Умершее воспоминание

— Это хорошие изменения?

— Не могу знать. Но Эв стала более решительной, и это, если рассудить, хорошее изменение.

Я улыбнулся. Да, думать о том, что я смог изменить Эвелин, что наши отношения переросли во что-то очень большое и серьёзное, — это было более, чем просто приятно.

Последний чемодан в машину загрузил мистер Блэк, вызвавшийся помочь нам с Дейвом. Я окинул взглядом пустой автомобиль, затем посмотрел на окна спальни Эвелин и спросил:

— А где Уитни?

— Она уехала, — засмеялся Дейв, — ещё два часа назад.

— Два часа? — с удивлением переспросил я. Время, которое я провёл в спальне Эвелин за размышлениями, пролетело одним мгновеньем.

Захлопнув дверцу машины, Джонни вздохнул и задумчиво сказал:

— Не верится как-то, что Уитни от нас навсегда уезжает…

— Да, — согласился я. — Тяжело смотреть, как рушится семья.

— Ничего не рушится, — замотал головой Дейв, — просто Уитни — давно оперившийся птенчик, которому уже законом природы предначертано вылететь из гнезда. Кажется, и Эвелин скоро выпорхнет, да? — И, улыбнувшись, он дружески пихнул меня в бок. Я только улыбнулся в ответ.

Потом Дейв пожал нам с мистером Блэком руки и, прыгнув в машину, уехал.

— Останешься на ужин? — спросил меня Джонни, проводив грустными глазами зятя.

Сначала я хотел отказаться, но потом вспомнил состояние миссис Блэк, представил, какой непростой период сейчас переживает эта семья, и согласился. Дженна была на кухне, когда мы с мистером Блэком пришли туда. Она постелила новую белоснежную скатерть и уже расставляла на столе тарелки.

— Эвелин не вставала? — спросила она и натянуто мне улыбнулась.

— Ещё нет.

— Пусть детка поспит, дорогая, — сказал мистер Блэк и подошёл к плите, на которой жарилось мясо. — Логан, будь добр, достань столовые приборы.

Я принялся выбирать из ящика ножи, вилки и ложки, как вдруг мы с мистером Блэком услышали резкий вскрик миссис Блэк. Обернувшись, мы увидели её стоящей у стола и держащей в дрожавших руках банку с томатной пастой. На белоснежной скатерти красовалось пятно от пасты.

— Ну, дорогая, — заботливо выговорил Джонни и, подойдя к супруге, забрал из её рук банку. — Может, тебе лучше прилечь?

— Нет, нет, — тихо сказала она и, свернув скатерть, добавила: — Сейчас я постелю новую, а эту застираю. Всё нормально.

Она ушла, а я бросил сочувствующий взгляд на мистера Блэка. Он добродушно улыбнулся и произнёс:

— Выспится и успокоится.

Какое-то время в кухне была тишина, слышно было лишь шипение жарившегося мяса.

— Слушай, я хотел спросить, — прочистив горло, начал Джонни. — У вас с Эвелин… что-то было?

Не ожидая услышать такой вопрос, я выронил из рук вилки и ножи и покраснел; столовые приборы отвратительно зазвенели.

— Вы имеете в виду… — неуверенно проговорил я.

— Да, — прервал меня мистер Блэк и выжидающе на меня уставился.

Не глядя на него, я отрицательно покачал головой.

— Не нужно смущаться, — засмеялся собеседник. — Я же отец. Я должен знать.

— Я п-понимаю… Просто хочу, чтобы вы знали, между мной и Эвелин нет ничего… такого…

— Нет? А я думал… Кхм. Но ты очень изменил её, ты знаешь об этом? Я никогда её прежде такой не видел.

— Какой — такой?

— Мечтательной. В последнее время она всё чаще забывается, летает где-то в облаках, улыбается… На неё такую смотреть приятно.

Я смущённо улыбнулся и опустил голову. Думать о влюблённой в меня Эвелин было непривычно, как-то даже страшно, а потому я постарался думать об этом как можно меньше. А лучше было бы переключиться на что-нибудь другое и вообще об этом не думать.

В то утро, когда мне был назначен приём у невролога, я проснулся с плохим настроением. Ехать в больницу не хотелось, и я настраивал себя на поездку как мог. «Это как приём у стоматолога, — думал я, готовя завтрак. — Да, будет неприятно, но стоит потерпеть. Этот приём пойдёт тебе на пользу. Просто надо немного потерпеть».

Я никому не рассказал про своё намерение посетить невролога, сам не знаю почему. Может быть, мне и самому не слишком верилось в то, что я делал, к тому же я не хотел, чтобы близкие проявляли излишнее внимание к моему недугу. Это раздражало, и я, оповестив всех близких о приёме и обнадёжив их, мог в последний момент струсить.

За руль я сесть не смог из-за головной боли, поэтому до больницы доехал на такси. Перед кабинетом я долго стоял в нерешительности, пока какой-то мужчина, сердито сдвинув брови, не спросил меня: «Ты заходишь или нет?»

Чтобы набраться смелости, я подумал об Эвелин и, улыбнувшись, вошёл в кабинет.

— Доброе утро, — поздоровался я не слишком радостно.

Невролог, мистер Дэниелс, посмотрел на меня и, кивнув, указал на кресло у стола.

— Доброе. Присаживайтесь.

На негнущихся ногах я прошёл к креслу и сел в него. Я чувствовал, что моё лицо было бледнее лунного света.

— Логан, — полувопросительно проговорил невролог и посмотрел на меня, — мистер Хендерсон, верно?

— Верно.

— Вы впервые у меня на приёме, но я думаю, что наше общение будет эффективно влиять на нас обоих. Всё, что требуется от вас сейчас, это честно отвечать на мои вопросы.

Я молча смотрел на него, не зная, что сказать. Внутри у меня будто что-то долго и мучительно растягивалось; мне казалось, что сейчас мистер Дэниелс начнёт задавать глупые вопросы, искать в моих ответах и действиях признаки необоснованной агрессии, начнёт цепляться к каждому моему слову… И, в конце концов, я всё ещё с неприязнью вспоминал своей первый поход к неврологу.

Какое-то время мистер Дэниелс молча заполнял бумаги, после чего снял очки и с добродушной улыбкой взглянул на меня.

— Поделитесь со мной вот чем, — начал он, не прерывая нашего зрительного контакта, — что вас беспокоит в данный момент?

— Я… — растеряно проговорил я, — я ощущаю некую… тревогу.

— С чем это связано?

Я пожал плечами и ответил:

— С моим пребыванием в этом кабинете.

— Вот как. А скажите, мистер Хендерсон, в данный момент вы испытываете какую-либо физическую боль?