Умершее воспоминание

Я не уверен, что этот поцелуй длился дольше трёх секунд, но он был лучше моих поцелуев с Чарис, с Кортни, с Дианной…Он и не мог быть хуже их всех вместе взятых, он не мог быть хуже, чем всё остальное в мире.

Когда я отстранился, Эвелин с удивлением смотрела на мои губы. Теперь она была красная, как варёный рак, и я, почувствовав её смущение, виновато улыбнулся. Не ответив на улыбку, она быстро отвернулась к телевизору и, спрятав лицо в кружке с какао, всецело посвятила своё внимание фильму.

А я сидел как парализованный и смотрел перед собой бессмысленным взглядом. Эвелин сказала, что любит меня. Эвелин так и сказала, она сказала, что любит меня! Разве не это я хотел услышать с того самого момента, как признался самому себе в наличии чувств к ней? Разве теперь я не счастлив? Наверное, этот самый паралич после осознания того, что твоя самая заветная мечта воплотилась в реальность, и есть настоящее счастье… Наверное, я просто ещё не до конца понимал то, что произошло. Наверное, мне нужно немного времени для того, чтобы обдумать всё и свыкнуться с этим.

После минут пяти молчания, которые показались целой вечностью, этот странный паралич прошёл, я начал стыдиться и смущаться. Мой поцелуй показался мне каким-то грубым, резким, совсем не привычным для Эвелин. Мы сидели молча, да я и не хотел ни о чём говорить из-за необъяснимого чувства стыда. Особенно не хотелось говорить о поцелуе.

Фильм кончился, затем кончился ещё один, и ещё… Всё это время мы с Эвелин, разумеется не молчали: мы говорили о разных вещах, и каждый из нас будто бы старательно обходил стороной обсуждение того, что произошло между нами несколько часов назад. С одной стороны, молчание, конечно же, облегчало груз моих мыслей, но с другой, мне казалось неприличным просто молчать. Но если и говорить, то с чего начать разговор?..

— Уже поздно, — улыбнулась Эвелин, посмотрев на время, и сонно потянулась. — Может, будем ложиться спать?

— Давай.

— Можешь лечь в спальне Уитни. Там чисто и удобно.

С неприязнью вспомнив о сестре Эвелин, я сморщил нос и сказал:

— Если ты не против, я постелю себе прямо здесь, на диване.

— Как тебе будет угодно. — Она выключила телевизор, после чего взглянула на меня и добавила: — Идём ко мне в комнату, я дам тебе постельное бельё.

Получив от Эвелин простыню, подушку и одеяло, я слабо улыбнулся и кивнул. Она стояла у своего письменного стола и глядела на меня с какой-то робостью.

Не зная, что и сказать, я молча побрёл к выходу. Но тихий голос Эвелин заставил меня остановиться:

— Логан.

Обернувшись, я посмотрел на неё. «Что она хочет сказать? — подумал я. — Что-то о поцелуе? Или, может, она хочет взять обратно свои слова о любви? О боги! Что же она хочет сказать?»

Улыбаясь, Эвелин подвинула свою тетрадь ближе к краю стола и сказала:

— Спокойной ночи.

Поняв всё без лишних слов, я взял со стола тетрадь со знакомой обложкой и, тоже улыбнувшись, пожелал Эвелин сладких снов.

Оказавшись внизу, я постелил себе на диване и, забравшись на него с ногами, испытующе посмотрел на тетрадь. В груди поднялась волна уже знакомого волнения, я почувствовал, как в висках с силой забился пульс. Протянув к тетради дрожавшую руку, я открыл её на последней исписанной странице. Новое стихотворение красовалось под названием «Что делает мою жизнь прекрасной».

Как хорошо, что мы живы, что молоды,

Что видим далёкие звёзды в ночи,

Что в зимние дни нам до ужаса холодно,

Что летом нас тёплые греют лучи.

Как хорошо, что мечтать мы умеем,

Что любим рассветы на крыше встречать,

Что годы несутся вперёд всё быстрее:

Так меньше приходится праздники ждать.

Как хорошо, что мы ценим прекрасное,

Ловим полёт каждой мысли своей,

Умеем не тратить минуты напрасно

И плещем фонтаном блестящих идей.

Как хорошо, что для наших сердец

Нет ничего, холоднее огня.

Как хорошо, что не близок конец,

Как хорошо, что ты любишь меня.

========== Глава 18. “Дьявол в юбке” ==========

Полночи смеялся,

Полночи плакал,

Полночи ловил стрекоз.

Я так испугался,

Что ты исчезнешь,

И снова к тебе приполз.

Михаил Светлов

И что это я делаю здесь, перед такой знакомой дверью, один среди улицы, объятой ночными сумерками? Не помню. Помню лишь, что выпил пару рюмок в каком-то баре, а всё остальное плавало в неразборчивом мутном тумане.

Что ж, ладно, я уже здесь. А это значит, что всё, что мне остаётся, это нажать на звонок. С трудом подняв руку, я прислонил палец к кнопке звонка, но не нажал на неё. Наверное, неправильно это всё, наверное, надо развернуться и уйти, оставив всё, как есть, не пытаясь ничего исправить. К чему эти бессмысленные хватания за прошлое? Разве там было лучше, чем сейчас, в настоящем?..

Ну, разумеется, лучше! Я не смогу с этим поспорить, ни один человек не сможет с этим поспорить. Если настоящее тяготит нас хоть чем-то, хоть самым маленьким грузом забот, а будущее страшит, обещая мало хорошего, то самым лучшим временем нам кажется прошлое. Да, именно там мы были счастливы.

Я не успел опомниться до того момента, как мой палец как-то самостоятельно нажал на звонок. Я вздрогнул от неожиданности, но решив, что упущенное мгновение уже не вернёшь, нажал на звонок ещё и пару раз ударил по двери кулаками.

Когда та открылась, я рассеяно улыбнулся, а адресат этой улыбки почему-то сердито сдвинул брови.

— Мне кажется, в прошлый раз мы сказали друг другу даже больше, чем нужно было, — прозвучал натянутый от напряжения женский голос.

— О, нет, Дианна, — проговорил я, качая головой, — я чувствую, что мне столько, столько всего нужно тебе сказать…

— Ну, ты много всего можешь сказать, когда пьян.

— Я не пьян.

— Если ты пришёл спорить — катись дальше. Ничего тебя здесь не держит.

Прелестная Дианна хотела закрыть дверь, но я помешал ей сделать это и, войдя в прохожую, захлопнул за собой дверь.

— Если бы меня ничего здесь не держало, — начал я, в упор глядя на испуганную девушку, — меня бы здесь и не было сейчас. Неужели ты не понимаешь, из-за чего я приехал к тебе?

Она молча смотрела на меня.

— Не понимаешь? — почти шёпотом переспросил я и, не дождавшись ответа, продолжил: — Да из-за того, что жить не могу! жить не могу без тебя!

Дианна отвернулась, чтобы не смотреть мне в глаза, но я, жёстко сжав её подбородок, развернул её голову обратно.