Укрощение строптивого лига

Поскольку на бал нас вез водитель, он и теперь управлял скапертом. А Тирс сидел напротив меня и сверлил взглядом, от которого становилось неловко и бросало в жар. Поэтому я старалась на него не смотреть и изо всех изображала равнодушие. Но боковым зрением то и дело наблюдала, как на его губах мелькает довольная улыбка. Кажется, этот выскочка решил, что я в него влюбилась. Дурак! Я же не в лига обернулась. И вообще, я просто люблю кошек. Он-то тут причем?! Но самодовольный Рыжий не желал замечать очевидного и теперь, похоже, гордился собой.

Эдалина держала меня за руку, поглаживала, и мне на миг подумалось:

«А, может, ну ее, эту гордость? Ерепенюсь, пытаюсь быть гордой, но что, если можно сдаться, и все будет хорошо?» И тут же жизненный опыт ехидно напомнил:

«Ну, а ты подсчитай, сколько раз так же думала, а потом приходилось собирать сердце из осколков?» Поэтому я все же приняла решение держаться от красавца Тирса подальше. Не хочу, боюсь влюбиться и потом страдать.

По приезде в особняк, меня отмыли, нарядили. Также привели в божеский вид Мриту. Правда, одежду ей выдали скромную, но добротную. Однако она и этому радовалась и считала платье роскошнейшим нарядом. Смотреть, как она крутилась перед зеркалом и любовалась раздувающейся при движении юбкой, было приятно. Я улыбалась, а потом, заверив, что после сна обязательно переговорим, отправилась спать.

Лежа в резной кровати, на мягчайшей перине, я вспоминала, что произошло со мною за день, вздыхала и не могла заснуть. Вертелась, разглядывала интерьер, но сон все не шел.

Пришлось позвонить в колокольчик и попросить служанку принести успокоительного. Ер Агарт должен был приехать чуть позже.

После успокоительных капель немного успокоилась и, еще раз поблагодарив всех богов за то, что все завершилось замечательно, закрыла глаза. И едва стала впадать в сон, уловила рядом с кроватью шорох.

— Кто здесь?! — я подскочила и начала озираться по сторонам. Испытывать судьбу не хотела, поэтому откинула одеяло, опустила ноги на пол, чтобы предупредить Тирса… Сделала шаг… И услышала за спиной утробное:

— Во-о-у-у!

В три прыжка отскочила к противоположной стене, вскинула руку для защиты… и раздался такой треск, что я заорала во все горло. А мне в унисон раздавалось душераздирающее:

— Во-о-у-у!

За ером Агартом помчался Тирс. Ради меня он, уставший, запрыгнул в портал, забрал в Диртии лекаря и сразу же рванул обратно. Такой сильный у меня был стресс.

Еще бы, когда на твоих глазах комната покрывается изморосью, трескается пол, и мгновенно замерзает нос от холода — как раз подходящее время для утешения собачьим призраком, пытающимся подойти и ткнуться мордой в колени.

Глава 33

Стоило увидеть Веру целой и невредимой — гора упала с плеч. А каким взором она смотрела на меня, приникнув к решеткам? Будто я был не пугалом обряженным, а героем в картиллюзе любовного романа. Сколько восхищения, удивления и радости читалось в ее глазах!

Злость моя прошла, однако Вере следовало преподать урок. Именно поэтому я не успокоил ее, не подал знака, что все хорошо, а предоставил возможность хорошенько подумать: чем мог обернуться ее необдуманный поступок.

Да, Вера мучилась догадками, переживала, мерила шагами камеру. Босые ноги ступали тихо, но я слышал. Слышал и ее тяжкие вздохи, и приглушенные всхлипывания. Когда она бывает такой ранимой — невозможно на нее сердиться. Ведь слезы этой упрямой, дерзкой, исполненной достоинства попаданки искренни, в отличие от лиер, привыкших пускаться в рыдания по любому поводу.

Когда викартесса, Эдер и остальные явились в околоток, я лишь делал вид, что разгневан. Вера стояла посреди зала, теребила бахрому рваной юбки и была не похожа на саму себя. И смотрела так же, как сероглазая глазастая кошечка. Я не мог смотреть на нее грозно — губы сами растягивались в улыбке.

Пользуясь тем, что старикашка Спаст в хорошем настроении, спросил о причинах случившегося на балу. А услышав объяснение мага, я едва не выдал себя. Так и рвалось с языка обратиться к ней — влюбленная кошечка.

О, как Вера покраснела! Как упрямо поджала губы! Да она будет на смертном одре отпираться, лишь бы сохранить гордость.

По дороге в охотничий домик я всячески испытывал Верино терпение. Смотрел на нее чувственно, ехидно улыбался, и, судя по тому, как она отмалчивалась и избегала смотреть мне в глаза — да, она влюблена в меня!

Я был доволен. Очень. Простыми словами и не объяснить, что испытывал. Несомненно, гордость за себя. Ведь приручить строптивую Веру — сравни тому, чтобы приручить крылатого индара.

После того, как она узнала, что подвеска в безопасности, что все хорошо, и никто не пострадал, выдохнула с облегчением. Неловко извинилась за доставленные хлопоты и, сославшись на усталость, отпросилась в свои покои. О, какой кроткой и милой была Вера! Чувствовала, что я догадываюсь о ее чувствах, поэтому, избегая поднимать на меня глаза, смотрела то в угол, то в пол. О, Альдера! Да она даже умеет трепетать ресницами!

Я чувствовал подъем духа, радость от удачного завершения сложнейшего дня. И в честь таких событий смаковал мернское вино, когда из покоев Веры раздался отчаянный крик. А потом стена молниеносно покрылась инеем, затрещала и начала трескаться…

Меня сковала пугающая мысль: еще одно покушение! Почему-то я даже не допускал, что это проявление ее дара. Хотя, после всего произошедшего с Верой на балу, не удивительно, что я стал мнительным и подозрительным.

Мы ворвались в Верины покои и увидели ее с покрытыми инеем волосами, побелевшими ресницами, забившуюся в угол. А рядом с ней призрак огромного белоснежного пса. Он сидел рядом с ней и пытался опустить голову на ее колени. А она робко отмахивалась покрасневшими от холода пальцами и тихо шептала:

— Кыш! Кыш, противный пес!

А призрак в ответ обиженно скулил:

— Во-о-у-у!

Сначала я подумал, что Вера от ужаса поседела, но теплый воздух из коридора смешивался с холодным из покоев, и буквально за мгновения на волосах Веры заискрились мельчайшие росинки. Это было необычайно нежно, изумительно и даже волшебно.

— Сегодня удивительный день, — задумчиво произнес Спаст, когда Веру успокоил ер Агарт, и она уснула.

— Верно, — согласился Эдар, приходивший себя после труднейшего дня.