Укрощение строптивого лига

— У меня нет особого таланта, — неожиданно признался он и поник.

— Когда, Леаф, влюбишься — появится. Тем более, что Вера — сердцеедка, — не унимался Райский, продолжая забавляться над простоватый рафином, воспринимавшим его слова всерьез.

— Правда? — гость совсем смутился.

Я гневно посмотрела на Тирса. Да за такие издевки глаз ему выцарапать мало, но неожиданно рафин восхищенно произнес:

— Ох, Тирс. Когда вы с лиерой Верой смотрите друг на друга, чувствуется взаимное притяжение сердец.

Мы с Райским удивленно переглянулись, и я поспешила скривить недовольную мину. Вот еще. Сдался мне этот выскочка!

— Да-да, понимаю, — залепетал смущенно Левф. — Это пока тайна. Обещаю хранить ее! — Он улыбнулся и поклонился, почти бесшумно покинул ложу.

— Надо уходить, — сердито бросил Тирс, как только закрылась дверь. — Иначе в антракте нам прохода не дадут.

— И нужно было ехать сюда? Будто не знали, что нас ждет?

— Я надеялся, что вы будете скромны и молчаливы.

— Беру пример с вас.

— Я-леер!

— Ох, ох, ох! — покачала я головой. — Если мне нужно изображать лиеру, может мне еще в обморок упасть, чтобы продемонстрировать хрупкость и ранимость?

— Падайте.

— Что?!

— Падайте. Я подхвачу вас — и мы покинем оперу. Ну, же!

— А поднимите?

— Я — из рода лигов, — самодовольно ухмыльнулся Тирс.

— Мне это ничего не говорит, — пробурчала я. Тогда он протянул руку мне под нос, и за мгновение его ухоженная кисть раздалась в ширину, покрылась густым золотистым мехом, а потом начали прорастать огромные когти.

— Едтит твою мать! — ошарашено выпалила я и начала съезжать с кресла.

— Вам нужно тренироваться более изящно падать в обмороки, — Тирс сидел напротив в кресле скаперта и бесцеремонно смотрел на меня.

— Покажете пример? Кстати, а почему вы тогда были котом?

Он поморщился.

— Называя меня котом, вы делаете то же самое, когда называете волка болонкой.

— Я всего лишь спрашиваю о том, что видела. Или вас следует называть маленьким львом? — не удержалась от колкости.

— Иногда лучше просто помолчать.

— Не буду!

— Вера, вы сами страдаете от своего характера. Простите, но я же видел, что вы в том мире одиноки. А ведь вам сколько?

— Простите, но при всех ваших достоинствах, не могу сказать, что и ваш выбор Мелии в невесты был верным. Это скорее от отчаяния.

— Вам нравится говорить гадости?

— Я всего лишь возвращаю те же эмоции, которые дарите мне вы. Это как отражение в зеркале. Если утром встанете, улыбнетесь и пожелаете хорошего дня, то получите то же самое в ответ. А если покажете кулак…

— Двинете кулаком? — улыбнулся он и пронзил на меня обволакивающим взглядом ловеласа.

— Я не торговка, чтобы размахивать кулаками, — я отвернулась.

— Тяжело привыкать к новому миру, но ваш дом здесь.

Я молчала.

— А еще я удивлен, но викартесса отнеслась к вам с радушием и от всего сердца.

— Она просто помогает вам.

— Нет. Она может быть вежливой, но холодной. И уж точно не берет непонравившихся особ за руки. Тем более, без перчаток.

— А викартесса тоже лиг?

— Этот дар передался мне по материнской линии.

— А от отцовской?

— Титул, состояние и счастливое детство.

— У меня тоже детство было счастливым, — я неожиданно прослезилась. — Я хочу домой.

Платка в сумочке, как у викартессы, у меня не было, и пришлось вытирать слезы тыльной стороной кисти.

— Ох, Вера, — Тирс протянул свой батистовый платок с едва уловимым ароматом хвои.

Я была благодарна, что он в очередной раз не вставил остроту, а просто ехал молча, задумчиво глядя в окно.

Глава 8.2

— Вы приехали! — обрадовала викартесса. — Как все прошло?

— Опера Вере понравилась, однако, к сожалению, мы не смогли дослушать ее до конца. Болтливый рафин Никарский самым наглым образом явился в ложу и начал задавать вопросы.

— О Вере?

— Конечно. Теперь во всех салонах только и будут судачить о некой лиере Вере — покорившей викарта Нормер Рийского и потеснившей Мелию.

— Это даже хорошо, — задумчиво ответила Эдалина. — Теперь, чего бы Мелия ни рассказывала, ее слова будут воспринимать как ревность и намеренное очернение соперницы.

Тирс кивнул.

— А ваша настоящая пассия не устроит скандал? — дернуло спросить меня. Понимаю, вопрос бестактный, но мне ревнивой Мелии хватило. Эдалина растерялась. А вот Тирс честно ответил:

— Я не обязан быть верным содержанке и думать о ее чувствах. Единственное, что должен, так это быть щедрым.

— А меня не посчитают очередной вашей содержанкой? — насторожилась я.

— Вы же отказались представить меня, назвали только мое имя.

— Тирс?! — зашипела Эдалина, краснея от ярости. — Что это значит?! — От ее голоса мне стало страшно. Рычаще-шипящий, принадлежащий мощному зверю. И тут на моих глазах, черты лица викартессы медленно поплыли. Переносица начала расширяться, а челюсть чуть выдвинулась вперед…

— Мама, вы останетесь без платья! — спокойно заметил Райский. И, о, чудо

— это остановило преображение викартессы. — И мама, сама знаешь, что это глупость. Вера живет в нашем доме, она наша гостья.

Сделав два глубоких, быстрых вздоха, Эдалина вернула себе привычные человеческие черты и выпалила:

— Сразу после возвращение Вере титула, ты женишься на ней! — голос ее все еще оставался сиплым. — А иначе пожалеешь о своей выходке!

Тирс стоял, будто проглотил палку. Держал лицо, но видно же, что он не так уж и хладнокровен. И вообще, я, конечно, благодарна викартессе за заботу, но за такого придурка замуж не пойду.

— Произошедшее прискорбно, — вклинилась в их ссору. — Однако своим супругом я викарта Нормер Рийского не вижу! — отчеканила и направилась к лестнице. В тишине, под взглядами хозяйки дома и ее сына, поднялась по ступенькам и свернула в коридор.

Хорошая акустика донесла до меня голос рыжего:

— Мама! — Тирс бросился за ней и принялся что-то горячо объяснять, а она быстро шла и не обращала на него внимания. Интересно, чем это она его так напугала? Мною что ли? Не дамся!