной ему еще предстояло поговорить.
Он нашел темную каморку рядом с кухней, и вскоре перед ним выросла алая дама.
— Мне неприятно находиться рядом с вами так близко, эльен, — проворчала она, опять прикрывая глаза. — Так что давайте быстрее, что вы там хотели.
Красивая. Статная. Вызывающе яркая на его вкус, но, видимо, Лувий эль Брао считал иначе.
— Повлияй, пожалуйста, на Элис, чтобы она согласилась переехать в белый замок хотя бы на пару дней, — попросил Коста. — Готовится что-то плохое, а черный дом стоит на линии ритуала.
— Хорошо, — неожиданно легко согласилась Реджина. Он-то готовился уговаривать и угрожать, если придется. — А ты не тормози и прижми уже мэра. Лучше действовать превентивно, а не ждать, пока он закончит свои ритуалы.
— Сам знаю, как мне действовать, — взбрыкнул Коста. — Я вроде бы не просил советов от призрака.
— Вот и зря. Тебе бы советы не помешали, — с легкой насмешкой сказала она.
— Ты о чем сейчас? — уточнил он. — Ты что, подглядывала за нами сегодня утром?
Реджина ахнула.
— Вы, похоже, не имеете никакого понятия об элементарной деликатности, эльен! — возмутилась она. — А в вашем воспитании имеются вопиющие пробелы. Ваш слуга, что пытался попрекать Элисьену педагогическими упущениями, должен посыпать седую голову пеплом и плакать от раскаяния, мук совести и невозможности исправить ошибки прошлого…
— Прошу прощения, — сказал Коста. — Мое предположение было оскорбительным.
— Тем более, было бы там за чем подглядывать, — фыркнула алая дама. — Раз-два — и готово.
Она растворилась за засолками, оставив Косту наедине с коктейлем чувств от бешенства до смущения, дверь скрипнула, и служанка уставилась на него в немом удивлении.
— Много огурцов, — сердито пробормотал Коста, выходя мимо нее из кладовки. — Отличные запасы.
Он пообещал вскоре вернуться, надеясь, что к тому времени алая дама выполнит
поручение, и Элис соберет вещи. Если же не успеет — в белом замке есть все необходимое. К тому же Лисичка, как выяснилось, любит спать без белья, что Коста целиком и полностью одобрял.Диер, узнав, что Элисьена эль Соль и ее маленький сын могут переехать уже сегодня, чуть не упал в обморок от восторга.
— Комнату для эльены подготовь рядом с моей, — приказал Коста.
— Я в вас не сомневался, мой господин, — заговорщицким тоном сообщил Диер.
Он тоже не сомневался. Раньше. До разговора с алой дамой в каморке с огурцами. Но Лисичке понравилось, не стала бы она врать. Лучше, конечно, закрепить успех. Без всяких надсмотрщиков.
— Детскую спальню сделай в том же крыле. И смежную комнату для гувернантки, — добавил он.
— Не думаю, что в гувернантке есть необходимость, — недовольно начал Диер и, сняв очки, протер и без того чистые стекла.
— Не будем давить, — сказал Коста. — Действуем мягко, но настойчиво.
Диер понятливо кивнул и, многозначительно подмигнув, водрузил очки назад на костлявый нос.
Раздав поручения, Коста направился в свою комнату и вынул из тайника кулон. Подставив его солнечным лучам, вгляделся в словно бы пульсирующую сердцевину. Чисто теоретически, мог бы Лувий эль Брао заточить в кристалл бессмертную душу возлюбленной, бросившей его ради другого? Коста таких заклятий не знал, но он и не искал. Сама суть искры, дарованной эльенам, противоречит злу. Зеленый камень в его руках искрился и переливался, и слегка согрел ладонь энергией, заключенной в нем. Повесив кулон на шею, Коста спрятал его под рубашку и направился прочь. Уже у дверей его перехватил Диер и сунул в руку несколько писем.
— Это то, что искала госпожа. — сказал он. — Письма Лувия Заккари Кристиана эль Брао, которые его возлюбленная вернула после расставания. Там есть весьма поэтичные обороты, которые и вам не помешало бы использовать в разговорах с дамами.
— А толку? — Коста взмахнул конвертами перед носом Диера и, спрятав их в карман брюк, похвастался: — Его бросили, а меня любят.
Элис призналась ему в любви, и он собирался хранить это воспоминание как драгоценность: рассыпавшиеся по подушке рыжие волосы, затуманенные от страсти глаза, нежная кожа словно светится в лучах утреннего солнца, губы влажные от поцелуев. А потом тихий вздох: люблю… Сейчас Коста впервые жалел, что боги обделили его талантом живописца. Он нарисовал бы ее такой. А быть может, на летней террасе, в светлом платье, подчеркивающем ее изгибы, с улыбкой женщины, которая любима и прекрасно знает об этом.
Но раз уж рисовать он не умеет, то лучше сделает ей побольше детей. Быть может, уже получилось?
Сперва же надо заняться другими, менее приятными делами. Алая дама посоветовала выступить превентивно, и Коста был с ней согласен. Мэр казался очень подозрительным, и лучше его обезвредить заранее.
Вилара шумела на разные голоса: чирикали пташки, переругивались мужики, стучали копыта, а за всем этим гомоном равномерно шипело море, и вся какофония звуков складывалась в симфонию жизни. По пути в городскую управу Коста решил свернуть к приставу, а вернее — к его очкастому помощнику Патрику, от которого явно было больше толку чем от разжиревшего начальства.